Питт испытывал разочарование, сам не зная почему. Имеющихся данных было недостаточно для ареста Джерома, однако скрывать и дальше все это от Этельстана было уже невозможно. По словам Джерома, сам он в тот вечер был на концерте, и у него не было никаких мыслей относительно того, куда собирался направиться Артур Уэйбурн. Вероятно, тщательная проверка подтвердит его алиби. Не исключено, его видел какой-либо знакомый, а если он возвращался домой не один — например, со своей женой, — будет крайне сложно доказать, что затем он отправился в какое-то неизвестное место и убил Артура Уэйбурна.
Вот в чем заключалось самое слабое место расследования. Пока что не было никаких мыслей насчет того, где произошло преступление. Вне всякого сомнения, нужно было сделать еще очень много, прежде чем получить основания для ареста.
Инспектор ускорил шаг. Можно было представить Этельстану отчет, продемонстрировать прогресс, однако до полной определенности было еще очень далеко.
Этельстан курил превосходную сигару, и весь его кабинет был пропитан ее ароматом. Отполированная до блеска мебель сияла в свете газового рожка, а на сверкающей бронзовой дверной ручке не было ни пятнышка от пальцев.
— Присаживайтесь, — любезно предложил суперинтендант. — Рад, что мы близки к закрытию этого дела. Очень грязного, очень болезненного. Итак, что вам сказал сэр Энсти? Он говорил, речь идет о решающей улике. Что это было?
Питт был удивлен. Он даже не подозревал о том, что Этельстану известно о звонке Уэйбурна.
— Нет, — быстро ответил он. — Не совсем так. Определенно, улика важная, однако ее недостаточно для того, чтобы произвести арест.
— Так что же это? — нетерпеливо сказал Этельстан, подаваясь вперед. — Не тяните кота за хвост, Питт!
Инспектор поймал себя на том, что ему по какой-то необъяснимой причине не хочется повторять Этельстану эту печальную, хлипкую историю. Она была ничем и в то же время всем — чем-то неопределенным и в то же время неоспоримым.
Этельстан раздраженно забарабанил пальцами по бордовой кожаной поверхности стола.
— Младший брат убитого, Годфри, — осторожно начал Питт. — Он говорит, что наставник Джером вел себя с ним чересчур фамильярно, трогал его так, как это делают гомосексуалисты. — Сделав глубокий вдох, он медленно выпустил воздух. — И не раз. Конечно, в свое время мальчик ни словом не обмолвился об этом, потому что…
— Конечно, конечно. — Этельстан остановил его взмахом своей пухлой руки. — Вероятно, тогда он не понял, что это значило, — все это приобрело смысл только в свете гибели его брата. Ужасно… бедный мальчик. Ему потребуется какое-то время, чтобы прийти в себя. Так… — Суперинтендант провел ладонью по столу, словно закрывая что-то, в то время как в другой его руке по-прежнему дымилась сигара. — По крайней мере, теперь мы сможем навести порядок. Не теряя ни минуты, поезжайте и арестуйте этого человека. Несчастный! — Его лицо скривилось от отвращения; он презрительно фыркнул, выпуская носом дым.
— Для ареста этого еще недостаточно, — возразил Питт. — Возможно, Джером сможет предоставить алиби на весь тот вечер.
— Чепуха! — заметил Этельстан. — Говорит, что был на каком-то концерте. Пошел туда один, никого не встретил: вернулся домой уже после того, как его жена легла спать, и не стал ее будить. Абсолютно никакого алиби! Он мог быть где угодно.
Питт внутренне напрягся.
— Откуда вам это известно? — Сам он знал далеко не все из этого, и Этельстану он ничего не говорил.
Уголки губ суперинтенданта тронула легкая усмешка.
— Гилливрей, — сказал он. — Отличный парень. Его ждет большое будущее. И у него хорошие манеры. Он ведет расследование культурно, занимается только тем, что действительно имеет значение — сразу подходит к самой сути дела.
— Гилливрей, — повторил Питт, чувствуя, как у него напрягаются мышцы затылка. — Вы хотите сказать, Гилливрей проверил слова Джерома о том, как тот провел вечер?
— Вам он ничего не сказал? — небрежно произнес суперинтендант. — А должен был. Готов бежать впереди паровоза — не могу его в этом винить. Проникся сочувствием к несчастному отцу — очень некрасивое дело. — Он нахмурился, в свою очередь выражая сочувствие. — И все же я рад, что оно завершено. Можете отправляться производить арест. Возьмите с собой Гилливрея. Он заслужил эту честь!
Питт почувствовал, как у него в груди вскипают ярость и чувство безысходности. Возможно, Джером виновен, однако пока что улик недостаточно. По-прежнему оставалось множество неисследованных вариантов.
— Обвинения против Джерома слишком шаткие, — резко сказал Питт. — Мы даже не знаем, где произошло преступление! Нет никаких косвенных улик, нет ничего, что опровергало бы утверждение Джерома о том, что он находился именно там, где, по его словам, находился. Где происходили эти встречи — дома у Джерома? А где в это время была его жена? И, — начнем с этого, — почему Артуру Уэйбурну понадобилось принимать ванну у Джерома дома?
— Ради всего святого, Питт! — недовольно перебил его Этельстан, стискивая сигару с такой силой, что та согнулась. — Это все детали! Их можно будет прояснить. Возможно, они где-то снимали комнату…
— С ванной? — язвительно уточнил Питт. — Мало какая дешевая комната внаем может похвастаться отдельной ванной, где можно без помех совершить убийство!
— Это ведь будет нетрудно выяснить, так? — отрезал суперинтендант. — В этом и заключается ваша работа — раскапывать подобные вещи. Но сначала вы должны арестовать Джерома и поместить его туда, откуда он не сможет сбежать, чтобы наделать новых гадостей. В противном случае не успеем мы опомниться, как он окажется на борту парохода, пересекающего Ла-Манш, и мы его больше никогда не увидим! Итак, отправляйтесь выполнять свою работу. Или я должен послать вместо вас Гилливрея?
Спорить было бесполезно. Это сделает либо Питт, либо кто-то другой. И несмотря на то что дело было еще далеко не закрыто, в словах Этельстана была правда. Возможны и другие ответы, хотя Питт чувствовал нутром, что это маловероятно. Джером подходит по всем статьям: образ и обстоятельства его жизни обусловливали чувство пустоты, искривление сознания. Недоставало только физической потребности — но никто не мог объяснить, из чего она вырастает и кого соблазняет.
А если Джером один раз пошел на убийство, он, почувствовав, что полиция идет по следу, мог впасть в панику, обратиться в бегство или, что того хуже, убить снова.
Питт встал. Ему было нечего противопоставить начальнику, но, с другой стороны, возможно, сражаться также было и не из-за чего.
— Да, сэр, — тихо произнес он. — Завтра я возьму Гилливрея и отправлюсь за Джеромом — с утра пораньше, но только так, чтобы не поднимать ненужного шума. — Он искоса взглянул на суперинтенданта, но тот не увидел в его словах ничего веселого.
— Хорошо, — сказал Этельстан, с удовлетворением откидываясь назад. — Вот и отлично. Будьте поделикатнее — семье пришлось такое пережить. Разберитесь со всем побыстрее. Предупредите патрульного полицейского, чтобы он ночью присматривал за домом Джерома, хотя я и не думаю, что тот вздумает бежать. Мы еще не подошли достаточно близко.
— Да, сэр, — сказал Питт, направляясь к двери. — Да, сэр.
Глава 4
На следующее утро Питт отправился арестовывать Джерома. Гилливрей шагал рядом с ним пружинистой походкой, радостный и довольный. Питт ненавидел своего помощника за подобное поведение. Арест человека, подозреваемого в таком сугубо личном преступлении, являлся лишь серединой трагедии, которая с этого момента обнажала перед широкой публикой все свои самые сокровенные тайны. Инспектору хотелось сказать что-нибудь такое, что разбило бы вдребезги уютное, безмятежное самодовольство Гилливрея, что-нибудь такое, чтобы тот ощутил в груди настоящую невыносимую боль.
Однако ему на ум не шли слова, способные отразить действительность, поэтому он шел молча, все убыстряя шаг своих длинных, нескладных ног, вынуждая Гилливрея недовольно семенить следом, чтобы не отставать. Однако это мало удовлетворяло его.
Лакей, открывший полицейским дверь, всем своим видом выразил удивление. У него был вид хорошо воспитанного человека, у которого на глазах кто-то совершает вопиющую бестактность, однако его собственные понятия о правилах приличия заставляют его сделать вид, будто он ничего не заметил.
— Да, сэр? — спросил лакей, не впуская их в дом.
Питт уже решил, что нужно будет сначала поставить в известность Уэйбурна, прежде чем производить арест; так будет проще, а также более вежливо, и, возможно, впоследствии этот жест окупится сторицей — до конца было еще далеко. Имелись серьезные подозрения, оправдывающие необходимость ареста. Существовало только одно разумное решение, однако впереди предстояли еще долгие часы расследования, прежде чем можно будет рассчитывать на какие-либо доказательства. Необходимо было выяснить еще множество деталей, как, например, то, где было совершено преступление, и почему именно в тот момент. Что именно ускорило развитие событий и привело к акту насилия?
