в Минусинской котловине и буряты в Забайкалье приносили жертвы около писаниц в дни осенних и весенних праздников{60}. Подновление древних рисунков в Зараут-камаре, Кобыстане и на Каменных островах совершалось скорее всего в какие-то определенные сроки. Австралийцы «ретушируют» пещерную живопись весною. По их поверьям, если ее не освежить, летом наступят засуха и голод{61}.
Не случайно и то, что большинство петроглифов находится на утесах, обращенных на юг или восток — к солнцу, а на скалах много танцующих фигур. Таковы человекоподобные существа со звериными ликами на росписях и гравировках во французских пещерах — колдуны в масках, разыгрывающие перед охотой магическую пантомиму (если принять интерпретацию, подсказанную этнографическими параллелями), танцоры, акробаты, трубачи на гравировках Южной Швеции.
Древнейшие кобыстанские композиции — это нечто вроде хороводов: ряды взявшихся за руки людей, с луками, надетыми через плечо. На гравюрах конца мезолита пли начала неолита в Кобыстане мы найдем сходные рисунки, но уже в комплексе с другими. Внизу маленькие человечки охотятся и тащат на себе убитых животных, наверху — они же пляшут, держась за руки (рис. 15). Хороводы есть и среди петроглифов периода металла в Чулакских горах Казахстана{62}, в Шишкине на Лене и на Каменных островах Ангары. В урочище Тамгалы под Алма-Атой, кроме групповых, запечатлены и сольные танцы ряженных в шкуры людей, потрясающих бубнами над головой{63}.
Так понятия «искусство» и «праздник» оказываются связанными между собой с самого начала. Суровая, полная жестокой борьбы за существование жизнь первобытного человека время от времени разряжалась бурным весельем, музыкой, пляской, пантомимами в те дни, когда зима шла на спад, когда возрождалась природа, когда завершался сбор урожая.
* * *
Может сложиться впечатление, что от каменного до железного века тематика гравировок и росписей совсем не менялась. Разумеется, и этот вид искусства эволюционировал, но, действительно, намного медленнее, чем хозяйство и общество, да и некоторые области творчества — орнаментация, например.
На рубеже II и I тыс. до н. э. население Азербайджана было уже знакомо с металлом, земледелием, скотоводством; родовой строй распадался, а сюжеты кобыстанских петроглифов остались почти такими же, как и в мезолите. Вместо пеших лучников, целящихся в быков, теперь рисовали всадников с копьем и вилами, преследующих козлов и оленей. Объясняется это тем, что мы имеем дело не с импровизациями свободных художников, а с отражением в искусстве очень устойчивых обрядов.
В XIX в. в Ярославской губернии был записан охотничий заговор: «Стану я сзывать своих слуг-сторожей… большеухих и малоухих, рогатых и косолапых, хвостатых и шерстатых — загонять в мои ставушки-ловушки и в булатные клепы, чтобы все были пути-дороги, перебеги и их игрища обставлены, заставлены, чтобы попадались в мои ставушки и ловушки и булатные клены лисицы-красовицы, куницы черные, зайцы белые, зайцы серые, рыси пестрые, волки серые, медведи бурые. Поклонюсь своим пригонщикам и загонщикам до мать-сырой земли, чтобы они всех зверей замахивали, заганивали во все мои ставушки… чтобы мимо моих ставушек… не пробегали, не проскакивали… Пусть им кажется: по ту сторону — огонь, по другу — стена, сзади — калена стрела»{64}. Русские крестьяне, хлебопашцы в сотом поколении, собираясь на промысел, шептали заклинания, восходящие по меньшей мере к неолиту, взывали к каким-то зооморфным помощникам. Эти таинственные «большеухие» и «хвостатые» «сторожа» не кто иные, как благожелательные к охотнику полулюди, полуживотные, вроде персонажей палеолитических росписей.
Поздние наскальные изображения Кобыстана, Сибири и Средней Азии — прямая аналогия ярославскому заговору. И тут, и там повторяется древняя доземледельческая обрядность. Как русские мужики обращались к хозяевам зверей, так и обитатели Азербайджана копировали мезолитический церемониал поражения нарисованного зверя. Новое сводится только к упоминанию в заговоре булатных капканов и к появлению фигур всадников с бронзовыми вилами на гравировках Кобыстана. Уже в XIX в. этот район был излюбленным местом охоты на джейрана у бакинских и шемаханских ханов. До сих пор функционируют кобыстанскне святилища. Неудивительно, что две тысячи лет назад приезжавшие сюда охотники начинали свой день с совершения традиционных магических ритуалов.
Не отличались в этом отношении от Кавказа Сибирь и Средняя Азия. На одном из поселений земледельческо-скотоводческой андроповской культуры в бассейне Иртыша при раскопках встретилось очень много костей дикого козла — архара. Больше всего силуэтов архаров и на петроглифах Казахстана и Средней Азии. Даже во дворце бухархудатов VII в. и. э. в Варахше на алебастровом декоре вырезаны горные козлы, пронзенные стрелами. На Лене в VI–X вв. курыканы не раз добавляли к Шишкинским писаницам сцены охоты на лосей и косуль. В промысловую магию верили по-прежнему, и искусство столетие за столетием должно было обслуживать на редкость архаические культы.
Тем по менее наскальная живопись и гравюра эволюционировали. В палеолите носорог и 11 мамонтов были показаны в Каповой пещере каждый сам по себе (рис. I). В мезолите от одиночных изображений сделали шаг к многофигурным композициям. В Зараут-камаре и Кобыстане — это лучинки, убивающие быков (рис. 14, рис. II), в Каменной могиле — стада быков и оленей (рис. на обложил? книги). Еще сложнее некоторые енисейские петроглифы железного века. Большая Боярская писаница построена по принципу панорамы. Сразу охватить ее глазом невозможно. Этот длинный фриз надо осматривать постепенно, участок за участком. Сибирские мастера I тыс. до н. э. проявили подлинную изобретательность и нащупали новый метод медленного развертывания, лежащий в основе музыки и художественной литературы. Средневековая писаница у Подкаменного улуса говорит о знакомстве ее создателей с правилами перспективы: изображения бегущих коров заходят одно за другое и уменьшаются. Итак, развитие по восходящей линии налицо.
Но весьма наглядны и свидетельства регресса. Несмотря на обобщенность фигур мамонтов Каповой пещеры, лошадей Кобыстана, быков Зараут-камара, они воспринимаются как произведения первобытного реализма, как закрепленное на камне свежее непосредственное впечатление художника. При всем желании этого не скажешь о поздних гравировках с безоаровыми козлами в Западном Прикаспии пли бесчисленных козликах на скалах Армении, Казахстана, Таджикистана, Тувы. Здесь перед нами лишь условные идеограммы. Люди эпохи бронзы в Азербайджане и Дагестане высекали на утесах подобие буквы и или арки, а на ее углу помещали два полукружия рогов (рис. 16). В Средней Азии выбивали пару соединенных вершинами треугольников, а над ними такие же полукружия.
На палеолитических росписях пещеры Ляско во Франции бизоньи копыта и рога трактовались чуть ли не 20 способами. Среди наскальных рисунков бронзового и железного века нет такого разнообразия и, напротив, выделяются целые серии почти тождественных силуэтов и контуров. Творчество вытеснялось каноном, сухой формальной схемой.
И это, и отмеченная выше на материалах Кобыстана тенденция к уменьшению
