– Дартон всегда будет верен своему долгу. А что слышно о Стоуне Лунте? Прошлый раз ты говорил, что он, вроде, объявился в Поднебесных Зубьях, и был милостиво принят ланграксом Винтом Бригором.
– Ещё бы, родственник все-таки. Хотя… всякое бывает. Стоуну Лунту теперь долго придётся сидеть в Жёлтом Замке – ранняя зима в этом году уже закрыла все перевалы в горах. А иначе Палий давно приказал бы выслать туда пару сотен кланторов, чтобы схватить самозванца именем Повелителя. И я ничуть не удивлюсь, если на пути в столицу тот сорвется в какую-нибудь пропасть, пытаясь сбежать – наш Палий всегда был знатным выдумщиком.
– Да, хитрости ему не занимать… Тем более не понятно, как он так оплошал с мальчонкой?
– Ваша милость, неужели больной зуб, паршивец он эдакий, всё-таки повредил ваш блестящий ум? Что-то подсказывает мне, что наш Повелитель не так прост, и конец его игры будет весьма неожиданным…
Урсий, когда был ещё относительно трезв… или относительно пьян?… опять же шёпотом поведал, что Палий страшно зол на всё семейство Вермоксов, намертво присосавшихся к трону. А Кронария, чьи мозги всё больше и больше усыхают с рождением очередного ребёнка, просто извела его своим нытьём, прося всё новых и новых подарков для своих родственничков. Вам не кажется, что Палий одним ударом хочет покончить с ними со всеми?
Хортон удивлённо посмотрел на собеседника, чья обычная весёлость сменилась на миг полной серьёзностью.
– А ведь ты вполне можешь оказаться прав, Бракар, очень даже прав, – от нахлынувших мыслей Хортон поднялся и начал быстро шагать по залу, меряя его от окон до стены с гобеленами и обратно. – Покончить одним ударом… Занятно и вполне допустимо. Неужели Вермоксам это не приходит в голову? Даже в не самую глупую голову Енарии, благочестивой матери всего семейства?
– Эта милая старушенция уже снабдила невестами чуть ли не все благородные фамилии Нумерии, и теперь, как паук, сидит и смотрит, какая ещё живность зашевелится в её паутине. В прошлом месяце ей стукнуло восемьдесят три, и боюсь, что разумность и осторожность ей стали очень сильно изменять… Иначе её правнучка Кронария вела бы себя несравненно тише.
– Ну, и кого твой друг определил в отцы нашего Наследника?
– Претендентов много, но народ перемывает кости троим – Хайрелу Беркосту, сыну Главного сигурна Высшего совета, Сидраку Тортрану, сыну Ортении, любимой сестры Палия, и Галигану Освелу, наследнику алмазных шахт Триании. Их всех, якобы, видели ранним утром у потайной двери в покои Кронарии. Не плохой выбор, однако… Да, Палию придется попотеть, назначая виновного.
– Бракар, длительное поглощение дармового вина явно сказалось на твоих мыслительных способностях! Ты меня удивляешь! Обычно в таких ситуациях виновным назначается человек, не имеющий никакого отношения к этому делу, но случайно оказавшийся не в то время и не в том месте.
– Ваша милость, как всегда, прав. Думаю, мы увидим всё это, и уже очень-очень скоро. А пока девицы на выданье по всей Нумерии могут начинать пудрить носы и шить наряды, – Бракар снова хихикнул и весело потёр ладони. – Да, поторопились вы с госпожой Арелой выдать малышку Серену замуж.
– Бракар, этой старой бочке с дерьмом лучше подошла бы сама моя любимая жёнушка, – Хортон невесело улыбнулся. Он перестал мерить комнату и снова уселся в кресло.
– Мой господин позволит полюбопытствовать, что же натворил мальчишка, которого вы допрашивали? Мне он показался очень напуганным. И каким-то… нездешним.
– Он был крайне дерзок, но говорил удивительные вещи, о которых никто из нас даже не слышал. Возьми записи и сам прочти.
Бракар легко поднялся, подскочил к столику писаря и, взяв листы, начал читать. Чтение сопровождалось бурчанием: «Занятно… Вот как… Интересно, что это такое… О-ля-ля…» и пощипыванием мочки уха, что у него всегда выражало крайнюю степень озадаченности. Хортон со своего кресла следил за этими действиями, потирая правый висок тонкими длинными пальцами.
Закончив, Бракар положил записи на место и вернулся на свой стул. В зале повисла тишина, нарушаемая только доносящимся с улицы гомоном. Выждав какое-то время, вейстор прервал молчание:
– Ну, и что ты обо всём этом думаешь?
– Если мальчишка не сумасшедший, и ничего не сочиняет, то это происшествие можно назвать чудом. Я не могу пока объяснить, кто он и как попал к нам из своей неведомой страны, но уверен в одном – вряд ли он мог завалить Одноухого Дрона. Этот верзила одной левой сделает лепёшку из десятка таких дохляков, при этом правой успешно отбиваясь от воина, покруче вашего Борга. Думаю, он не врёт, что нашёл нож и рубаху в домике. Кого-то отправили за Дроном?
– Да, Борг соберёт ватагу из охотников, и сегодня же они отправятся в дальний лес. И если сварг не врёт, то придётся его отпустить.
– Мне было бы весьма любопытно с ним побеседовать. Если мне не изменяет память, год назад надсмотрщик Шишка с сенторийской каменоломни, которому Жареный Ворт свернул нос по пьянке, рассказывал, что у них появился очень странный парнишка, чудно одетый и говоривший удивительные вещи.
Так вот, этого мальца однажды чуть не прибил за враньё вечно пьяный Кулак, старший надсмотрщик каменоломни Милашка, когда тот стал говорить, что по небу можно летать на железной птице, в пузе которой может поместиться вся их каменоломня. Я не особо слушал болтовню этого Шишки – мало ли чего пьяный нагородит. Да и Ворт приложил его пару раз головой о стену так, что последние мозги, скорее всего, расплющились… Интересно, что с тем парнишкой стало?
– У тебя же везде есть друзья, вот и выясни. А с этим… Ником… подождём, завтра к вечеру охотники должны вернуться.
Бракар встал и, озадаченно бормоча под нос «занятно, занятно…», направился к двери, забыв попрощаться с вейстором, что с ним, впрочем, случалось довольно часто.
Мелеста
От услышанного сердце заколотилось так, что Мелеста испугалась, что его звонкие удары услышат мужчины по ту сторону гобелена. Она совершенно точно где-то уже слышала эти названия – Москва и Россия. Стараясь не дышать, чтобы не пропустить ни одного слова, она замерла в своём убежище.
В две дырочки, прорезанные в гобелене как раз на месте глаз гордого оленя, в бешеном прыжке пытавшегося сбросить с себя лапы могучего чёрного медведя, ей было хорошо видно всё происходящее. Пятеро мужчин выслушивали ответы худого нескладного подростка, вытащенного вчера из копны сена и обвинённого в убийстве – подумать только кого – Одноухого Дрона!
Мальчишка в длинной, ниже колен, широкой рубахе и огромных не по размеру сапогах, странно выговаривал слова и звонким голосом на грани истерики пытался доказать, что он знать не знает Одноухого, и уж, конечно, не думал его убивать.
Посмотрев на лица судей, Мелеста поразилась холодной ярости, сверкнувшей в глазах салвина Кадура, и невольно поёжилась – этот человек вызывал в ней неподдельный ужас, как мерзкая кобра, начавшая свой смертельный танец. Никогда не знаешь, в какой момент ждать от этой гадины стремительного броска.
Её любимый муж, как всегда, пребывал в состоянии полудрёмы-полубодрствования, и сейчас, развалившись в кресле и слегка покачивая ногой, наблюдал за мальчишкой, прикрыв глаза. Мелеста передёрнула плечами. Она до сих пор была сбита с толку событием, произошедшим вчера вечером в её спальне, и никак не могла понять, что бы это значило.
Вчера, как обычно перед сном, она выпроводила из комнаты Тану, отвлекавшую её своей болтовней, и сидела у маленького столика, занимаясь своим самым любимым делом – писала стихи. Мелеста никому не говорила о своём увлечении, боясь грубости и насмешек, но только в этих незамысловатых строчках она могла передать всю горечь своего существования и сжимающую сердце жажду любви. Стихи её получались лёгкими, как утренний ветерок, и грустными, как оторванные крылья бабочки.
Внезапно распахнувшаяся дверь впустила её драгоценного мужа, который, не говоря ни слова, схватил её за руку и поволок на кровать. Мелеста не стала сопротивляться, зная его жестокий нрав. Сцепив зубы, она отвернулась и стала смотреть на стену, моля только об одном, чтобы он скорее закончил.
