Анелька отворила дверь хижины и поразилась тишине и запустению внутри. Перевёрнутое кресло, на котором так любила отдыхать её приёмная мать, валялось в углу. Страшное предчувствие коснулось души девушки ледяным крылом. С трудом передвигая ставшие непослушными ноги, она отправилась на пасеку. Незнакомый мальчуган хлопотал возле ульев, а старый пасечник лежал на земле рядом. Даже под яркими лучами солнца его лицо оставалось болезненно бледным, – без сомнения, пасечника одолевал тяжкий недуг. Склонившись над ним, девушка горячо заговорила:
– Это я, твоя Анелька, твоя девочка, которая всегда тебя любила!
Старик приподнял голову, пристально поглядел на неё с жуткой усмешкой на устах и снял шапку.
– А мама? Скажи скорее, где моя милая старая мама? – продолжила Анелька.
– Умерла! – ответил пасечник, откинувшись назад и разразившись бессмысленным смехом.
Анеля зарыдала. Сквозь слёзы она с горечью вглядывалась в измождённую фигуру и бледное, изборождённое морщинами лицо, на котором уже нельзя было уловить признаков жизни, но девушке показалось, будто старик просто заснул. Не желая тревожить его внезапный сон, она отправилась к карете за привезёнными гостинцами, но когда вернулась и взяла приёмного отца за руку, та была холодна как лёд. Старый пасечник испустил свой последний вздох!
Лишившуюся чувств Анельку на руках отнесли в экипаж и со всей поспешностью доставили обратно в замок. Там она пришла в себя, но сознание того, что теперь на всём белом свете у неё больше никого нет, повергло девушку в глубокое отчаяние.
Свадьба госпожи и последующее путешествие во Флоренцию прошли для Анели словно во сне. Новые впечатления в незнакомом городе помогли вернуть прежнюю остроту чувств, но не могли вернуть прежней жизнерадостности. Она больше не в силах была выносить тяготы жизни и молилась о ниспослании ей забвения в смерти.
– Что за печаль тебя гнетёт? – как-то раз участливо спросил девушку Леон, но что могла ответить ему несчастная Анеля, для которой признание было бы равносильно смертному приговору?
– У меня есть для тебя поручение, – продолжил Леон, не дождавшись ответа. – Сегодня в здешнем театре должна петь заезжая знаменитость. Я пошлю тебя послушать её пение, а после ты споёшь мне всё, что запомнишь из её выступления.
И Анелька пошла. В её существовании открылась новая эра. Сама к этому времени превратившись в артистку, она смогла позабыть былые печали и всей душой окунуться в прекрасный мир искусства. Впервые слышала она столь совершенное исполнение, заставляющее созвучно трепетать в груди незнакомые прежде струны. Во время концерта она так чутко реагировала на происходящее, что то сидела, едва дыша, бледная, дрожащая, и слёзы струились по её щекам, то готова была в экстатическом восторге броситься к стопам солистки. «Примадонна» – так вызывали певицу благодарные зрители, чтобы вновь и вновь наградить аплодисментами, и Анеле вдруг вспомнилось, что синьор Джустиниани называл её тем же словом. Неужели она тоже способна стать примадонной? О, какая великолепная, божественная судьба! Быть в состоянии передавать свои чувства и эмоции толпам очарованных слушателей, магией собственного голоса будить в них попеременно печаль, любовь, радость, страх…
Странные мысли продолжали тревожить её и по дороге домой. В ту ночь она так и не смогла заснуть. Отчаянные планы роились у неё в голове. И наконец настала минута, когда Анеля твёрдо решилась сбросить ярмо рабства, а вместе с ним – куда более тяжкое ярмо духовной закрепощённости, ранящее достоинство и чувства много глубже, чем физические страдания. Узнав адрес примадонны, она в одно прекрасное утро направилась к ней домой.
Представ перед певицей, девушка едва смогла пролепетать по-французски – так велико было владевшее ею возбуждение:
– Мадам, я несчастная крепостная, принадлежащая одной знатной польской семье, недавно прибывшей во Флоренцию. Я убежала от них и теперь молю вас оказать мне помощь и покровительство. Говорят, я умею петь.
Синьору Терезину, итальянскую певицу, обладавшую добрым сердцем и чувствительной душой, не оставила равнодушной безыскусная искренность просительницы.
– Бедное дитя! – воскликнула она, беря Анельку за руку. – Боже! Как ты, должно быть, много выстрадала! Ты говоришь, что умеешь петь? Позволь мне послушать тебя.
Девушка присела на оттоманку, сплела пальцы, положила руки на колени и запела, не успев до конца осушить слёзы. Высокий пафос и совершенная манера исполнения слились воедино в проникновенном гимне, обращённом к Деве. Потрясённой Терезине казалось, будто на поющую снизошло вдохновение свыше.
– Где ты училась петь? – в изумлении спросила итальянка.
Анелька поведала ей свою историю. Выслушав девушку, синьора Терезина отнеслась к ней с такой теплотой, что бедной Анельке показалось, будто она всю жизнь знакома с этой женщиной. Ни в тот день, ни на следующий Анеля не покидала дома певицы. А на третий день, выступив в концерте, Терезина усадила Анельку рядом с собой и сказала:
– Ты замечательная девушка, моя милая, и я думаю, что нам с тобой никогда не следует расставаться.
Надо ли говорить, что бедняжка была вне себя от радости, услышав эти слова.
– Ты всегда будешь рядом со мной, – продолжила примадонна. – Ты согласна, Анелька?
– Только не называйте меня больше Анелькой! Дайте мне взамен какое-нибудь итальянское имя.
– Ну что ж, будь тогда Джованной. Так звали мою лучшую подругу, которую я, увы, потеряла, – пояснила итальянка свой выбор.
– Очень хорошо. Отныне я стану для вас второй Джованной!
– И вот ещё что, девочка моя, – добавила Терезина. – Сначала я опасалась принять тебя к себе, беспокоясь о твоей безопасности, но сегодня тебе нечего больше бояться. Я узнала, что твои хозяева, отчаявшись отыскать тебя, отправились обратно в Польшу.
С тех пор для Анельки началась совершенно другая жизнь. Сама синьора Терезина каждый день давала ей уроки вокала, а в театре предложили выступать на вторых ролях. Теперь у неё появился независимый источник доходов и даже собственная служанка, тогда как раньше ей приходилось обслуживать себя самой. Итальянский язык она выучила в кратчайший срок и вскоре вполне могла сойти за уроженку этой солнечной страны.
Так пролетело три года, однако ни новые города, ни новые впечатления не смогли заслонить былых переживаний. В искусстве пения Анеля достигла высокой степени совершенства и даже начала превосходить в мастерстве свою наставницу, понемногу терявшую прежний голос вследствие болезни груди. Это печальное обстоятельство совершенно изменило жизнерадостную натуру Терезины. Она прекратила петь на публике, будучи не в силах выносить презрительную жалость поклонявшихся ей прежде зрителей.
Она твёрдо решила уйти на покой.
– Теперь ты должна занять место среди лучших современных певиц, – сказала она Анельке. – Оно принадлежит тебе по праву. Ты уже поёшь лучше меня. Стыдно признаться, но порой, слушая твоё пение, я с трудом удерживаюсь от зависти.
Анелька обняла Терезину за плечи и нежно поцеловала.
– Да! Мы с тобой поедем в Вену, – продолжила рисовать блестящее будущее, уготованное её юной подруге, стареющая певица, – в Вену, где тебя оценят и примут должным образом. Ты будешь петь в Итальянской опере, а я – я буду всегда рядом, никому больше не известная, никому не нужная, никем не превозносимая, но зато разделяющая твой будущий триумф. Твои успехи станут повторением моих – разве не я научила тебя всему? Разве не будет твоя слава результатом и моих трудов?
Слова наставницы разожгли в груди Анельки жажду славы и успеха, но сердце её осталось добрым и мягким, поэтому она бурно расплакалась в объятиях синьоры Терезины.
Не прошло и пяти месяцев со времени описываемых событий, как появление на сцене Венской итальянской оперы новой певицы по имени синьора Джованна произвело самый настоящий фурор. Фантастическое жалованье позволяло ей совершать самые невообразимые и экстравагантные траты. Высокомерное третирование ею многочисленных поклонников-мужчин только привлекало к ней легионы новых. Но, даже находясь на гребне волны успеха и популярности, певица часто обращалась мыслью к тем временам, когда никому не было дела до несчастной маленькой сиротки из Побереже. Эти воспоминания позволяли ей с ироничной усмешкой на устах встречать лесть толпы и обращённые к ней восторги; изысканные комплименты почитателей она научилась пропускать мимо ушей; даже самые красивые поклонники не оставляли ни малейшего следа в её сердце, и никакие перемены, никакое искушение не могли ни на йоту изменить её отношения к мужчинам.
В самый разгар феерической, головокружительной карьеры на Анелю обрушилось новое, сокрушительное несчастье. После приезда в Вену здоровье Терезины начало быстро ухудшаться. Не прошло и полугода с момента воцарения новой оперной звезды на музыкальном троне, как Терезина тихо отошла в мир иной, оставив всё немалое состояние своей подруге и ученице.
