На площади зажгли фонарики, затмевающие сверкание звезд и отодвигающие ночной мрак куда-то вдаль, за никому не ведомую черту. По периметру площади расставили столы, ломящиеся от угощений. Чуть вдалеке стояли низкие достарханы, окруженные диванами. С водруженным по центру стола кальяном, готовым заполнить ароматным дымов лёгкие курильщиков и воздух вокруг.
Мужчины, что постарше, отцы семейств, которым не свойственны забавы юности, могут прилечь на диван и насладиться кальяном, попивая крепкийчай и наблюдая за развлечениями молодёжи.
Для женщин были накрыты отдельные столы, окруженные стульями с высокими спинками, ибо не престало им возлежать в присутствии мужчин и посторонних. Сладости, которых можно только пожелать, в изобилии красовались на столах. Холодный лимонад и горячий чай служили прекрасным дополнением к лакомствам.
Уже слышался издалека перебор настраиваемых уда, дутара и лютни. Раздавался рокот барабанов-дарабук, которые станут отбивать ритм танца.
На площади стали появляться первые жители Махтанбада и его гости. Они еще не были готовы предаться безудержному веселью, а стояли группами, о чем-то тихо переговариваясь и осматриваясь.
Первые старики заняли места у достарханов. Над площадью поплыл сизый дымок от разожженного первого кальяна.
***
— Где же Камиль? — Тиана огляделась по сторонам, словно надеялась, что муж выйдет из-за одной из цветастых ширм, разделявших комнату на зоны. — Нам пора спуститься на площадь и дать повеление начать праздник!
Мать Тианы подошла к дочери:
— Возьми кусочек рахат-лукума, — протянула лакомство. — Съешь сейчас! Я ведь знаю, что едва запоет дутар, ты будешь кружить в танце до зари, не остановишься и не присядешь ни на минуту!
— Нет, мама, — жена падишаха отвела руку с лакомством. — Служанки так туго стянули корсаж платья, что я не только есть, но и дышать не могу!
— Так вели им ослабить шнуровку! — обеспокоилась мать.
— Не нужно! — Тиана тряхнула головой и её косы взметнулись за спиной, словно две змеи. — Я хочу усладить взор возлюбленного супруга перед разлукой! И для этого мой облик должен быть идеальным!
— Во всем Махтанбаде нет женщины прекраснее, чем ты! — на пороге покоев жены стоял падишах и протягивал Тиане руку, приглашая выйти на площадь вместе с ним.
***
Все утро Камиль провел со своим диваном.
Сколь мудр не был бы правитель, ему не обойтись без советников.
Среди тех, кто помогал молодому падишаху в решении насущных вопросов, были и убеленные сединами старцы, и зрелые мужи.
Но совсем недавно Камиль вел в состав дивана своего ровесника, с которым был знаком с детства.
Раджаб, а именно так звали нового советника падишаха, конечно, не мог соперничать с теми, кто помогал отцу Камиля, но что может быть крепче и надежнее плеча друга, прошедшего с тобой горнило битвы?! Друга, которому веришь, как самому себе! А опыт — это дело наживное! Если молодому падишаху потребуется помощь в принятии сложного решения, ему есть к кому обратиться!
Камиль раздавал своему дивану последние указания, стараясь обговорить моменты, которые могут возникнуть за время его отсутствия.
Особенно его беспокоили начавшие набирать силу и популярность огнепоклонники, недавно выстроившие свой храм и всячески приветствующие тех, кто готов следовать за ними и учением их жреца.
Глава четвертая. Торса-ле-Мар
Камиль понял, что давно сидит в кресле без маски, которая упала на колени.
Взглянув в иллюминатор, увидел, как розовеет небо, обещая скорый восход солнца.
Быстро спрятав артефакт в сейф, побежал на мостик. Как бы не отнеслись члены экипажа к столь необычному способу перемещения владельца яхты, что бы не подумали, Камиль был не в силах сдерживать рвущуюся из груди тайну.
— Вон! — рявнкул, указав на выход с мостика вахтенному матросу, которого как ветром сдуло.
Раджаб смотрел в горящие, как угли, глаза владельца яхты:
— Что-то случилось? — спросил, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
— Да! — Камиль обнял друга. — Я только что был вместе с тобой!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я помню, — руки капитана спокойно лежали на штурвале. — Мы расстались чуть больше часа назад.
— Нет! — встряхнул Раджаба за плечи. — Ты сидел рядом со мною на собрании дивана! Ты — советник и друг падишаха!
— Вот как? — усмехнулся капитан. — Почему же тогда маски не хотят делиться со мною своими секретами? Почему я ни разу не был в том городе, где ты уже стал постоянным жителем?
— Я не знаю, — Камиль отступил на шаг в сторону. — Но я уверен, что видел тебя! Как только вернемся в Торса-ле-Мар — немедленно отправлюсь к антиквару! Мне нужна следующая маска! Я должен узнать, что случится дальше! Отчего-то мне кажется, что над Махтанбадом нависла беда!
— Ну что же, — попробовал успокоить Раджаб, — до завершения круиза осталась чуть больше недели. Так что ждать недолго.
«Мария» встала на якорь и приготовилась принять на борт пассажиров, которые уже успели сесть в лодки и направлялись к яхте.
***
Мессалина намеренно села в разные лодки с мужчиной, который старательно удовлетворял её прихоти и капризы всю ночь.
Нет, она не сожалела о своем поступке. Чувство вины было чуждо ей по определению. Но второй помощник оказался не тем любовником, что ей нужен. Нет, он не дикий волк, а маленький скулящий щенок, готовый облизывать руку в надежде на ответную ласку. С ним было не просто скучно. С ним было никак.
И если Камиль спишет морячка на берег сразу после рейса, она не огорчится ни на секунду. Потому как оставшись на борту, этот юнец постоянно будет напоминать ей… О чем? Да хотя бы о том, как она опростоволосилась, выбирая любовника на ночь. О том, что предпочла это мягкотелое ничтожество, не знающее что нужно женщине, настоящему чернокожему самцу, способному без слов и намеков с её стороны неустанно и самоотверженно ублажать всю ночь пригласившую его даму.
Второй помощник, сидевший в лодке, следовавшей за той, в которой была Мессалина, чувствовал, как лоб под околышем форменной фуражки покрывается испариной. Как начинает бешено колотиться сердце под измятым кителем. Свое непривычное состояние он попытался списать на алкоголь и наркотики, принятые по настоянию подруги владельца яхты.
Вначале он попытался отказаться. Подобные излишества были не свойственны молодому человеку. Но Мессалина словно задалась целью напоить и одурманить его. А потому, когда она поманила второго помощника в островерхую соломенную хижину, принял приглашение, как должное, и последовал за девушкой.
И очень удивился, поняв, что его выталкивают за порог с наступлением рассвета. Вслед мужчине летели его фуражка, брюки и измятый китель, покрытый пятнами неизвестного происхождения. Впрочем, присмотревшись и принюхавшись, он понял, что это за пятна и, быстро натянув брюки, устремился на берег реки в надежде замыть китель. Удалось ему это плохо. Ткань не желала отстирываться. Пришлось натянуть все еще мокрый китель и надеяться, что еще не проспавшиеся после ночной оргии гости не обратят внимания на то, в каком виде возвращается на яхту судоводитель.
Надежды неудачливого ловеласа оправдались. Пассажира «Марии» дремали в лодках и мечтали только о том, как отоспятся в каютах до начала праздничного вечера, который обязательно устроит владелец яхты. Вечера, знаменующего начало возвращения в Торса-ле-Мар.
Но ни недовольно кривящееся лицо Мессалины, ни смущенный и помятый вид второго помощника не ускользнули от пронзительного взгляда капитана. Раджаб посмотрел на друга, стоявшего рядом с ним на мостике. Понял, что Камиль внимательно смотрит попеременно то на любовницу, то на второго помощника.
— Ты думаешь о том же, что и я? — поинтересовался Раджаб.
— А что тут думать, — ухмыльнулся Камиль. — Мессалина еще та штучка. Умеет скрывать эмоции и держать себя в руках. В отличие от мальчишки, которого совратила. У того все написано на лице, причем — крупными буквами.
