— Нет, — ответил Чарльз, — пока нет. Но я думаю, что он поменяет свое мнение. Он уже колеблется и продал бы их сам, да боится, что некоему «дяде Обри» это не понравится. Ничего, миссис Брабазон разубедит его, и завтра мы совершим сделку.
На следующее утро мы надолго задержались в гостиной, где обычно завтракали. Причиной тому была задержанная корреспонденция, которую мы с Чарльзом закончили просматривать лишь незадолго до второго завтрака. Когда же мы наконец спустились вниз, к нам подошел консьерж и передал сложенный втрое листок — записку для Амалии, написанную мелким женским почерком. Когда леди прочитала послание, лицо ее вытянулось.
— Чарльз, посмотри! — закричала она, протягивая ему листок. — Ты упустил шанс! Мне не быть больше счастливой, никогда! Они уехали и увезли с собой бриллианты.
Чарльз выхватил у жены записку, прочитал и передал мне. Короткое прощальное письмо гласило:
«Вторник, 6 часов утра
Уважаемая леди Вандрифт! Надеюсь, вы милостиво простите, что мы так поспешно уезжаем, даже не попрощавшись. Только что мы получили тревожную телеграмму, в которой сообщается, что любимая сестра Дика больна лихорадкой и находится при смерти в Париже. Я очень хотела пожать вам руку на прощание — вы ведь все так были добры к нам! Но мы уезжаем утренним поездом так рано, что я не осмелюсь беспокоить вас. Возможно, когда-нибудь наши пути пересекутся. Но это маловероятно, учитывая, что мы живем в сельской глубинке. В любом случае мы сохраним о вас самые теплые воспоминания.
Искренне ваша, Джесси Брабазон.
P. S. Передайте также привет сэру Чарльзу и милым Уэнтвортам. А вам я адресую воздушный поцелуй».
— Она даже не указала, куда они едут! — воскликнула сильно расстроенная Эмилия.
— Возможно, консьерж знает, — предположила Изабелла, выглядывая у меня из-за плеча.
Мы обратились к консьержу. Он сообщил нам, что преподобный Ричард Пеплоу Брабазон проживает в доме Холм Буш в Эмпингхеме, Нортумберленд. Тогда мы спросили, не сообщал ли он какие-нибудь адреса в Париже, на которые можно отправить письмо. Да, ответили нам, следующие десять дней, или до следующего уведомления, чета Брабазонов будет проживать в «Отель де Де Монд», на Опер-авеню.
Амалия быстро нашла выход из ситуации.
— Надо ковать железо, пока оно горячо! — заявила она. — Эта неожиданная болезнь, вынудившая их уехать в конце медового месяца, да проживание в дорогом отеле сильно ударят по карману бедного пастора. Вот теперь-то он точно не откажется от трехсот фунтов. Со стороны Чарльза было глупостью предлагать такие деньги в самом начале. Но теперь нам, конечно же, придется придерживаться обещанного.
— И что ты предлагаешь делать? — спросил Чарльз. — Отправить им телеграмму или связаться по телеграфу?
— О боже! — простонала Амалия. — Почему мужчины так глупы? Разве можно доверять такое деликатное дело бумаге, а тем более телеграфу? Конечно же, нет! Пусть Сеймур немедленно едет в Париж на вечернем поезде. Далее, когда он прибудет на место, ему необходимо связаться с мистером Брабазоном, а еще лучше с его женой. Она не страдает сентиментальной чепухой насчет всяких дядюшек.
Быть посредником в покупке бриллиантов уж точно не входило в мои прямые обязанности. Но если Амалия твердо решила что-то получить, то она получит это непременно; этот постулат она излишне часто любит подтверждать на практике и не допускает никаких отклонений. Поэтому ночь я встретил в поезде, а уже на следующее утро мой комфортабельный спальный вагон въехал на Страсбургский вокзал.[142] Мне выдали четкие инструкции — получить эти бриллианты любой ценой. На их покупку была выделена солидная сумма в 2500 фунтов.
Когда я прибыл в гостиницу, то обнаружил, что бедные Брабазоны совершенно разбиты. Они рассказали мне, что всю ночь провели подле больной сестры. Бессонница, тревога и долгая поездка отразились на них: они были бледны и утомлены, особенно миссис Брабазон. Бедняжка выглядела больной и взволнованной, и как никогда оправдывала данное мною прозвище. Я был более чем обескуражен из-за того, что в такой момент вынужден беспокоить их этими бриллиантами. Но тут мне в голову пришла мысль, что Амалия все-таки права и после медового месяца их бюджет заметно истощился. Так что некоторая сумма денег им бы сейчас не помешала.
Я начал издалека и объяснил, что это все это прихоть леди Вандрифт. Ей очень понравились эти безделушки, и она не может уехать без них. Они должны и будут принадлежать ей. Но священник оказался упрям. Он снова вспомнил своего дядюшку. Нет, никогда, даже за триста фунтов. Это же подарок матери! Джесси принялась умолять его. Джесси, дорогая, это невозможно! Тут она заявила, что очень привязалась к леди Вандрифт. Но Ричард даже не хотел слушать ее. Я осторожно поднял сумму до четырехсот фунтов. Тот лишь хмуро покачал головой.
— Вопрос не в деньгах, — пояснил он, — а в принципах.
Я понял, что пытаться давить на него дальше бесполезно. Тогда я подошел к нему с другой стороны.
— Я должен сообщить вам, — начал я, — что эти камни являются настоящими бриллиантами. Сэр Чарльз уверен в этом. А теперь подумайте, пристало ли человеку вашей профессии носить в качестве обычных запонок камни, которые стоят несколько сотен фунтов стерлингов. Уверяю вас, что женщине они более к лицу, чем мужчине. Тем более что вы игрок в крикет.
Он посмотрел на меня и засмеялся:
— Разве я вас до сих пор не переубедил? Шесть специалистов подвергли их осмотру, и мы знаем, что это стекляшки. С моей стороны было бы неправильно обманом, пускай даже невольным, продать вам их. Я не могу сделать этого.
— Хорошо, пусть будет по-вашему, — немного отступил я, — пусть эти камни будут стекляшками. Но леди Вандрифт страстно желает получить их. Деньги для нее не преграда. Кроме того, она друг вашей жены. Я прошу вас продать их за тысячу фунтов в знак уважения к ней.
В ответ лишь отрицательное покачивание головой.
— Это будет неправильно, — заявил он. — Я бы сказал, даже преступно!
— Но мы берем всю ответственность на себя! — закричал я.
Но этот человек был непоколебим как скала.
— Как духовное лицо, — сказал он, — я не стану этого делать.
Тут я обратился к его жене:
— Может быть, вы попытаетесь, миссис Брабазон?
Джесси наклонилась и что-то зашептала ему на ухо, пытаясь убедить его. Ее манеры были по-детски непосредственны. Я не слышал, что она ему говорила, но по всему было видно, что дело близится к концу.
— Мне было бы очень приятно, если бы леди Вандрифт получила их, — промурлыкала она, повернувшись ко мне. — Она такая душка!
С этими словами она сняла запонки с манжет мужа и передала их мне.
— Сколько? — спросил я.
— Две тысячи? — неуверенно предложила она.
Такой резкий подъем цены был неожиданным — однако уж таковы женщины!
— По рукам! — ответил я и обратился к Ричарду: — Вы согласны?
Ричард опустил глаза, словно ему было стыдно за себя.
— Я согласен, — тихо проговорил он, — если Джесси хочет этого. Но, чтобы избежать каких-либо недоразумений в будущем, я как священнослужитель хочу, чтобы вы дали мне письменное подтверждение того, что покупаете их, приняв во внимание мое заявление, что они сделаны из стекла — древневосточного стекла. Поэтому они не являются настоящими бриллиантами, а я не претендую на иное для них качество.
Я положил камни в кошелек с чувством глубокого удовлетворения.
— Конечно же, — сказал я и достал из кармана бумагу. Чарльз, верный своему безошибочному деловому чутью, предвидел подобный поворот дела и дал мне заранее составленную расписку.
— Вам выписать чек? — осведомился я.
Он немного заколебался и сказал:
— Я бы предпочел банкноты Французского банка.
— Хорошо, — ответил я, — сейчас я выйду в город, чтобы обменять деньги.
Как же все-таки доверчивы бывают некоторые люди! Он отпустил меня с камнями в кармане!
Чарльз выдал мне бланк чека на сумму не более 2500 фунтов. Я отдал его нашим агентам и обменял на купюры Французского банка. Ричард с радостью выхватил у меня из рук деньги. В Люцерн я вернулся поздним вечером в хорошем расположении духа, чувствуя, что получил эти камешки на целую тысячу дешевле от их реальной стоимости.
На вокзале меня встретила крайне взволнованная Амалия.
— Ты купил их, Сеймур? — спросила она.
— Да, — ответил я, торжествующе извлекая свои трофеи.
— Ужасно, — воскликнула она. — А они хоть настоящие? Ты уверен, что тебя не обманули?
— Более чем, — ответил я, осмотрев их. Никто не сможет обмануть меня в том, что касается бриллиантов. — С какой стати ты так переживаешь?
— Потому что я беседовала с миссис О'Хаган в гостинице, и она рассказала мне о существовании известного трюка наподобие этого. Она узнала о нем из книги. У мошенника есть два набора — один настоящий, другой фальшивый. Он продает тебе фальшивый, предварительно показав настоящий, и подчеркивает, что продает их с величайшим удовольствием.
