Ингви встрепенулся и посмотрел по сторонам — корабль выходил из дельты.
— Давай пока на юг вдоль берега, что ли… И дальше рассказывай.
— На юг, так на юг, вашему величеству виднее…
— Никлис, посуди сам — здешних я не боюсь, хотя и с ними успел уже пару раз сцепиться, твои бывшие дружки мне опаснее, а на юг, думаю, они сейчас не сунутся.
— А они и вовсе никуда не сунутся, пока славу Морскому царю кровью не воздадут и все до последней нитки не ограбят.
— А если их побили и обратно на драккары загнали?
— Ну это вряд ли… Хотя, пожалуй, что тогда на юг вернее… Ну, стало быть, отпустили бы меня разбойники, да я сам к ним попросился — податься мне было некуда, а у них, как я поглядел, жисть веселая… И пристал я к ватажке Рогли, да один из его ребят невзлюбил меня. Раз, другой меня цепляет, ладно — мы привычны всякое сносить. Однако, гляжу, и другие на меня косо глядеть начинают и сам Толстяк. У них сносить обиды, слышь-ка, не в обычае — решат, что трус. И однажды… было это на острове Римбан, где все эти шайки из викингских походов собираются и Морскому царю славу поют, и кровь в его имя льют, а он, слышь-ка их благословляет и силу их колдунишкам дает… Так однажды, говорю, допек меня этот детина, Коги его имя — мне на сапоги сплюнул, гад… Сапоги новые… Ну, вижу, так дальше не годится — вызвал его на бой. А как я в Северной стороне на дубинках первый был — то я его рукояткой секиры так отделал! И ребра, и зубы ему пересчитал… Толком-то биться у них, у разбойников-то, не умеют… Да… Однако после этого случая решил я от Рогли Толстого уходить. Что же мне — все время за спину оглядываться, чтобы этот Коги меня ножиком втихаря не приголубил… Мне бы его прирезать, а я, дурак, живым оставил… Словом, дело так пошло, что нужно к кому другому на корабль перебираться… А тут и подвернись мне этот Моррик Черный Щит… Он видел, как я с Коги дрался, похвалил меня и к себе позвал медлингом — это вроде как боцман у энмарцев… Старшой такой на корабле — я сдуру и согласился…
* * *
— Сдуру? — переспросил Ингви.
— Ну да. Моррик-то этот берсерком оказался. Говорю же — псих ненормальный. И все дружки его — тоже берсерки. Бьются без доспехов и считают, что их сталь не берет. Берет — еще и как! Прозвище этого Моррика, Черный Щит, слышь-ка, оттого, что он, когда перед боем в безумие приходит — так край щита грызет и слюни пускает. Оттого и белый щит почернел — от слюней его, прости, Гилфинг, ядовитых. Я его, Моррика-то, потом спросил — зачем, говорю, тебе в медлинги я? Я ж не псих, как все его дружки. А он ржет и говорит — мне трезвый медлинг нужен. А я ему — я же пью как! А он мне — теперь пить не осмелишься. Как напьешься, так ляпнешь чего-нибудь грубого, оскорбишь берсерка. Тут тебе, говорит, и конец. Я не боюсь их, психов — но связываться — нет уж, не стану. Так и вышло по Моррикову слову — он пьет за двоих, а я — не моги, сижу трезвый, как… И за порядком на его судне приглядываю, пока он веселится. А что до судна — так он его по дурости потерял, еще без меня дело было. В викингские походы вдруг ходить он перестал, а взялся на ихних островах, где народ не такой боевитый остается, ездить и на поединки вызывать — таких, кто позажиточней. Кто победит — тот и имущество противника заберет. А с ним, слышь-ка, никто связываться не хотел — известное дело, берсерк… И так у него лихо дело шло, пока не наехал он с этим своим поединком к одному хозяину крепкому, бонд у них называется. А был тот бонд самому Трорму Оди родной брат. Ну Трорм вместо него и вышел на бой — вместо брата, слышь-ка. И так моего конунга отделал, что не приведи Гилфинг… И драккар его отобрал и все добро… Вот тогда Моррик мой всего лишился. Пришлось начинать сызнова — раздобыл где-то корабль, да не драккар — лодочку малую. И команда от него почти вся разошлась к тем, у кого удача. Про Моррика стали говорить, что нет у него удачи, нет счастья… Вот и вышло, что ватажку он стал заново собирать, так и меня встретил… А я, да ребяты эти, нормальные, слышь-ка, ребяты — Никлис кивнул в сторону гребцов, — так к нему и пристали тогда и давно уж мы с ними сговорились от конунга нашего чокнутого сбежать. А тут и ваше величество случились… Эх, знал бы я тогда, на острове Римбан, что за гусь этот Моррик — ни в жисть бы к нему не подался. А то он наплел мне с три короба, да еще посулил не простым гребцом взять, а медлингом. А это в добыче, слышь-ка, доля большая… Да еще и насмотрелся я на острове том волшебном диковин всяких, ну и дал себя окрутить…
— А что ж за диковинки? — спросила Ннаонна.
— Ты не встревай в сурьезный разговор, мальчик, — отрезал Никлис.
— Я не мальчик, я девочка, дурак! — взвизгнула вампиресса под смех Ингви и Фильки. — И я не в щит сейчас, а в горло тебе зубами…
— Извинись, Никлис, — сквозь душивший его смех с трудом выговорил Ингви, — Ннаонна у нас девица-вампир, слыхал, небось…
— А как же, — согласился бывший вор, без особого старания изобразив смущение, — слышали. Прощения просим, ваша милость. И на вопрос ваш отвечаем. Из диковин острова Римбан первая — это то, что на острове том собираются колдуны и ведуны всяческие, славу Морскому царю поют, пленников в капище на морском берегу режут. А этот царь, прости Гилфинг, этот царь нечистый на их зов приходит и силу колдунам дает волшебную… И много всякого те колдуны творят через такой оборот дела.
— А сам-то ты Морского царя видел? — спросил Ингви.
— Видывал…
— Ну и как он… выглядит?
— Известно как — злющий и страшнющий… Весь тиной и водорослями укутан, весь морскими гадами увешан. Любит он, слышь-ка, гадов. А на флаге у них — лошадь белая, так это она от прежних богов осталась…
— Постой, — перебил Ингви, — под тиной у него шкура — черная?
— Точно, черная.
— А глаза — глаза какие?
— А глаза его… Ох, как вспомню — и сейчас мороз по коже… Глаза как у змея какого — желтые, холодные…
— И с вертикальным черным зрачком, конечно? — Никлис только кивнул…
ГЛАВА 27
А я буду пиратом, гадом, Всех поставлю раком, задом, Будет черным знамя, знамя… Г.Самойлов
Под парусом «Нивга», двенадцативесельный драккарчик, бежала достаточно резво. Бородатые викинги собрались на носу, откуда бросали настороженные взгляды на своих пассажиров, которые устроились, наоборот, на корме. Мозолистые узловатые руки бородачей непрерывно поглаживали рукояти секир — положение было явно двусмысленное. Ингви прошел на нос, откашлялся, собираясь с мыслями и заявил:
— Ну, мужики, вот что… Раз уж так получилось — я постараюсь, чтобы вы из этого дела вышли не пострадавши, а если выгорит — так и с барышом. Лады?
— Нам про тебя, конунг, рассказывал наш медлинг, — отозвался один из воинов, — он человек толковый, Никир-то, да приврать любит. Так что, сказать по правде, сомнение нас берет. И как дальше быть — не ведаем… Что дальше-то, конунг?
Говорил викинг на языке, очень похожем на риодненский, во всяком случае они с Ингви понимали друг друга. Ингви поскреб затылок и продолжил:
— Дальше… Дальше я хочу наведаться в Каменную Пристань и с тамошней королевой по душам потолковать. А потом — жизнь покажет. А как сделать так, чтобы у Моррика к вам вопросов не было — так это я с Никиром вашим решу. Что-нибудь придумаем. Если согласны — тогда так. Приказы мои исполнять немедленно и без вопросов. Что скажете на это?
— Да что сказать… Податься-то нам вроде бы и некуда, кроме как с тобою, конунг Ингви. Вот и весь сказ.
— Ну и добро, — Ингви еще постоял немного, но добавить было нечего — выходило так, что все уже сказано.
Демон повернулся и побрел на корму. Когда он вновь занял место возле Никлиса — тот как раз работал рулевым веслом, разворачивая суденышко.
— Куда это ты правишь? — поинтересовался демон.
