Берзин выступал сразу же после Тухачевского:
— Михаил Николаевич прав, конечно, когда говорит о ряде недостатков в нашей разведывательной работе. Объективно это вполне понятно, так как наша разведка еще молода; она имеет всего лишь 5–6 лет. Если до сего времени в нашей работе мы и имели неправильные уклоны, то они объяснялись главным образом тем, что жизнь страны в это время и международная политическая обстановка ставили специфические задачи разведке и таким образом давали разведывательному аппарату своеобразную установку. Но начиная с 1926 года мы уже взялись за военизацию нашей разведки, проведя это через ряд организационных мероприятий, построение плана добычи и обработки материалов. Конкретно в круг нашей деятельности сейчас уже входят оперативные вопросы, изучение службы связи, железных дорог.
Ответ начальнику штаба дан. Ответ вежливый, тактичный, без излишней откровенности, которая и не нужна при подчиненных. Конечно, в разговоре с Тухачевским без свидетелей он скажет все, что думает о военной разведке и ее работе. А сейчас надо сказать о том, что его очень беспокоило: о работе военной цензуры, которая должна была поставить заслон болтливости печати. Слишком большая откровенность газет, журналов, книг, пишущих о Красной Армии, могла в будущем стоить очень дорого.
— Еще один важный вопрос — изучение того, что дает военная разведка. В этом вопросе приходится отметить, что у нас еще нет единого метода и системы использования материалов для изучения иностранных армий. Третий вопрос нашего совещания — о военной цензуре. Отмечу и здесь, что наша пресса раскрывает военные секреты больше, чем всякая другая пресса. Помещаются иногда такие организационные детали, которые массовому читателю вовсе неинтересны, но они интересны для противника, который их изучает и, не добывая даже секретных материалов, может хорошо знать Красную Армию. Военная цензура в настоящее время занята ограждением нас от этого демаскирования, но аппарат цензуры настолько еще слаб, что нам придется помочь ей в работе.
Берзин высказал все, что считал нужным, и теперь внимательно слушал доклад Никонова. Он был не только начальником самого большого по численности, но скромного по названию информационно-статистического отдела, но и помощником Берзина с ноября 1924 года. Уже больше двух лет они работали вместе в одной упряжке, во всем полагаясь друг на друга, помогая и советуясь друг с другом. Нередко спорили, когда Никонов отстаивал свою оценку полученной информации, свой анализ международных событий. Случалось, что, используя обширную информацию международной прессы, начальник отдела совершенно по-новому давал оценку тем фактам и документам, которые добывались агентурным отделом. И Берзин часто соглашался с его оценками событий и фактов.
Никонов говорил немного суховато, четко и сжато формулируя свои мысли и положения доклада. Чувствовался стиль его довоенной профессии: проповедника и учителя.
— В своем докладе я хочу обрисовать положение работы по изучению иностранных государств в центральном органе военной разведки РККА и наметить некоторые исходные данные для установления единого подхода к изучению иностранных государств в войсковых штабах и частях РККА. 4-му Управлению Штаба РККА приходится выполнять целый ряд весьма сложных и многообразных задач, среди которых наиболее важное значение имеют добыча и обработка материалов, необходимых для составления плана войны и оперативной работы Штаба РККА, а также накопление, систематизация, обработка, издание и распространение материалов, характеризующих организацию и боевое использование вооруженных сил вероятных противников СССР и театра военных действий для надлежащей подготовки РККА к войне.
Наконец, 4-е Управление является также тем органом, в обязанности которого входит тщательное наблюдение за всеми изменениями международной политической обстановки, которые могут затронуть интересы СССР и отразиться на его внешней безопасности. Своевременное предупреждение Реввоенсовета и правительственных органов СССР обо всех подобного рода изменениях доставляет немало забот и отнимает немало сил у центрального органа разведки. Уже из этого краткого перечня основных задач, лежащих на 4-м Управлении, ясно, насколько велика по своим размерам его работа и насколько многообразны те требования, которые к нему предъявляются.
Берзин вслушивался в цифры, которые приводил Никонов. Они впечатляли. 250 тысяч листов агентурных материалов за прошлый год. По четыре тысячи на каждого сотрудника отдела — слишком большая нагрузка. Но здесь уже ничем нельзя было помочь. Ни нарком, ни Реввоенсовет не пойдут на дальнейшее увеличение штатов Управления. И военный бюджет, и штаты РККА сведены к минимуму. Как руководитель военной разведки, он хорошо знал, что численность армии, центрального аппарата НКВМ недостаточна. Но увеличение РККА даже на несколько тысяч человек — функция «инстанции». Только она вправе принимать такие решения. И здесь не поможет и начальник Штаба РККА, хотя и на него цифры, приведенные Никоновым, произвели сильное впечатление.
Никонов подвел итоги своего доклада и перешел к оценке сил возможных противников на западных границах Союза. И сразу же заволновались Петрусевич, Рябинин и Баар. Три крупнейших западных пограничных округа, разведывательными отделами которых они руководили, граничили с возможными противниками. И для них, конечно, было очень важно знать, насколько полной была информация о возможных противниках в Москве.
— В настоящее время, — продолжал Никонов, — 4-е Управление располагает колоссальным запасом материалов и сведений, накопленных в течение ряда лет работы; эти материалы и сведения уже дали возможность изучить большинство вопросов, интересующих высшее военное управление СССР. Значительное количество материалов уже обработано и опубликовано в виде справочников, монографий, периодических изданий, докладов. Однако не менее значительная часть материалов ждет еще обработки и использования. Наиболее важный противник СССР — Польша — изучен во всех отношениях с весьма большой деятельностью и степенью достоверности. Нам документально известна вся существующая организация вооруженных сил Польши, имеются очень важные и крайне редкие даже и у наилучшим образом поставленной разведки документы, касающиеся мобилизации и предполагаемого стратегического развертывания польской армии.
Что касается других сопредельных стран, то наибольшие достижения имеются вслед за Польшей в отношении изучения Финляндии, Эстонии и Латвии. Несколько слабее и менее систематично при весьма ограниченном количестве документов освещается Румыния, условия работы в которой для нашей агентуры крайне неблагоприятны, но в отношении Румынии есть основания надеяться на улучшение работы.
Заканчивался первый день совещания. Стояли, разговаривали, обменивались впечатлениями. Баар, Рябинин и Петрусевич о чем-то беседовали в углу зала — когда еще удастся встретиться втроем и поговорить о своих разведывательных делах, поделиться опытом и информацией. Никонов и Пугачев говорили о событиях в Китае. Налет китайской полиции на советское посольство в Пекине поворачивал китайскую политику СССР в новое русло. И Пугачеву, курировавшему восточное направление в Штабе РККА, хотелось знать мнение Никонова, считавшегося в Управлении авторитетным специалистом по Китаю. Тухачевский и Берзин стояли у окна.
— Хороший доклад получился у Александра Матвеевича, Ян Карлович. Четко, ясно, с солидными выводами. И приводимые цифры впечатляют. Я не знал, что у отдела такая напряженная работа.
— За последний год объем агентурной информации увеличился почти вдвое, Михаил Николаевич. Объемы обрабатываемых материалов растут, а людей у Никонова столько же. Ему надо добавить людей, подобрав опытных и квалифицированных работников.
— Я понимаю ваше желание помочь Александру Матвеевичу, но сейчас это невыполнимо. Свободных должностей в штатном расписании Штаба РККА нет. У оперативного управления такое же положение — объем работы резко возрос, а людей осталось столько же. Если «инстанция» примет решение об увеличении численности РККА, тогда можно на что-то надеяться, но не раньше.
Высказав руководителю разведки то, что он считал нужным, Тухачевский сменил тему разговора:
— Очень хотелось бы послушать доклад Лангового, Ян Карлович, о военной цензуре и дезинформации в разведке, но, к сожалению, совсем нет времени. Прошу прислать мне экземпляр стенограммы совещания, чтобы ознакомиться с докладом. И, кстати, вам надо принять меры предосторожности и при печатании, и при рассылке, чтобы ни один экземпляр стенограммы не ушел «на сторону».
На следующий день Берзин внимательно слушал доклад помощника Никонова Александра Лангового о военной цензуре, о разглашении военных тайн в газетах, журналах и книгах и о дезинформации как мощном и очень результативном, в случае успеха, оружии разведки. Докладчик говорил об агентурной дезинформации и дезинформации через прессу, приводил исторические примеры, говорил о военной цензуре и сохранении военной тайны в печати. К сожалению, у многих представителей комсостава РККА представление о военной тайне, о том, что можно и что нельзя публиковать в печати, полностью отсутствовало. О сохранении военной тайны не говорили на лекциях в Военной академии, и большинство ее выпускников имело об этой проблеме весьма смутное представление.
