окну, чтобы не видеть злого взгляда пленника. Ещё чего, аппетит себе портить! Хм, кстати вкусно. М-м-м... 
От души поделившись с Фёдором обедом, я снова уткнулась в книжку, и спустя минут сорок наконец дошла до весьма интересного момента. Сюжет захватил так сильно, что когда в дверь сначала постучали, затем задолбили, а спустя всего секунду с жутким треском снесли напрочь, я успела лишь испугано вздрогнуть и прижать книгу к груди.
 И тут на пороге спальни появился он...
 Растрепанные волосы, безумный взгляд, хищно раздувающиеся ноздри, неопознанный туман за плечами, ощутимо давящая Сила — я даже не сразу поняла, что это всего лишь Эйнар. Сейчас он был не тем душкой, которого мы все знали, а действительно полубогом.
 Жесткий взгляд рентгеном прошелся по комнате, не упуская ничего — ни замершего на подоконнике Федю, напряженно сжимающего рукоять сковороды, ни лежащего на кровати Виктора, решившего прикинуться спящим, ни удивленную меня...
 — Ира? — шагнув вперед, блондин нахмурился и его взгляд тут же метнулся обратно к связанному Виктору. Секундная заминка, оценка, легкое недоумение, а затем... облегченный и как мне показалось нервный смешок. — Ир, ну ты даешь! Я к ней бегу спасать, а она книгу читает.
 Ощутимо расслабившись и подойдя ко мне уже тем самым Эйнаром, о ком можно было сказать — милашка и балагур, мужчина присел передо мной на корточки, улыбнулся и тут его взгляд остановился на моих ушах.
 Замерев снова, он даже рот приоткрыл.
 А я смутилась.
 — Привет... это... ну, это ушки. Дар Купальской Ночи. Правда, прикольные?
 — Эм... — с трудом оторвав взгляд от ушек и наконец посмотрев мне в глаза, Эйнар неуверенно улыбнулся.
 Мне показалось или улыбка вышла кривой и неправдоподобной?
 — Тебе не нравится? — обижено скуксившись, поджала губки. — Тогда хвост я тебе показывать не буду.
 — Х... хвост???
 — Да, у меня теперь хвост есть. Но раз я тебе такая не нравлюсь, то и говорить об этом даже не буду. — всё ещё обижаясь, вздернула носик и тут почему-то подумала о том, зачем я обижаюсь. Блин, глупо как-то.
 Хотя нет, не глупо. Я ведь ждала восхищенного взгляда, а не обескураженного, так что вполне закономерно, что мне обидно. Тут другой вопрос — а почему я собственно ждала его восхищенного взгляда?
 Всерьез озадачив сама себя, упустила момент, когда Эйнар громко фыркнул и, встав, следом выдернул из кресла и меня, крепко-крепко сжав в объятиях и шепнув прямо в ухо.
 — Дурочка...
 Хрюкнув, потому что дурочка такими темпами грозилась стать расплющенной дурочкой, попыталась вывернуться, но силы были не равны.
 — Ребра-а-а...
 — М? О... — объятия слегка ослабли, но ровно настолько, чтобы прекратить плющить, но никак не выпустить. — Извини. Я так переживал, что не успею...
 Взгляд разноцветных глаз был таким сложным для расшифровки, и мне начало казаться, что они выражают разные эмоции. Черный штормило от тревоги, а голубой прятал в своей глубине тепло и обещание защиты.
 — А ушки славные. Очень. Мне нравятся. — тут его взгляд потяжелел, как и тон. — И видимо не только мне. Да?
 — Угу. — в памяти всплыл эпизод из ночного сна, когда я, почти так же прижавшись к нему, жаловалась на котов. Задумчиво мазнув взглядом по вороту рубашки, сначала не поняла, что меня так цепляет. Снова оценивающе пригляделась к казалось бы самой обычной светло-голубой рубашке, затем даже слегка отодвинулась, но отпускать меня никто не торопился... и тут до меня дошло.
 Пуговка! Пуговка, пришитая не крест-накрест, не по кругу, а треугольничком! Сложно объяснить, сложно вообще понять, почему так, а не иначе, но эта пуговка...
 — Ира? В чем дело?
 — Эйнар, а ты умеешь в сны проникать? — оторвав взгляд от пуговки и заглянув ему в глаза, увидела в них как понимание вопроса, так и ответ на него. — Ты...
 — Я объясню.
 — Обязательно. — чувствуя, как в груди растет снежный ком обиды, как становится сложно удержаться от обличительного вопля, как мне очень хочется, чтобы все мои догадки оказались лишь догадками... отступила на шаг и он не стал мешать, опустив руки. — Сейчас?
 — Не здесь. — мотнув головой в сторону до сих пор притворяющегося спящим Виктора, Эйнар отдал грозное указание многочисленным Теням, приехавшим вместе с ним и распределившимся по комнате. — Контроль периметра. Из комнаты не выпускать, никого не впускать. — и уже мне, причем намного тише и мягче. — Ира, идем, пора уже поговорить. Давно пора.
 Слова стали последним, что повлияло на уровень настроения. Оно пропало, причем напрочь. Таким тоном можно говорить только о том, что мне будет неприятно услышать. Очередная всплывшая на поверхность ложь? Что на этот раз?
 Послушно идя следом, причем он ещё и за руку меня взял, словно не веря, что я буду идти за ним, если он меня отпустит, безразлично отметила, что входные двери восстановлению не подлежат, что в коридоре испугано шушукаются служанки, замершие при нашем появлении, что на первом этаже тоже снуют тени, контролируя, чтобы все сидели по комнатам и никто никуда не ходил, что на улице у ворот лежит белоснежный и смутно знакомый волк, которого я видела всего пару раз. Причем лежит он так, что никто не может пройти мимо него...
 — Куда?
 — Недалеко, не бойся.
 Хозяйскими и довольно скупыми движениями усадив меня на волка, Эйнар устроился позади и потрепав животное по холке, скомандовал:
 — Малыш, шагом.
 — Но там Мила...
 — Тени уже выкинули лишних, она в безопасности.
 А я? Я в безопасности?
 Понимая, что сопротивляться и кричать нет смысла и если сейчас он решит увезти меня туда, куда ему вздумается, то вряд ли я смогу ему помешать, но... Почему я сразу думаю самое плохое? Господи, как это же гадко — подозревать окружающих ещё до того, как они что-то сделали.
 Паника то накатывала, то отступала, а мы все ехали, причем действительно шагом. То я убеждала себя в том, что это ведь Эйнар, он никогда и ни разу ни к чему меня не принуждал и я видела от него лишь помощь и заботу, то вспоминалась наша первая встреча, завтрак с умыслом, сегодняшний сон...
 А затем вспомнились сны месячной давности. Их было всего два. Но какими они были!
 Щеки моментально окрасились в сочный свекольный цвет, по спине прошел холодок дурного предчувствия, а желудок сжался в ледяной ком. Он