Гранта перестало волновать, что комната была не проветрена, а тепла недостаточно. Лежа он смотрел на тяжелые от роз обои и вдруг подумал, что хотел бы показать их Лауре. Он вспомнил при этом, что она не перевела его до сих пор в отремонтированную комнату, в которой он всегда жил. Может, Лаура ожидала другого гостя? Не имела ли она намерения поместить под этим же кровом новую кандидатку в жены для него? Пока он был счастливо свободным от женского общества, вечера в Клюне проходили спокойно и по-семейному. Может, Лаура только затаилась, ожидая, пока Грант станет обращать внимание на окружающих? Лаура была подозрительно огорчена, что его не будет на открытии дома культуры в Мойморе, хотя в нормальных условиях наверняка не ожидала бы от него участия в этой церемонии. Возможно, она ожидала гостя в связи с этим мероприятием? Комната наверняка не была предназначена для леди Кенталлен, потому что она приедет из Ангуса и вечером вернется домой. Кого же ждала отремонтированная комната? Во время этих размышлений Грант уснул и только утром понял, что окно нервировало его не потому, что было закрыто, а потому, что в комнате стало душно. Он умылся прохладной водой, которую ему принесла Кэти-Энн, и в прекрасном настроении спустился вниз. Он чувствовал себя замечательно. Ел хлеб из Глазго, эдинбургские сухарики, джем из Данди и канадское масло, а также сосиски из Англии, и ел все это с аппетитом. Отказываясь от ожидаемых прелестей примитивности, он готов был примириться с примитивным существованием.
Грант с удовольствием убедился, что, несмотря на холодный ветер, влажность, тонкое одеяло и твердую кровать, его ревматизм совершенно прошел, видимо, он не был уже нужен подсознанию ни для какого искусственного алиби. Ветер все еще выл в камине, но дождь перестал. Грант надел непромокаемый плащ и пошел в порт. Поблизости от порта было только два места, где собиралось общество: почта и магазин. Они обеспечивали остров всем необходимым для жизни. Почтовая контора доставляла также прессу, а магазин продавал съестное, химические и текстильные товары, обувь, посуду и корабельное оборудование. Яркие хлопковые ткани на занавески и платья лежали на полках рядом с коробками печенья и ветчиной. В этот день, как заметил Грант, в продаже были также и бутылочки по два пенса, привезенные, судя по надписи на упаковке, из Обана. Они были помятые, как будто долго находились в одной из картонных коробок, необходимых реквизитов жизни на острове, но Грант подумал, что они немного разнообразят его меню.
В магазине делали покупки несколько рыбаков из порта и кругленький маленький человечек в непромокаемом плаще, который не мог быть не кем иным, как ксендзом. Это была счастливая встреча. Даже пресвитерианская одна треть островитян не могла иметь к Гранту претензий из-за случайной встречи в общественном месте. Он подошел поближе к ксендзу и ждал вместе с ним, пока продавец обслужит рыбаков. Потом уже пошло гладко. Ксендз первый заговорил с ним, у Гранта было этому пять свидетелей. Более того, ксендз Хеслоп умело втянул в разговор хозяина магазина Дункана Тавиша, а поскольку он обращался к нему «господин Тавиш», а не по имени, Грант сделал вывод, что хозяин не принадлежит к прихожанам костела. Таким образом Грант между булками и маргарином разделил уважение к жителям острова, благодаря чему исчезла опасность гражданской войны из-за его личности.
Вместе с ксендзом Хеслопом они вышли на сильный ветер, или скорее, вместе сопротивлялись ветру, борясь за каждый сделанный шаг и стараясь перекричать оглушающий шум собственных плащей. У Гранта было преимущество — он пришел без шляпы, а ксендз Хеслоп был не только меньше ростом, но и фигуру имел обтекаемую, идеально приспособленную к ураганным ветрам, абсолютно лишенную каких-либо углов.
Было приятно прямо с холодного ветра войти в тепло и тишину.
— Мораг! — закричал ксендз Хеслоп в глубину квартиры. — У меня гость, будь так добра, подай нам чай и, возможно, отыщется скон.[3]
Мораг, как и Кэти-Энн, ничего не пекла, поэтому подала печенье, немного размякшее на влажном воздухе. Но чай был замечательный.
Зная, что для ксендза, как и для всего острова, он является предметом интереса, Грант объяснил, что приехал ловить рыбу к родственникам в Шотландии, но пришлось сделать перерыв из-за боли в плече, а поскольку он забил себе голову Гебридами, а особенно поющими песками на Кладда, то решил их увидеть, пользуясь случаем, который может больше не представиться. Наверное, ксендз хорошо знает поющие пески?
Конечно, ксендз знает их отлично. Он живет на острове пятнадцать лет. Пески находятся на западном берегу острова со стороны Атлантики, это недалеко, достаточно пройти через центр острова. Грант может сходить туда пешком еще сегодня после обеда.
— Я хотел бы подождать хорошей погоды. Думаю, что они лучше выглядят в солнечный день?
— В это время года можно неделями ждать солнца.
— Я слышал, что весна рано приходит на Острова?
— По-моему, это только в воображении тех, кто пишет книги о Гебридах. Это моя шестнадцатая весна на Кладда, и я до сих пор не видел, чтобы она пришла раньше времени. Весна также любит поспать, — добавил ксендз с легкой улыбкой.
Он говорил о погоде, зимних бурях (по сравнению с которыми сегодняшняя была легким ветерком), о пронзительной влажности и о случающихся время от времени идиллических летних днях.
Грант удивлялся, почему местность с таким ничтожным количеством привлекательных качеств так сильно воздействует на человеческое воображение.
Наверное, потому, что Острова посещаются только в разгар лета, а кроме того, никто не любит признаваться самому себе или друзьям в разочаровании. Ищут тогда утешения в фантазии. Ксендз Хеслоп, однако, имел собственную теорию на эту тему. По его мнению, приезжие бессознательно ищут тут покоя и находят то, что ожидали. В их глазах Острова прекрасны.
Грант подумал об этом с минуту, а потом спросил ксендза, не знает ли он некоего Шарля Мартэна, который интересовался поющими песками.
Нет, ксендз Хеслоп не помнит, чтобы когда-нибудь он сталкивался с Шарлем Мартэном. Он приезжал на Кладда?
Этого Грант не знал.
Он вышел на сумасшедший ветер, который сопровождал его до гостиницы. В пустом холле съел какую-то неопределенную теплую еду. Ветер со свистом проникал внутрь через щели в дверях, но в камине в салоне горел яркий огонь.
Под завывание ветра, свистящего в коридоре, и ветра, воющего в камине, Грант ел говядину из Южной Америки, консервированную морковь из Линкольншира, картофель из Морея, молочный пудинг из Лондона и консервированный компот из Эвешема. Теперь, уже избавившись от иллюзий, он с удовольствием ел то, что ему подавали. Кладда не давал ему духовных наслаждений, но зато наделил его хорошим, здоровым аппетитом.
— Ты никогда не печешь сконы, Кэти-Энн? — спросил Грант, когда договаривался с девушкой о времени ужина.
— Вы хотите лепешек? — удивилась она. — Ну, конечно, я спеку вам. Но у нас есть для вас тесто из пекарни и печенье. Вы предпочитаете сконы?
Грант с энтузиазмом подтвердил, что предпочитает.
— Ну, хорошо, — сказала она любезно. — Конечно, я испеку вам сконы.
Целый час он шел по плоской, серой дороге, пролегающей через плоскую, серую пустошь. С правой стороны, в туманной дали, виднелся холм, единственное здесь возвышение. Весь пейзаж имел в себе столько же очарования, сколько и болото в мокрый январский день. Время от времени внезапный порыв ветра с левой стороны атаковывал Гранта резким ударом так, что он, раздраженный, должен был бороться, чтобы не дать спихнуть себя с дороги. Вдали виднелись разбросанные одинокие домики, прижавшиеся к земле, слепые и пустые. Камни, свисающие на шнурках, защищали крыши от срыва. Ни один домик не имел забора, сада или даже куста. Там жили совершенно первобытно, в четырех стенах, все под палубой, люки закрыты.
И, вот Грант почувствовал, что ветер имеет вкус соли, а через неполные полчаса пути через мокрый луг, летом, наверное, усыпанный цветами, вдруг безо всякого предупреждения увидел океан. Ему казалось, что широкий пустырь никогда не кончится, что по этому бесконечному торфяному болоту можно дойти до линии горизонта. Внезапное открытие, что горизонт находится где-то далеко в море, стало для него полной неожиданностью. Перед глазами Гранта расстилался Атлантический океан, если не прекрасный, то, во всяком случае, впечатляющий простотой и бесконечностью. Грязная зеленая вода обрушивалась на берег грязными волнами и разливалась в блеске озлобленной вспененной белизны. Во всю даль влево и вправо были видны только длинные гребни волн и светлые дюны. Весь мир состоял исключительно из зеленых вспененных волн и песка.
Он стоял, всматриваясь в океан, и вдруг осознал, что ближайшей сушей перед ним является Америка. Такого необыкновенного чувства ничтожества, порожденного контактом с пространством без границ, он не знал с минуты, когда очень давно стоял на краю пустыни в Северной Африке.
