воспринимать магию, как удивительную, но данность. Наивно, по-детски? Именно так.
В свете фонарей шагая к своему двору, Агата решила с завтрашнего дня начать тренировать память. Есть ведь специальные упражнения. Чтобы выучить все эти магические цепочки, нужна отличная память. Агате не терпелось самой сотворить какое-нибудь заклинание. Она была уверена, что справится. Не с первой попытки, конечно, но справится.
Приближаясь к своему дому Агата задумалась: а как вообще может выглядеть этот Хранитель Тайн? В голове возник образ человека в чёрном балахоне и с длинной седой бородой. Древний мудрец. Примитивный образ, без фантазии, но, возникнув, из головы он убираться не собирался. Агата усмехнулась, вспомнив слова, которые вчера произнёс Глеб: «Что для тебя магия? Волшебные палочки, посохи, пуляющие огненными шарами? Гарри Поттер на метле?» Сейчас она к этому добавила бы и старца-волшебника в чёрном балахоне. Вот что значит власть стереотипов. Образы, навязанные Голливудом и картинками из книжек. Даже не замечаешь, что чужая фантазия становится твоей. Слышишь слово «маг» и стазу же представляется Гэндальф; слышишь «инопланетянин» – в голове рисуется мелкий уродец с большой башкой и черепашьими глазами из фильма Спилберга; слышишь «чудовище»… нет, тут влияние Голливуда бессильно. Место чудовища навсегда забито Колюней.
Агата встала под фонарём возле своего подъезда. По её прикидкам Паша скоро должен был объявиться – факт проверенный временем. У неё иногда создавалось впечатление, что он только и делает, что торчит у окна в ожидании, когда она выйдет на улицу. Правда сегодня, когда Агата шла покупать шапку, он её упустил. Ну что же, бывает, не подгадал.
Во дворе с горки катались дети, возле соседнего подъезда тарахтела «газель», какая-то старушка выгуливала одетую в жёлтую «собачью» одежонку болонку. Агата взглянула на окна своей квартиры и испытала радость от того, что у неё есть повод не идти домой. Она представила, как мать сейчас пялится в телевизор и ворчит, ворчит, ворчит…
Но вот и Паша объявился – вышел из подъезда дома напротив и застыл, уставившись на девушку своей мечты. Его очки блестели в свете фонарей.
Агата усмехнулась, оценив его предсказуемость и, не мешкая, двинулась к нему через двор. Он занервничал – сунул руки в карманы пальто, тут же вытащил, снял очки и снова надел.
– Привет, Пашка, – сказала Агата, когда подошла к нему. Для пользы дела она решила быть с ним приветливой, словно со старым приятелем.
Он растерянно захлопал глазами, покосился по сторонам, будто ожидая увидеть рядом какого-то другого Пашку, к которому, вероятнее всего, и обратилась Агата. Но когда понял, что приветствие относилось именно к нему, от потрясения не нашёл ответных слов. Агата, не дожидаясь, пока он опомнится, сразу же перешла к делу:
– Нужна твоя помощь. Скажу честно, Паша, дело странное, но…
– Я согласен! – выпалил он.
Иного Агата и не ожидала. Её расчёт оказался точен. Подавшись игривому порыву, она едва не сказала ему, что суть дела в том, чтобы он поднялся на крышу и спрыгнул вниз. Но сейчас такая жестокая шутка могла бы всё испортить. Вместо этого, придав себе как можно более серьёзный вид, спросила:
– Скажи, ты веришь в магию? – и тут же поспешила добавить: – Не думай, я не разыгрываю тебя, просто сегодня кое-что случилось…
– Магию? – переспросил Павел.
Агата пыталась разглядеть в чертах его лица признаки недоверия, но не замечала их. После того, как она подошла и обратилась к нему, его смятение длилось недолго, а теперь он походил на статую. Ни в глазах, ни в лице не было никаких эмоций. Казалось, он просто ловко спрятался за маской бесстрастности, эдакая защитная реакция, выработанная, возможно, годами. И это заставило Агату подумать, что Паша-очкарик не так прост, как казалось ещё недавно.
– Учти, дело странное, – сочла нужным предупредить она, и решив о магии пока не упоминать. – Даже безумное. Но воспринимай это, как игру, так будет проще.
– Хорошо, – согласился Павел, и Агата на мгновение заметила в его глазах обожание.
– Надеюсь, ты сейчас свободен?
– Конечно.
– Это займёт часа два-три.
– Пускай.
Агате почудилось, что она разговаривает не с человеком, а с роботом. Что-то с этим парнем явно было не так. Она твёрдо решила после вызова Хранителя Тайн снова дистанцироваться от Павла. Если он на что-то надеется – пускай обломается. Ну а пока она будет разыгрывать приветливость. Агата не могла припомнить, чтобы кого-нибудь использовала в своих целях, но поймала себя на мысли, что эта роль ей не слишком нравится.
Когда шли к дому Глеба, Павел всё же не удержался от вопроса:
– А при чём тут магия?
– Боюсь, ты не поверишь, – отозвалась Агата. – Просто прими пока всё как есть, даже если это будет выглядеть, как полнейшая глупость.
Павел пожал плечами и от новых вопросов воздержался. Он был готов поддерживать любую блажь Агаты. Сейчас его переполняла эйфория. Мысли о том, что всё это розыгрыш, он отгонял старательно. Дело, связанное с магией? Да, звучит безумно, ну и пускай. Павел тоже мог бы рассказать кое о чём волшебном, например, о том, что он, дальтоник стадии «ахроматопсия», то есть видящий мир только в чёрно-белом цвете, видел Агату цветной. Она была единственным объектом, единственным человеком, который сиял разноцветными красками. Удивительно и парадоксально. И как такое объяснить? Павел прошерстил целую кучу специальной литературы и выяснил, что подобных случаев в истории медицины никогда не было. Но факт оставался фактом – девушка, вопреки всему, сияла, словно какая-то богиня. И Павла это не просто изумляло, а очаровывало, как может очаровать тайна космического масштаба. Он даже теперь испытывал радость от того, что являлся дальтоником, ведь именно благодаря недугу видел чудесное сияние Агаты. Ему хотелось служить ей, в последнее время он считал это смыслом своего существования. Да, к сожалению, до сегодняшнего вечера она его игнорировала, но Павел обиды не испытывал. Он научился быть терпеливым.
Впрочем, довольствоваться просто только наблюдением за Агатой он не собирался. Служение требовало действий, и несколько месяцев назад Павел совершил ради неё преступление, который сам расценивал как акт возмездия. Он это сделал, прежде всего, для того, чтобы самому себе доказать, что он не пустое место, а настоящий воин, способный защитить честь своей королевы.
Его задевало, что она, возможно, никогда не узнает, что он ради неё сотворил, но с этим Павел готов был мириться. Более того, считал своё деяние не только возмездием, но и чем-то вроде жертвоприношения. И то, что оно навсегда останется его личной тайной – будоражило разум.
Павел давно приметил: пьяницы вызывали у Агаты отвращение и
