сторонников. Его теория — Рим начал войну из страха перед царями. Пергам и Родос представили союз между Филиппом и Антиохом как прямую угрозу Риму. Антиоха они рисовали как нового Александра, Филиппа — как нового Пирра (Rome, la Grèce et les monarchies hellénistiques. P. 121, 312 sq.). Эту теорию принимает Вольбэнк (Philip V. P. 128–129) и Скаллард, который подчеркивает, что эта война не дала Риму никаких реальных выгод (A History. Р. 248–250).
Третья точка зрения Т. Франка. Причиной войны было страстное увлечение римлян Грецией, сравнимое с увлечением эпохи Ренессанса (Frank Т. Roman imperialism. N.Y., 1914. P. 158 sq.). Его взгляды развил Хейвуд. Он замечает, что Олло не учитывал психологии людей того времени. Он особое место отводит влиянию Публия Сципиона, чью политику называет политикой сентиментального благородства (Haywood R.М. Studies on Scipio Africanus. Baltimore, 1933. P. 63–68).
Очень близки к ним взгляды Моммзена. Он пишет, что «лишь тупоумная недобросовестность в состоянии не признать, что Рим в то время не стремился к владычеству над государствами Средиземного моря и желал только одного — иметь в Африке и Греции безопасных соседей». Он выделяет следующие причины. Слишком резкое усиление Македонии, вызвавшее тревогу всех тогдашних государств. Нужды торговли. Но главную причину видит в желании защитить эллинов. Поэтому войну эту он называет одной из самых справедливых в истории (Т. I. С. 659–660).
Текст Полибия не дошел. Ливий дает объяснения, взятые у анналистов: угроза царей и опасность для римских socii. Но никто из тех, кого взялся защищать Рим, не был socius. Перед нами не более, чем объяснения для народа и политических противников, бытовавшее среди эллинофилов.
17
Бобровникова Т.А. Сципион Африканский. С. 272–279; Она же. Письма Сципиона Старшего как историко-правовой источник// Jus antiquum. 2000. № 2.
18
Уполномоченными были Метелл, Бебий Тамфил. Третий в тексте Полибия назван Тиберий Клавдий, но как указал де Санктис, это ошибка компилятора (Vol. IV, 1, 240, п. 8). Ливий верно называет его Тиберий Семпроний (XXXIX, 33, 1), т. е. Тиберий Семпроний Гракх, отец знаменитых трибунов. Эллинофилами, безусловно, были двое: Метелл и Гракх. Во-первых, оба они дали своим детям блестящее греческое воспитание. Тиберий же в 165 г. произнес перед родосцами прекрасную речь на греческом языке (Cic. Brut. 79 = ORF2, fr. 1). Это свидетельствует не только о хорошем знании греческого — все люди круга Гракха его знали — но и о том, что он пренебрег обычаем произносить официальные речи только на латыни, пользуясь услугами переводчика. Во-вторых, оба были близки к Сципиону. Метелл был самым верным его другом, защищавшим его во время африканской экспедиции. Гракху в то время уже была обещана рука дочери Сципиона. Политические сотрудники Сципиона занимали эллинистические позиции.
19
Walbank. Philip V. P. 234.
20
Ср. ibid. P. 132.
21
Так пишут буквально все античные авторы. Но у Ливия находим странное сообщение, что из двух сыновей Персея старший, Филипп, приходился ему не сыном, а братом и был им усыновлен (Liv. XLII, 52, 5). Таким образом, у Филиппа был еще третий сын. Верно ли это и зачем было Персею усыновлять брата и почему об этом младшем сыне Филиппа никто не упоминает, мы не знаем.
22
Белох вразрез со всей античной традицией утверждал, что матерью Персея была Поликратия из Аргоса, невестка Арата, которую Филипп похитил у мужа. Причем она стала законной женой Филиппа и царицей. Слухи о незаконном происхождении Персея — гнусная инсинуация (Beloch K.J. Griechische Geshichte. 2 Aufl. Bd. IV, Abt. 2. B.; Lpz., 1927, S. 140). Это предположение Вольбэнк принимает как непреложный факт. Далее делается вывод об искренней любви царя к похищенной женщине. Персей у Вольбэнка наполовину эллин и чувствует симпатии к эллинам (Philip., V. Р. 78, 86, 241, 261). Между тем, как справедливо отмечает Бенгтсон, «это не только совершенно невероятно, но и никак не подтверждается источниками» (с. 259).
Действительно, ни один античный автор не говорит, что Поликратия стала царицей (равно как и о том, что она аргивянка). И ни один античный автор не называет ее матерью Персея. Это тем более странно, что в основе большинства источников лежат сведения Полибия, который был ахеец, близко знавший семью Арата (Larsen, XII). Плутарх же, наш второй важнейший источник, был хорошо знаком с потомками Арата и пользовался их семейными преданиями и архивами. Согласно Ливию, Персей был незаконный сын, его матерью была женщина, торговавшая собой, так что многие могли претендовать на отцовство. У Плутарха другая версия: «Говорят даже, что он не был кровным сыном Филиппа, но что супруга царя тайно взяла его новорожденным у его настоящей матери, некоей штопальщицы из Аргоса по имени Гнатения, и выдала за своего». Ливий тоже в одном месте называет Персея подкидышем. Однако мы знаем, что Филипп всегда относился к нему как к родному сыну. Поэтому можно предположить, что штопальщица и была любовницей царя, а его супруга выдала по его приказанию ребенка за своего (Liv. XXXIX, 53; XL, 9, 2; Plut. Paul. 8; Arat. 54).
Судьба невестки Арата нам неизвестна. Судя по тому, что современники приводят этот случай как пример развращенности и коварства Филиппа, он на ней не женился и куда дел молодую женщину, неизвестно. Произошло это уже после смерти Арата, так как Плутарх упоминает, что Арат со свойственной ему проницательностью сразу догадался об отношениях своей невестки с Филиппом, но не стал раскрывать глаза сыну, рассудив, что ничего, кроме страданий, это открытие ему не принесет (Liv. XXVI, 31,8; XXXII, 21, 23–24; Plut. Arat. 57).
23
Судьба убитого царевича вызывает горячие споры в научном мире. Моммзен с сочувствием писал о трагической гибели «юного принца». Однако в XX в. некоторые историки взяли сторону Персея. Они утверждают, что Деметрий получил по заслугам (Edson C.F. Perseus and Demetrius // Harvard Studies in Classical Philology. XLVI, 1935,191–202). Особенно горячо отстаивает этот тезис Вольбэнк, слишком пристрастный к его отцу.
Какова система его аргументов?
Прежде всего он утверждает, что дошедший до нас текст Ливия полностью восходит к Полибию, как показывает анализ сохранившихся фрагментов «Истории» и сличение их с рассказом Ливия. Полибий же опирался на рассказы македонских вельмож самого высокого ранга и подлинные македонские документы (Philip., V. Р. 236). Таким образом, у нас очень добротные источники. Далее он дает следующую
