на плечи.
— Мы сейчас в Огненных землях, — говорю я. — Вы найдёте отсюда выход?
— У меня здесь есть один знакомый, — отвечает Север. — Вуди. Ты, может, слышал?
— Нет.
— Неважно. В общем, он, если что, поможет.
— Хорошо.
Север покидает пещеру, не попрощавшись. Следом за ним Гло и Филира. Обе бросают на меня цепкий взгляд.
— Берегите себя, — произношу я напоследок.
Спины моих ещё недавно спутников уже почти исчезли из виду. Не знаю, услышали ли они меня.
Так или иначе, надеюсь, им повезёт.
* * *
Комнату мне Эдзе выделяет раза в два меньше той, которую я считал своей спальней в съёмной квартире в Дуброве. Из крошечного круглого окошка, криво вырезанного в стене из крупного камня, открывается вид на бескрайние просторы Огненных земель и на покосившийся крест, воткнутый в небольшой и явно созданный чьими-то руками холм.
— У тебя кто-то похоронен на заднем дворе? — спрашиваю я.
Скрипят половицы, когда Эдзе подходит ближе.
— Допустим.
От него нестерпимо пахнет горечью сигарилл, кислотой выпитого алкоголя и спаленным в печи мясом.
— Кто?
— Старый друг.
Любопытство включает подозрение. Есть предположение — нужно либо убедиться в том, что я понял Эдзе правильно, либо в очередной раз в нём разочароваться. Выхожу из комнаты и из дома. Бреду к могильному холму. Там присаживаюсь на корточки, стряхиваю осевший на небольшую табличку песок и читаю вслух:
— «Я, как и сотню лет назад, всё ещё верю в то, что ты должен был стать великим. Прости, что оставил тебя, когда был больше всего тебе нужен. Это было интересное приключение».
Ни дат рождения и смерти, ни имени похороненного в земле табличка не содержит. Только это странное послание и крошечный перевёрнутый крестик в углу. То ли «плюс» под наклоном, то ли буква «х».
— Х…
Протягиваю руку, чтобы коснуться верхушки могильной горки. Не знаю, зачем. Просто почему-то хочется. Кончики пальцев утопают в земле, и меня словно током пробивает до самых костей. Перед глазами всё плывёт, и я падаю назад.
— Защитная магия, — раздаётся позади голос Эдзе. — На всякий, знаешь ли, случай.
— На какой? — уточняю я. Ладони саднит. Я сжимаю челюсть, когда вытаскиваю из кожи впившиеся острые кусочки камней. — На тот, когда мертвецу зачем-то вздумается восстать из мёртвых?
— Может быть, — Эдзе пожимает плечами. — Христоф был парнем очень непредсказуемым.
Я на пару секунд немею. Догадка подтвердилась, но удивления всё равно не избежать..
— Здесь похоронен дядя? — спрашиваю, уточняя.
— То, что от него осталось.
Вот, значит, зачем ему нужен был прах Христофа — чтобы похоронить его подальше от мира, который его ненавидел, но который сам дядя при жизни считал домом и даже пытался спасти…
Голова идёт кругом.
— Мне нужно в Дубров, — вдруг выпаливаю я.
Поднимаюсь на ноги. Теперь, когда наши с Эдзе лица снова на одном уровне, я вижу, что моё заявление ведьмака удивило не меньше меня самого.
— Чего?
— За вещами, — добавляю я. — И за кошкой.
Эдзе выдыхает, трясёт головой. Затем машет рукой, мол, делай, что хочешь, разворачивается на пятках и плетётся к дому. На какой-то момент вдруг начинает прихрамывать… Но затем так же неожиданно равняет походку.
— Я не буду читать тебе нотации, — громко ворчит Эдзе. — Но нет смысла пытаться зацепиться там, где тебе не рады. Или пример Христофа тебя ничему не научил?
— Именно в этом-то и дело, — шепчу я сам себе. — Он отпустить не смог, а мне, чтобы отпустить, нужно окончательно попрощаться.
Эдзе останавливается у дома, но внутрь не заходит. Закуривает. Его губы шевелятся между затяжками. Что-то говорит. Мне не слышно. Может, к счастью.
— Ты себя вообще видел? — кричит Эдзе со своего места. — Сил-то не хватит себя туда перенести!
Возможно. Я сам до сих пор ставлю на то, что это меня убьёт. Но теперь у меня появилось некое преимущество — я нужен Эдзе живым, и он не позволит мне себя калечить.
Я только делаю вид, что собираюсь создать портал. И уже спустя секунду слышу за своей спиной тяжёлые шаги и старческое бормотание.
— Парень, если ты думаешь, что я позволю тебе помереть у себя на заднем дворике, то ты определённо стукнулся головой о камень, пока спал в пещере. Руку опусти.
Шлёпает меня по ладони, как провинившегося мальчишку. Говорит, следовать за ним в дом, где он возьмёт «драгоценное барахло, чтобы помочь одному малахольному, которого решил приютить на свою голову». Я иду чуть позади, потому что не могу скрыть улыбку.
Ведь всё идёт именно так, как мне нужно.
В итоге в своей старой Дубровской съёмной квартире я оказываюсь уже меньше, чем через полчаса. Ностальгия провоцирует мурашки по всему телу, и я стараюсь не цепляться за это. Повторяю в голове, что пришёл сюда исключительно по делу: забрать необходимое и поставить жирную точку в этой части своей истории.
Всё для того, чтобы, как хотел Эдзе, не совершать ошибок, к которым у меня есть склонности.
В комнате кошки нет, я выхожу в коридор.
— Лола!
Любимица, дремлющая на оставленных домашних тапочках, услышав мой голос, сразу пробуждается. Вскакивает, бежит в мою сторону, но вдруг останавливается на полпути, реагируя на ещё один раздражитель — шум в кухне.
Я напрягаюсь. Готовлюсь обороняться.
— Я воспользовался ключом, который ты оставлял Славе, — говорит голос.
Его хозяин в поле моего зрения появляется с запозданием. Ваня. В одной его руке чёрная кружка, из которой обычно пил я сам, а в другой — пульт от телевизора. Прислушиваясь, я не различаю больше никаких звуков. Видимо, Ваня выключил его, когда понял, что он в квартире не один.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я.
Выходит чуть грубее, чем мне бы хотелось. Я лишь интересуюсь, а слышится так, словно предъявляю Ване обвинение во взломе с проникновением.
Ваня кивает на Лолу, трущуюся о мои ноги.
— Кто-то должен был её кормить. И цветы поливать. Мы с Даней и Славой по очереди ходим. Сегодня вот моя.
Удивительно, как я одновременно и расстраиваюсь, что попал на Ваню, и выдыхаю с облегчением, что очередь оказалась именно его.
— Ясно. — Наклоняюсь, поднимаю кошку на руки. Она принимается тыкаться носом мне в шею. — И я соскучился по тебе, малышка. Прости, что меня не было так долго.
— Заберёшь её?
Когда я снова поднимаю глаза на Ваню, его руки оказываются свободными от любых предметов.
— Мы в ответе за тех, кого приручили.
Ваня согласно кивает.
— Уместно будет спросить тебя, как ты?
Теперь приходит моя очередь отвечать не словами, а жестами. Облизываю губы. Откашливаюсь. Достаточно этого, чтобы
