"Что ждет этого мальчика впереди?" — спрашивал он себя и боялся получить ответ.
Гарэтка, проложившая извилистое русло от Трисшунских гор до Дивейского моря, поприветствовала мужчин шумом бурлящего потока.
Тихая и степенная в устье, здесь, недалеко от истока, она напоминала игривого ребенка. Ее мутноватые воды стремительно неслись с горных вершин к равнине, увлекая за собой бурелом, мелкие камни и поднятую со дня грязь.
Спустившись с пригорка, Лутарг повернул налево и двинулся вверх по руслу почти у самой кромки воды. Идти стало трудно. Усыпанный следами неистовой ярости стремнины берег был сплошь покрыт валунами, искореженными стволами деревьев и мелкими ветками, хрустящими под ногами при каждом шаге.
Во время летних дождей горная часть Гарэтки становилась неуправляемой стихией, способной в один миг выкорчевать сосну и превратить ее в щепки, о чем непреложно напоминали ее усыпанные мусором берега.
Эта речка слыла в округе характерной дамой.
— Отдохнем здесь, — сказал Лутарг, остановившись у одного из плоских валунов.
Положив на землю мешок с припасами и одеждой, мужчина кинул поверх него плащ и начал раздеваться.
— Ты что удумал? — попытался остановить его Сарин, но молодой человек проигнорировал встревоженный взгляд и нравоучительный тон старика.
Стянув рубаху, Лутарг развязал повязку и, оглядев рану, удовлетворенно хмыкнул. Опухоль уменьшилась, а края пореза почти затянулись, лишь по центру, в месте самого глубокого рассечения, зияла прореха с едва сочащейся сукровицей.
Он покрутил торсом из стороны в сторону, нагнулся несколько раз, поприседал, прислушиваясь к ощущениям. В боку немного потягивало, но резкой боли уже не было, осталось лишь терпимое неудобство.
До полного выздоровления осталось несколько дней, — с довольным видом решил мужчина.
— Тарген, подожди немного, — предпринял еще одну попытку отговорить молодого человека Сарин.
Устроившись на камне, он наблюдал, как юный спутник стягивает штаны с явным намерением искупаться.
— Слаб пока, да и вода холодная.
Лутарг по своему обыкновению промолчал — что впустую слова тратить — и, окончательно избавившись от одежды, вошел в реку.
Он не случайно выбрал место для привала. Здесь стремительный поток Гарэтки был искусственно усмирен людской рукой. Несколько больших каменьев уложенных в ряд образовывали небольшую, но достаточно глубокую запруду. Вошедшего в нее Лутарга укрыло водой по пояс.
— Я предупредил, — вздохнул старец, поднимая мешок, чтобы достать мазь и бинты.
Перевязку еще никто не отменял, даже упрямство раненого.
Когда мужчины, один обсохнув, другой отдохнув, добрались до приметного дуба, их взгляду открылась переправа, упомянутая приютившей путников старушкой. Она предстала пред ними рядом внушительных размеров камней, притороченных друг к другу так, чтобы желающий попасть на другой берег, мог без опасений перебраться по ним, минуя бурные воды Гарэтки.
Сейчас, подпитываемая лишь талыми снегами, река безобидно просачивалась сквозь щели и проточенные меж камней выемки, ничем не намекая на то, что в сезон дождей захлестывала переправу целиком.
— Сам справишься или помочь? — поинтересовался Лутарг у старца, ступив на первый из череды валун.
— Сам, — отозвался Сарин, прикидывая, сумеет ли перепрыгнуть с четвертого на пятый.
Между ними зияла самая большая пропасть, словно неказистый мосток лишился одной из своих опор.
— Если что…
— Позову, — согласился старик, надеясь, что сумеет обойтись без сторонней помощи. Ему страсть как не хотелось становиться обузой.
Проведя девятнадцать долгих лет в поисках Таргена, ежедневно пребывая с ним мысленно, Сарин не видел жизни вдали от этого мальчика. Не представлял, как сможет покинуть его — вольно или невольно. И потому сорваться с камня и быть унесенным рекой совсем не входило в его планы.
Постоянно оглядываясь, следя за каждым шагом старца, Лутарг двинулся вперед. Сарин ступал осторожно, но уверенно. Ни разу не покачнулся, не развел рук, чтобы помочь себе, без затруднений преодолел прореху, и Лутарг непроизвольно задался вопросом, сколько лет его спутнику?
Он никогда не спрашивал старца о годах. Вернее даже, ни о чем не спрашивал. Единственным вопросом молодого человека был ультиматум в "Постое и ночлеге", и то непреднамеренный.
— А ты прыткий, — усмехнулся Лутарг, когда Сарин вслед за ним ступил на твердую землю.
— Годы тренировок, — отозвался старец с улыбкой. — Пока тебя сыскал и не такое пришлось преодолеть.
— Сколько тебе?
— Пятьдесят седьмой пошел, — без задней мысли ответил Сарин, но заметив изумление на лице спутника, пошутил: — Что, молод, для убеленного сединой?
— Да вроде, — пробормотал растерявшийся Лутарг, припомнив столетнего полуслепого Рагарта. — Думал больше.
Сарин расхохотался. Он и сам успел привыкнуть к тому, что встречаемые на пути люди принимали его за глубокого старика. Как иначе, если голова седа, а кожа выдублена ветрами?
Неприкаянная жизнь кочевника закаляет дух, но убивает тело. Он это проверил на себе. В свои почти шестьдесят Сарин был крепок духом, имел твердую руку, но выглядел, как потрепанное чучело — обветренное и отшлифованное непогодой.
— Так случается, Тарген, — сквозь смех выдавил мужчина. — Я моложе, чем выгляжу.
Посмеиваясь вместе со старцем, Лутарг все же не утратил внимание, и едва слышный хруст ветки за спиной мгновенно заставил его напрячься.
— Что…
Молодой человек поднял руку, останавливая своего спутника.
— Тихо, — одними губами произнес он, прислушиваясь к звукам леса.
Шум листвы, говор птиц, треск надломившейся ветки — не совсем привычное для Лутарга окружение. Едва покинув Эргастению с ее подземными жилищами почти незнакомыми с солнечным светом, он пугался каждого шороха, но спустя несколько дней попривык. Научился различать проявления природной жизни и искусственное вмешательство. И сейчас молодой человек был уверен, что уловил движение человеческого тела.
— Есть кто-то, — беззвучно проговорил Лутарг, взглядом приказывая старику замереть.
С этой стороны реки берег был крут, и некое подобие ступеней вело на более отлогую часть. Разглядеть, что там наверху не получалось, взгляд охватывал лишь первые несколько рядов деревьев, а дальше терялся в стволах и кронах, сквозь которые местами просвечивало голубое небо.
"Я — иду, ты — стоишь", — жестами показал Лутарг старцу и стал подниматься.
Он ступал бесшумно, сумел не потревожить ни один камешек, способный с шуршанием покатиться вниз к реке, и чутко вслушивался в каждый звук, даже в напряженное дыхание Сарина, следящего за ним.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
