- А вдруг задавите кого? Ведь грех же... А то еще посадят!
- Эх, сынок! На миру и смерть красна. Раз созывают в набат - надо итить, дело божеское.
- Ну, садись, подвезу. Я мимо Желудевки поеду.
- Нет, нет. Я тороплюсь. Христос с тобой! - и побежал.
"Да, вот такому деду попадешься в руки - так натерпишься муки, подумал Кадыков, провожая глазами этого былинного Микулу Селяниновича, сменившего деревянную сошку на боевой топор. - Кажись, довели мы русского мужика до смоляного кипения. Кабы красного петуха не пустили. Все села пожгут..."
На Касимовском тракте, у самого поворота в лесную сторону, Кадыков нагнал легко шагавшего паренька в пиджаке и валенках. Посадил. Разговорились. Оказался продавцом красухинского магазина сельпо, ходил в Желудевку заявление делать, что в Красухине магазин растащили.
- Как растащили?
- Да так. Утром взбунтовались, кормушки поразбили, заодно и магазин обчистили.
- А говорят, уполномоченного избили?
- О-о! - парень только рукой махнул, достал кисет и стал скручивать цигарку. - Тут целая история... Довели мужиков, дов-вели... - Прикурил, жадно затянулся, откидываясь на локоть, и сардоническая торжествующая усмешка заиграла на губах его. Но вдруг, заметив под тулупом отворот шинели и звезду на шапке Кадыкова, осекся, будто рукавом стер с лица улыбку, и спросил с почтением: - А вы кто сами будете?
- Из уголовного розыска. Из милиции.
- А! Это другой оборот. Значит, мой магазин осматривать? - обрадовался парень.
- И магазин твой осмотрю. И уполномоченному помочь надо.
- Это само собой. А я уж испугался - не из этих ли, думаю... Замаскировался под начальство.
- А чего ж ты испугался?
- Дак вон что творится! А ну-ка, да возьмет меня в оборот в лесу-то. Я ведь комсомолец. Продавец сельпа! - Парень важно надувал губы, сводил свои белесые жидкие брови, стараясь сгладить первоначальную оплошность своей готовностью услужить милицейскому начальству.
- Что в Желудевке? Я слыхал набат.
- Кормушки ломают. А начальство разбежалось.
- Никого не били?
- Нет. В сельсовете окна разбили и бумаги все сожгли. Никаких, говорят, колхозов! Мы теперь чистые.
- А у вас что было?
- О-о, тут целая история... - Парень опять махнул рукой и стал рассказывать: - Утречком ранним, еще до свету, разбудил меня шум под окном: вроде бы на гулянку сошлись девки с парнями - гужуют, только гармошки не слышно. Глянул на часы - седьмой час утра. Да и в окнах сереет. Чего это, думаю, загуляли с утра пораньше? Надел на босу ногу валенки, пиджак внакидку, шапку в охапку - выбегаю. Вот тебе, посреди улицы - не ребята, а мужики и бабы толпятся; галдеж, как на базаре. Особенно бабы старались: у каждой в руках или ухват, или кочерга, а то и вилы. В Веретьях кормушки поломали, говорят, а мы что, ай хуже? А ежели ф милиция или войска пригонют? Да мы их ухватьями забодаем. Старики, которые поумней, осаживают их: посадят вас, дуры. А они: ежели нас посодят, тады вам юбки надевать и детей малых сосками кормить. Молока-то все равно не будет. Какое молоко, ежели коров сведут со дворов? Ну, мало-помалу и разожглись: сейчас же идем кормушки ломать, кричат бабы, а те мужики, у которых штаны ишо держатся и сухие, давайте за семенами. Штоб к вечеру семена дома были. Побежали мужики к председателю сельсовета, у нас его прозывают Степкой Похлебкой. А он с перепугу на сушилы залез, в сене спрятался. Где хозяин? Где уполномоченный? В рийон уехали ночью. Врешь! Ишшитя, говорит хозяйка. Они сунулись в сени, во двор, на сушилы заглянули - нет. Где ключи от семенного амбара? С собой носит. Да хрен с ними, с ключами. Сняли бревно из заплота у того же Похлебки и пошли к семенному амбару. Человек десять раскачивали бревно под запев частушки: "Десятичник - парень ловкий, утонул в м... с головкой... Эх, р-раз, да еще раз!" Звездарезнули раза три концом бревна - и замок слетел, и дверь с петлей сорвали. Ну, а семена растащить - дело плевое каждый знал свои мешки, метки ставили... А энтот уполномоченный, видать, сердцем переживал. Степан Николаич говорит Похлебке, не дело в сене-то отлеживаться. Под пулями, в бою, говорит, и то свою линию держат. Пошли хоть кормушки отобьем. Не то что ж мы в районе доложим? Завтра лошадей сводить, а у нас кормушек нет. "Что в бою? - говорит Похлебка. - Пуля - дура, пролетела, вжикнула, и нет ее. А тут согнут тебя в три погибели, оторвут муде и привяжут к бороде. Лучше не ходи". А тот пошел. Говорят, тихановский, Зенин по фамилии. И мужичонка-то лядащий, щуплый, а пошел. Дорогие женщины, на классово чуждую стихию, говорит, работаете. Эти кормушки приведут вас к счастливой жизни и полному довольствию. Это вы, говорит, окно в новый мир ломаете. Они и поднялись: вы что, хотите из этих кормушек и нас кормить? Да мы тебя счас самого накормим. Вяжите его, бабы. Связали по рукам и ногам, подтащили к кормушке, овса всыпали. Пусть жрет! Ах, не ест? Сами они рыло воротят, а нас в комунию толкают. Всыпать ему! Сняли с него штаны, спину заголили, растянули на скамье и давай молотить прутьями из метлы. Да не жидкими концами, а комлями били. Всего его в кровь расписали. Он и пищать перестал. Водой окатили - ожил. Молись, отродье антихристово! Кайся перед богом, что с сатаной связались... Икону принесли. Кайся, что по наущению дьявола в колхоз нас загонял. Кайся, не то живота лишим! На колени его поставили перед иконой, лбом обземь били. Он и сознание потерял...
- Значит, везде успевал: и за мужиками бегал, и баб не прозевал...
- Да я один, что ль? Все ребята и девки там были.
- А магазин? Иль за ним тоже парни и девки приглядывать должны?
Парень залился краской и смущенно потупил глаза:
- Я эта... не знал, что так обернется.
- Когда обокрали магазин?
- Кто его знает... Понесли этого Зенина на почту... Тут я и заметил, что дверь в магазине растворена. Замок вместе с пробоем выдрали.
- Что украдено?
- Восемь ящиков водки... Да кое-что из одежды. Хозяйственные товары, утварь всякую, хомуты - вроде бы не тронули.
- Эх ты, Ротозей Иваныч! Вместо того чтобы на своем посту стоять, бегал на поглядку, как сопливый мальчишка.
В Красухино приехали еще засветло. В селе тишина и спокойствие, от заборов и околиц, лениво отбегая, побрехивали собаки, у одного колодца с высоким журавлем мужик в нагольной рыжей шубе поил лошадь из ведра и равнодушно глядел на чужую проезжую подводу; мальчишки в лапоточках и в развязанных заячьих да собачьих малахаях играли в чижика, - ничто не говорило о недавнем кипении страстей человеческих. Да и сам рассказчик как-то сник после давешнего возбуждения и лениво, скучно глядел по сторонам. Остановились возле почты, обшитого тесом здания, покрашенного давным-давно в бурый цвет, с овальной железной дощечкой на карнизе: "Российское страховое общество". Палисадник с чахлой сиренью... Старое наследие от земских заведений.
Кадыков кинул сено лошади, отпустил чересседельник, потом накрыл ее тулупом и в шинели, подтянутый и строгий, вошел в помещение. Его встретила у самого порога молоденькая телефонистка в серой кофте, вязанной из козьего пуха, и черных валенках. Глядела с испугом и любопытством. "Еще что случилось?" - написано было на ее смуглом кругленьком личике.
- Где уполномоченный? - спросил Кадыков.
- Увезли его. Председатель Совета посадил на свою лошадь и отвез в степановскую больницу.
- Так... А что в селе?
- Все в порядке.
- В порядке! - Кадыков хмыкнул и покачал головой. - Телефон хоть работает?
- Да.
- Вас не трогали?
- Нет, нет, - ответила поспешно, словно боялась, что не поверят.
- Ладно. Работайте...
Кадыков с продавцом осмотрели магазин. Пробой и замок были сорваны, а так вроде бы все было на месте. Только водку украли, два полушубка да валенки. И тут - "Все в порядке" - вспомнил он фразу телефонистки. Вроде бы и в самом деле ничего тут не случилось, и парень этот просто сочинил ему забавную историю. "Вот так и ухлопать могут и скажут - все в порядке", - невесело подумал Кадыков. Он составил протокол на взлом и кражу, расписался сам, ткнул пальцем - где продавцу расписаться, и стал собираться в дорогу. Паренек робко предложил ему:
- Может, у нас заночуете? Поужинайте с дороги-то... И отдохнете.
- Спасибо! Мне, брат, не до отдыха.
Увидев своего хозяина, мерин поднял от сена голову и тихо заржал.
- Сейчас, Мальчик, займусь тобой! - сказал Кадыков, оглаживая мерина по тугой шее.
Потом взял ведро у телефонистки, сходил к колодцу с журавлем, принес воды и, пока лошадь пила, гулко катая водяные шары по глотке, все думал об этом странном покое русской жизни; еще с утра все тут бушевало - растащили семфонд, кормушки поломали, а вместе с этими кормушками поломали все планы и расчеты начальства на скорую коллективизацию, избили уполномоченного из района и успокоились... А завтра приедут власти, заберут этих зачинщиков, опять покричат, поплачут и успокоятся... И снова будут отвечать: все в порядке! Воистину непостижимо наше сонное царство...
