Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обороняющиеся держались за высокий правый берег Волги на протяжении сорока пяти километров вдоль течения реки - от Сухой Мечетки на севере до Красноармейска на юге. Нигде глубина обороняемой территории не превышала 3000 метров. Все деревянное сгорело от авиабомб. Большинство каменных и бетонных домов представляли собой руины. В северной части города выделялись своего рода три бастиона - тракторный завод, завод «Баррикады» и завод «Красный Октябрь». На юге прочно стояло здание электростанции. После германской атаки 9 сентября в ряды защитников влились 7 тысяч рабочих сталинградских заводов. Все мужское население города стало непосредственным резервом обороняющихся частей. А 62-я и 64-я армии стояли с великим мужеством, определенно зная, что выживание - не для них, что их жизнь оборвется здесь - они не знали только когда. В пучине горькой отрешенности эти две армии стояли как наша единственная надежда, как последний оплот тонущей страны.
Оставалось внутреннее кольцо обороны. Конечно, уже не было света, воды, связи, тепла. Оставались камни домов, и умирать надо было за эти камни. Детей и женщин вели гуськом к Волге, где они в оврагах и траншеях ожидали лодок и небольших пароходов, чтобы переправиться на левый, пустынный и плоский берег. Не военной доблестью было для немецких летчиков топить эти утлые суденышки, видя с безопасного верха гибель беззащитных людей. Матери теперь ждали ночи, чтобы под ее покровом переправиться туда, где могли еще выжить их дети.
Большие цели на воде были почти обречены. Пароход «Бородино» пошел на волжское дно с несколькими сотнями раненых. Вслед за ним туда же отправился и «Иосиф Сталин». С высокого берега Волги крики прощания слышали солдаты, зубами вцепившиеся в родную землю. Место, где в седой древности многие столетия назад степные люди хоронили своих вождей, - высота 102, ставшая более известной под именем «Мамаева кургана», стало важнейшей на планете точкой. Не будет преувеличением сказать, что судьба всей антигитлеровской коалиции, судьба Америки и Англии, судьба не знавших тысячелетие поражений наций зависела от того, кто будет владеть шапкой Мамая, самым высоким местом округи, откуда удобнее всего было корректировать огонь по городу и окрестностям.
Василий Иванович Чуйков Основную часть города защищала 62-я армия. Она стояла от тракторного завода на севере до элеватора на юге. Десятитысячная (по штатному расписанию) дивизия у командарма Лопатина насчитывала лишь 1500 человек. Некогда превосходная 35-я гвардейская дивизия ныне насчитывала в своем составе 250 солдат. В танковой бригаде был один танк. Из 666 человек личного состава танковой бригады лишь 200 человек имели минимальную военную выучку. И все же они стояли.
Здесь проходила линия «Г». Безмерно утомленный и бездонно преданный делу полковник Лопатин, талантливый военачальник, устанавливал свой командный пункт, когда в телефонном разговоре он посчитал необходимым поделиться своими сомнениями с командармом Еременко. Его участь была решена самым прискорбным образом, его личные опасения послужили причиной отставки. Сталин не умел прощать неудачливых, по его мнению, командиров. Кто выстоит? Еременко представил генерала Василия Чуйкова как надежного и твердого командира. В двадцать пять лет тот окончил Военную академию РККА имени Фрунзе. Он прибыл на советско-германский фронт из китайского Чунцина, где служил военным советником. Расчет был на то, что тлен и скорбь войны меньше затронули этого офицера, его нервы и выдержка требовались в этот решающий час более всего. Он был решительным, упорным, уверенным в себе командиром и презирал трусов. Широкоплечий и невысокий, он был безразличен к одежде и из-за его солдатской гимнастерки его периодически принимали за солдата.
В город вместе с Чуйковым были назначены для вхождения в 62-ю армию резервные части, расквартированные прежде вокруг Тулы, - четыре стрелковые дивизии, две моторизованные и две бронетанковые бригады.
Пересаживаясь на семи станциях, они прибыли в Сталинград после последнего этапа - форсированного марша в двести километров. Вопрос - может быть, главный вопрос - заключался в том, поверят ли воины в свою способность устоять там, где с мая безостановочно бьют их товарищей, а те лишь соревнуются в скорости отступления? Заставить бойцов поверить в смысл жертвы было не менее важно, чем правильно расставить артиллерию.
Не убеждал людей и командующий фронтом генерал Гордов: «Его волосы седели, и у него были усталые серые глаза, которые, казалось, ничего не видели и чей холодный вид, казалось, говорил: «Не рассказывайте мне о сложившемся положении, я знаю все и ничего не могу поделать, если уж так повернулась судьба».
Простое, что называется рубленое лицо Чуйкова, его простота, его лихость, его ярость, его безыскусное и верное чувство долга были находкой. Человек с лабильной психикой просто сошел бы с ума в этой жесточайшей битве мировой истории. Природа и судьба сделали так, что блестящий Паулюс со своим патефоном и набором пластинок с классической музыкой не вынес напора страшных событий и на определенном этапе в известном смысле «спрятался» за приказы, лояльность, чувство долга, веру в чье-то высшее разумение. И в конечном счете вышел, подняв руки, из подвала Центрального сталинградского универмага. А другой, не избалованный ни судьбой, ни доверием вождя, ни бликами невероятной воинской славы, ни простым комфортом, ни чувством защищенности скромно живущей в Куйбышеве семьи, выжил в этом аду, чтобы увидеть погибель врага, бросившегося на Россию, дойти до Берлина, чтобы сделать самое свое имя символом живучести и не бросающейся в глаза, но готовой на любую погибель верности своему миру, беззаветной верности матери Родине.
Чуйков прибыл в Сталинград 11 сентября 1942 года. Все, что он видел на переправе, переполнило его гневом. Раненые лежали в ожидании переправы часами, порядок отсутствовал в деле, от которого зависела судьба города. Еременко приветствовал его тепло и предложил вместе позавтракать. Чуйков отказался, и оба они сели за крупномасштабные карты. «Василий Иванович, я пригласил вас, чтобы предложить новое назначение, место командующего шестьдесят второй армией. Что вы об этом думаете?» - «Назначение очень ответственное, - ответил Чуйков. - Я не подведу вас».
На командный пункт 62-й армии на Мамаевом кургане Чуйков прибыл непосредственно перед решающим выступлением немцев. Накануне 62-я армия подверглась неслыханному расстрелу с воздуха. В дивизиях, чей нормальный состав был 10 тысяч, осталось по сто бойцов. В танковых бригадах было чуть больше десятка танков, а в целом танковом корпусе генерал-майора Попова было меньше пятидесяти машин, и большинство из них стреляло только в неподвижной позиции. Первостепенной задачей было укрепление оборонительных позиций, защита флангов, закладка мин. Лишь одна тема отныне и навсегда не обсуждалась в бункере Чуйкова - как покинуть свои боевые позиции.
Главная задача перед Чуйковым - сделать так, чтобы рядовой его армии понял свою задачу, увидел командира принимающим его пулю, а не прячущимся за штабные двери. Тактика была в 1942 году уже создана задолго до Чуйкова: сражайся пока можешь, если давление угрожает смертельно - уйди, отдай врагу часть нашей необъятной территории, но с первыми же лучами следующего дня начни новый бой, действуй так бесконечно долго, доведи врага до истощения, пусть он временно владеет твоей землей. Пока ты жив сам, враг не будет ею владеть долго. Истощи его. Пусть его сотая победа в битве за десяток метров территории окончится в его пользу. Но в сто первый раз ты одолеешь его, даже если на его стороне мысль, техника, расчет, навык, высокое умение. Ты окажешься сильнее его тем, что не усомнишься, не изменишь, не станешь прятать шкуру. Ведь гибли и до нас, ведь на нашей великой и незащищенной равнине, на наших просторах от Бреста до Владивостока было всякое, но не иссякало наше упорство, наша вера, наша сыновья любовь.
Если бы иссякло это чувство, то не помогли бы ни Сталин, ни идеология, ни милый мороз. Но мы рождены в этой вере и необъяснимой и чаще всего невысказанной любви к стране, где столько народов, но где человеческая симпатия ценится более всего в жизни, где жизнь тяжела, но где наш дом, наши могилы, наше небо. И мы тоже умрем не осквернив память предков, не обманем ожидания всей страны, вдруг затихшей при слове «Сталинград». Множество западных исследователей указывают на загрядотряды, штрафбаты, идеологическую муштру. Справедливо указывают.
Но никакая индоктринация не объясняет сверхчеловеческой стойкости защитников священного для нас города. Чужой - пусть даже самый благожелательный - взгляд не видит простого, как вода, как дыхание, необъяснимого в конечном счете чувства, которое в простом приволжском городе восстало против мастерства лучших профессиональных воинов, до того завоевавших почти всю Европу.
- Альтернатива (Весна 1941) - Юлиан Семенов - История Европы