Вскоре на аэродроме приземлился По-2, на котором прилетели командир дивизии Правдин с инженер-майором Кимом для. расследования катастрофы. Правдин после моего доклада посочувствовал:
— Какое несчастье! Хорошо, что упал не на село, — и, взглянув на инженер-майора, пояснил: — Он мужик дотошный, в технике разберется, а мы с тобой займемся летными делами. Сначала пешочком пройдемся по последнему пути Кудрявцева и посмотрим останки машины.
— Мне надо посмотреть документы: летную книжку Кудрявцева, формуляр самолета и мотора, — сказал инженер.
На полпути к месту катастрофы нас догнали Бутов и механик разбитого самолета Зонтиков.
— Товарищ полковник, — обратился Бутов к командиру дивизии, — разрешите доложить командиру полка?
Правдин остановился и, внимательно оглядев обоих, с подчеркнутой официальностью ответил:
— Разрешаю.
— Товарищ майор, капитан технической службы Бутов, исполняющий обязанности старшего инженера полка, с механиком самолета погибшего летчика Кудрявцева старшим сержантом Зонтиковым прибыли по вашему приказанию.
Комдив поздоровался с ними, спросил:
— Вы были на месте катастрофы?
— Были, — вразнобой ответили они.
— Как вы думаете, товарищ старший сержант, — обратился Правдин к Зонтикову, — по вашей вине разбился командир экипажа или же он сам допустил ошибку?
Зонтиков от такого прямого вопроса смутился, но ответил откровенно:
— Мой командир летал отлично. Я недавно стал механиком. Может, чего-то недосмотрел.
— А вы что скажете? — обратился Правдин к Бутову. Он вздрогнул, поморщился и нервозно ответил:
— Я тоже старался. Но катастрофа есть катастрофа. Надо докапываться до истины.
— Правильно. Надо докапываться, — согласился комдив и взглянул на меня: — Они вам сейчас нужны?
— Нет.
— Тогда идите и оба представьтесь инженеру дивизии Киму. Он находится в штабе полка.
— Не пойму, — заговорил Правдин, когда они ушли, — самолеты пошли сложные, а их хозяева — механики срочной службы. Временные люди в армии, учились сложной и ответственной профессии меньше года. А современному самолету хозяин нужен образованный.
— Такое было и с летчиками, — заметил я. — Перед самой войной их стали выпускать из училищ сержантами. И только война ошибку исправила. Наверно, скоро будет так и с механиками самолетов. Вот на моей машине работает младший лейтенант технической службы Иващенко. Парень образованный, начитанный, не сравнишь с Зонтиковым. На войне работал механиком, после экстерном сдал экзамены за училище. Я в нем уверен. У него и слов таких нет: «сплоховал», «недосмотрел», «упустил из виду»…
— Пожалуй, зря после войны демобилизовали опытных механиков, — продолжил Правдин. — Пусть бы, как твой Иващенко, подготовились, сдали экзамены и офицерами остались в кадрах.
2.
Когда Правдин, Алесюк и я подошли к месту катастрофы, из местного населения там остались только три человека: молодой мужчина с левой рукой-култышкой и женщина с мальчиком. Мужчина сразу подошел к нам и, вытянувшись, представился Правдину:
— Товарищ полковник, я бывший летчик-истребитель. Во время войны летал на Ла-пятом. В июле сорок четвертого был здесь сбит. Меня подобрала, — он показал на женщину с мальчиком, — девушка… Потом мы поженились. Сейчас живем в этом селе. Я работал в огороде и видел, как разбился самолет…
О катастрофе он рассказал почти то же, что и командир эскадрильи Аристархов, добавив только:
— Летчик специально отвернулся, чтобы не врезаться в дом. Это подвиг…
Подвиг! Тогда у всех была свежа память о войне, люди еще жили войной. И подвигом тогда считалось то, что делалось только на войне ради победы. Вот почему мы, офицеры, когда услышали о подвиге летчика, невольно переглянулись. Это почувствовал наш собеседник и в недоумении спросил:
— А что, разве не так? Пожертвовать собой, чтобы спасти других, уберечь от пожара село?
— Это подвиг, дорогой товарищ, — подтвердил Правдин и, пожимая руку бывшему летчику, поблагодарил за помощь в расследовании катастрофы и предложил ему вместе посмотреть, что осталось от самолета.
— Стой! — крикнул часовой, держа автомат наготове.
— Эх, черт возьми! — с огорчением произнес Алесюк. — Я же начальника караула предупредил, чтобы никого к самолету не подпускать. А потом забыл его пригласить с нами. Сейчас за ним съезжу.
Когда Алесюк привез начальника караула и тот отдал часовым нужное распоряжение, мы осмотрели место падения Ла-7. Ои ударился о землю крылом, перевернулся и прокатился по земле. Крылья, хвост и фюзеляж рассыпались в полосе длиной около ста метров. Мотор и кабина летчика сохранились, но кабина была сильно помята. После осмотра места катастрофы Правдин сказал:
— С летчиком все ясно. Человек умел управлять не только самолетом, но и собой, решение принял за какое-то мгновение.
— А для того чтобы отвернуть машину и сесть в поле, у него не было ни скорости, ни высоты, — дополнил я.
— Осталось инженеру Киму выяснить причину отказа мотора, — заключил комдив.
Ким уже закончил просмотр нужных документов и беседовал с исполняющим обязанности инженера полка Бутовым. При нашем появлении оба встали из-за стола. Бутов стоял с опущенной головой, нервно кусая губы. Он чувствовал свою вину. Низкорослый Ким рядом с ним казался воплощением спокойствия. Его спокойствие в напряженном разговоре объяснялось знанием инженером своего дела. Ким без лишних слов и сомнений предложил:
— Прошу немедленно отстранить Бутова от исполнения обязанностей инженера полка и решить, можно ли допустить его до работы старшим техником эскадрильи.
— Откуда такая поспешность? — спросил комдив.
— Это, товарищ полковник, не поспешность, а мое убеждение. После увольнения Спиридонова в запас в полку поставили на «лавочкины» три новых мотора. Бутов обязан был лично проверить правильность установки двигателей и сделать в формулярах запись о допуске самолетов к полетам. Он этого не сделал.
— Почему? — жестко спросил Правдин.
— Времени не хватало, товарищ полковник. Я инженером полка работаю по совместительству.
— По совместительству, — как бы про себя, тихо повторил Правдин и, глядя на меня, приказал: — Пока освободите его и от совместительства, и от работы в эскадрилье. Дальше видно будет. — И тут же спросил Кима: — А что с летной книжкой Кудрявцева?
— Все в порядке. Зачет по знанию самолета и мотора принят недавно. Оценки хорошие, — ответил Ким.
В это время позвонил врач и доложил, что труп Кудрявцева обследован. Других причин смерти летчика, кроме травм при катастрофе, не обнаружено. Я доложил об этом командиру дивизии. Правдин к этому времени посмотрел летную документацию. Все записи были сделаны правильно и своевременно.
— Мне ясно, — сказал комдив, — что в полку летная работа организована хорошо. А вот инженерно-техническая служба хромает. Я постараюсь прислать вам инженер-майора Теребилова. Он прибыл по замене в другой полк, но придется его послать к вам.
На другой день в кабинет ко мне вошел младший лейтенант технической службы Иващенко и передал, что инженер дивизии просит меня приехать к нему. Мотор и кабина летчика разбитого истребителя стояли на невысоких деревянных козлах, были тщательно промыты. Ким, подойдя к мотору, указал на одну из деталей:
— Вот причина катастрофы.
Я внимательно осмотрел длинную трубчатую тягу, идущую от кабины летчика к рычагу управления двигателем. Они соединяются между собой гайкой, имеющей отверстия, через которые полагалось соединить тягу с рычагом управления двигателем. Инженер пояснил:
— Контровки не было, — и показал небольшой шплинтик. — Вот такая штучка не была поставлена. От вибрации гайка отвернулась, мотор потерял тягу. — Ким взглянул на стоящих рядом Бутова и механика разбитого самолета Зонтикова. — Согласны?
— Согласен, — тяжело вздохнув, ответил Зонтиков. — Я знал, что надо законтрить, но позабыл.
— Позабыл, позабыл, — проворчал Бутов. — И я тоже. Из-за этой мелочи под трибунал попадем.
— Мелочей в авиации нет, — сказал задумчиво Ким.
Я невольно подумал, что правильно делаю, ставя в кабине самолета на сектор управления двигателем резинку. Когда по какой-либо причине мне приходится снять руку с сектора газа, резинка начинает увеличивать тягу. Это дважды спасало мне жизнь. Я спросил инженера:
— Почему бы конструкторам не придумать такое устройство, которое в случае повреждения тяги управления двигателем не давало ему переходить на малые обороты? Кудрявцев сумел бы набрать высоту, выключить мотор и нормально приземлиться.
Ким согласился:
— Об этом часто говорят, но конструкторы не слышат…
3.
Чрезвычайное происшествие позволило нам сделать разбор полетов только на четвертый день, когда была выяснена причина катастрофы и похоронен Кудрявцев. В казарму были приглашены летчики, техники и механики самолетов. Первым выступил инженер Ким, объяснил причину отказа мотора. Потом говорил я:
