«Люди? Как люди могут быть важнее магии?»
«Есть такие люди, которые сами являются узлами огромной паутины. И они могут влиять на нее. Влиять на все вокруг! Но они должны научиться, должны принять свой дар. Это не просто, Дарольд. Но именно эти люди меняют мир! И ты один из них!»
«Я?»
«Да, Дарольд, ты – узел Паутины Судьбы, очень важный узел. И только от тебя зависит, будет ли мир вокруг тебя жестоким или добрым, злым или милосердным… будет ли в нем править несправедливость или правда. Это большая ответственность».
Я почувствовал, что Вар Ло начинает исчезать.
«Вар Ло! Подожди!»
«Я устал, Дарольд. Мне нужно набраться сил».
«Но что мне делать дальше? У меня столько вопросов!»
«Я устал…»
«Куда мне идти?»
«А куда ты хочешь попасть?»
Вар Ло исчез, а меня понесло течением магии куда-то в сторону, и вместо того, чтобы покинуть это неспокойное море, я поддался его силам. Одного я страшился – погружаться в глубину. Скользить по поверхности было легко и безопасно. А вот там, в глубине магии, таилось нечто особое, чуждое человеческой природе. Страшное!
Бывалые рыбаки рассказывали, что так было и в обычном море. Сети иногда вытаскивали на поверхность лютых тварей, от одного вида которых трезвели самые пьяные. Тут не было верха и низа. Сторон света тоже не было. И даже само движение было абсолютным. Я чувствовал его, но не было ориентиров, чтобы понять, куда я двигаюсь и с какой скоростью. Это было странно. Я помнил, что при желании тут можно было подниматься вверх и опускаться в глубину, плыть то в одном направлении, то в другом. Стоило только пожелать.
Я пытался понять то, что открылось мне совсем недавно, и послушно двигался туда, куда несла меня магия. А она, казалось, не обращала на мое магическое воплощение никакого внимания. Просто жила своей жизнью. Лилась, перетекала, изменялась. И я словно растворялся в этом море. Терял себя. И одновременно находил что-то иное, новое, особенное.
«Что мне делать?» – подумал я и тут же вспомнил, с какой ненавистью говорила Ули о нордах. Да полно, о нордах ли? С какой ненавистью она говорила о людях вообще! Что делать с этой ненавистью? Как справиться с ней? Не является ли ее ненависть отзвуком того жуткого, тяжелого чувства, которое овладело мной, когда брат Ордена рассказал о смерти матери?.. И если так, то какие страшные последствия могут быть у этой ненависти? Во что превратится Ули, если даст волю этому чувству? Не будет ли вся ее жизнь уничтожена им?! Но что страшнее, покорность с которой ее сестра, Аги, принимает мир, или то желание бороться с миром, которое владеет Ули? А если она получит власть?
«Как же так вышло? Что нужно было пережить, чтобы так измениться?!»
Я думал об этом с горечью. От осознания того, что сестрам было плохо, мне делалось больно.
Проснулся я как раз с рассветом.
Дово и Лус уже разводили костер и кипятили воду с какими-то корешками.
– Что это?
– Не знаем, – ответили солдаты. – Это госпожа Аги изволили…
Ко мне подошла сестра.
– Травки местные, норды их все время заваривают. Сил прибавляет, и, вроде как, здоровья. У тебя же мальчик один в жару весь… Как же так можно?! Надо же лечить…
У костра, завернувшись в плащ, сидел с виноватым видом Эжен с чашей дымящегося настоя в руке.
– Хорошо. Всем будет полезно.
– Конечно, – радостно отозвалась Аги.
– А где Ули? – я обернулся и обнаружил, что спальные места сестер пустуют.
– Ушла в лес, – Аги пожала плечами.
Я почувствовал беспокойство, пошел по следам, которые хорошо виднелись на свежем снегу. Ули шла неровно. Часто петляла, что еще больше напугало меня. Ее душевное состояние и без того внушало тревогу. Кто знает, что могло прийти в голову женщине, пережившей столько горя и трудностей.
Вскоре я услышал шум и поторопился, опасаясь, что Ули попала в беду. Но потом увидел – сестра, вооружившись мечом, рубила деревья. Она зло истребляла подлесок, одним страшным движением перерубая сучья и довольно толстые молодые деревца. Я и не предполагал, что в ее худом теле таится столько силы. Удар за ударом наносила Ули. Ветки ложились на снег. Наконец она устала, отбросила оружие и закрыла лицо руками.
Под ногой предательски хрустнул сучок.
– Побоялся, что руки на себя наложу? – она не обернулась, голос звучал холодно, зло.
Я не нашелся что сказать, только пожал плечами.
– Не дождетесь, – сказала Ули. – Я еще отомщу. Я так отомщу, что…
Ее голос надломился. Сестра заплакала.
Я мигом оказался рядом, обнял. Забормотал что-то успокаивающее, принялся гладить ее спутанные волосы…
– У меня… – Ули прижала лицо к плащу, слова звучали глухо. – У меня почти ребенок был… Понимаешь?! Ребенок! От этих… Этих животных! Как я ненавижу все это, как же я ненавижу… Я не хочу быть женщиной, Дарольд. Как же я не хочу быть женщиной!
– Что… – я понимал, что спрашивать не стоит, но губы будто бы сам сложили слова. – Что случилось с…
– С ребенком? – Ули подняла лицо и посмотрела на меня так, что сделалось страшно от этого взгляда. – Ты думаешь, я могу родить от… От них?! От тварей этих?! Да ты видел, как они живут?! Ты видел, как они с женщинами обращаются?!
Она еще долго кричала. Ее худые руки вцепились в меня с невероятной силой. Было больно, но я молчал. Ждал, когда сестра выкричится.
Наконец она прижалась к моей груди и глухо прошептала:
– У меня теперь больше не будет детей. Никогда…
Я стиснул зубы. Сейчас я чувствовал, как переливается в сердце вся ее ненависть, как горит внутри, словно магический негасимый огонь. На душе было жутко и тоскливо.
Через некоторое время Ули немного успокоилась. Она обвисла на моих руках, будто силы оставили ее.
– Пойдем, – с трудом выдавил я из себя.
– Да, да… – она запахнула одежду. – Холодно тут… там Аги травки какие-то заварила… хотя… пропади они пропадом, эти травки, – устало сказала сестра и побрела обратно.
Я еще некоторое время смотрел ей в спину, потом отыскал брошенный меч, и двинулся следом.
В лагере было неспокойно. Меня встретил Эйо.
– Где ты был?
– Что-то случилось? – спросил я отрешенно.
– Эймс вернулся из дозора. Норды идут по следу.
Я огляделся. Все были готовы.
Невдалеке ждал Эймс. Я подошел к нему.
– Все так серьезно?
– Более чем, – ответил сержант. – Они поняли, что их кто-то ловко провел. И теперь в бешенстве. Это тот странный случай, когда я не знаю, что делать. – Разве мы не можем затеряться в лесу?
– В их лесу – нет, – Эймс покачал головой. – Это как с рыбой – в воде ты от нее не уплывешь.
– Что предлагаешь?
– В том-то и дело, у меня нет вариантов.
– А если все же попытаться уйти?
– Значит, рано или поздно они нас настигнут.
– Тогда бой?
– Бой будет коротким. Мы все устали, ноги еле тащим. Да и мало нас. Будь у меня хотя бы три десятка, я бы устроил этим дикарям кровавую баню, а так…
Я почувствовал, как засосало под ложечкой. Я тоже прекрасно понимал, что никакого боя не будет. Солдаты измотаны. Я сам едва держусь. Эйо и Эймс, конечно, молодцы, но двоим боя не выиграть. Даже на подготовленном месте.
– Будем уходить.
– Куда?
– К спасению, – ответил я.
Я старался вести наш отряд по местам, где не было снега, но чем дальше мы уходили, тем меньше становилось прогалин. Вскоре ноги начали проваливаться в снег по колено. Теперь мало того, что за нами оставался ясно видимый след, так и идти стало невероятно трудно. Я утешался одним – нордам так же тяжело. А значит, если наш отряд будет достаточно вынослив, норды могут отстать. Но эти надежды не оправдались. Вскоре за спиной послышались крики, а потом наш отряд атаковали. Норды налетели справа, из густого кустарника. Наверное, именно это обстоятельство и спасло отряд. Шевеление кустов и треск сучьев выдали врагов.
Эймс только успел крикнуть:
– К бою!
И тут же с воплями на нас выскочила группа бойцов. У некоторых имелись небольшие круглые щиты. Почти все были с топорами, но в целом норды были без защиты, если не считать кожаных рубах. Назвать это доспехом было трудно. Боевой топор, излюбленное оружие нордов, вещь, безусловно, хорошая. К его достоинствам можно прибавить сильный, сокрушающий удар, приемлемую стоимость и пользу в хозяйстве. Это правда – мечом дров не нарубишь.
Но, увы, топор имеет несколько неприятных особенностей, главная из которых – при неудачном ударе он тянет за собой руку бойца, делая его беззащитным перед более маневренным мечом или саблей. Норды достигли больших успехов во владении этим оружием, но изжить его недостатки не смогли.
Я умело сдерживал натиск сразу двух дикарей. Еще один пытался зайти справа, но наткнулся на взбешенную Ули, которая орудовала коротким копьем. Умелый щитник с легкостью преодолел бы эту преграду, но моя сестра так яростно размахивала копьецом и так зло кричала при этом, что рубящийся против нее бородач спасовал. Это стоило ему жизни. Уловив момент, я сделал ложный замах и, когда норд прикрылся щитом, атаковал мужика, что наседал на Ули. Лезвие меча легко врезалось ему в шею и так же легко вышло, разметав алые брызги по белому снегу. Это была не смертельная рана, но в тот же миг Ули с яростным криком вонзила ему в печень свое копье. Бородач сложился пополам и уткнулся лицом в снег. Сестра грозно крикнула и отскочила. Про себя я оценил ее маневр. Она, как более слабый боец, спряталась за меня, прикрыв мне спину.
