— Милов…
Леста осторожно дотронулась до его руки. Он посмотрел на нее и улыбнулся.
— Все бросили меня — кроме тебя, — проговорил он.
— Теперь — и я…
Милов нахмурился.
— Думаю, тебе опасно возвращаться в Текнис.
— Приходится. Больше ведь никого нет.
— Ты не слишком засветилась?
— Не думаю.
— А Орланз…
— Он знает меня в другом моем качестве — ты понимаешь, о чем я.
— Да, — сказал Милов. И добавил — уже совсем о другом: — И все-таки — мне жаль, что так…
Она поняла.
— Ничего. Было бы труднее расставаться.
Он хотел поцеловать ее. Леста покачала головой.
— Не забудь: для Орланза мы едва знакомы.
— Да, правда. Прости. К сеансу успеешь добраться до места?
— Надеюсь.
— Сообщи всю обстановку. Название судна и прочее. А я постараюсь с моря выйти на связь. Может быть, как-нибудь смогут перехватить. Если уж сюда нельзя было успеть…
Леста вздохнула.
— Во всяком случае, известно будет, куда груз придет. Ты уж постарайся. Ты не виноват, что получился перекос.
Она вовремя заметила приближающегося Орланза.
— Милов, подгоняйте вторую машину…
— Прощай, — сказал Милов. — До встречи в Москве. Когда-нибудь.
Она только кивнула. Повернулась и пошла — как бы к своей машине, но Милов понимал, что она не станет садиться в кабину.
Сам он направился ко второму грузовику. Стрела снова уже нависала над берегом.
Когда он подогнал вторую машину и погрузка продолжилась, Орланз подошел к нему. Огляделся и сунул Милову в руки небольшой сверток.
— Что тут? Бутерброды?
Орланз не улыбнулся.
— Передатчик. С фиксированной частотой — это моя волна. Как только выйдете из территориальных вод — сообщите мне.
— Зачем?
— Мне нужно знать. Обязательно сообщите!
— Хорошо. — Милов взял сверток, сунул в объемистый карман куртки. И, не разговаривая более, направился к третьей машине — чтобы быть на месте, когда понадобится подогнать и ее.
Отряда уже не было. Но двое любопытных в отдалении по-прежнему щелкали камерами, третий не отрывался от окуляра камеры — он успел, наверное, сменить кассету.
Потом, словно выполняя неслышную команду, они разом кончили работу и повернулись, чтобы уйти. Милов не без интереса глядел им вслед, когда услышал сказанное негромко, совсем рядом:
— Милов…
Он резко обернулся. То был Клеврец.
8
(2 часа 30 минут до)
Первым движением Милова было: выхватить оружие, или даже просто нанести удар и исчезнуть, сбежать на судно, пока противник не успел еще ничего предпринять. Но Клеврец, предусмотрительно отступив, улыбнулся неожиданно миролюбиво, и Милю решил пока воздержаться от атаки.
— Я на тебя не в обиде, — сказал Клеврец спокойно. — Ты не думай. Просто в том эпизоде ты оказался удачливей.
Милов промолчал.
— Хотя и зря, — продолжал Клеврец. — Я ведь и тогда пришел к тебе с деловым предложением. И не собирался причинить тебе никакого вреда.
На этот раз Милов пожал плечами:
— Откуда мне было знать, что собираешься сделать ты — технет…
— Относительно технетов ты, кажется, уже разобрался? — спросил Клеврец.
Милов, немного подумав, кивнул:
— Думаю, что да.
— Значит — понял, что это — не наука и не техника. Немного медицины — и много политики. Ты и сам успел побыть технетом, хоть и недолго, верно? И ничего страшного с тобою ведь не случилось?
— Пока не знаю, — сказал Милов.
— Да знаешь, знаешь. Теперь послушай. Ты собираешься отплыть. Можно, конечно, задержать тебя — хотя бы попробовать. Твои люди уже ушли, ты один. Но я этого делать не стану. Я только предложу тебе другой вариант.
— Слушаю, — сказал Милов.
— Сперва проинформирую: если ты отплывешь вместе с грузом, который так усердно курировал все последние дни — в неизбежном международном скандале твое имя будет упоминаться не раз и не два. В результате, тебя никогда уже не привлекут к выполнению какой бы то ни было задачи. Даже свои не привлекут. Гарантирую. Потому что я в курсе всех дел. И знаю — и ты теперь знаешь, — что при всем желании не сможешь ничему помешать и ничего — предотвратить.
— Ну, допустим, что так, — сказал Милов едва ли не равнодушно. — Что же предлагаешь ты?
— Предлагаю остаться. Мы помним тебя, как специалиста. Твоя жизнь, по сути дела, прошла здесь. Почему бы тебе и не дожить ее в знакомых условиях, имея хорошую работу по специальности?
Он сделал паузу, ожидая, видно, ответа. Милов промолчал. Тогда Клеврец заговорил снова.
— У вас такой беспорядок, что в ближайшие годы, а может — десятилетия ничего не изменится к лучшему. У нас пока тоже не рай, но мы — маленькая страна, и нам помогают куда больше; так что мы заживем нормальной жизнью куда раньше вашего. Здесь ты застанешь эту жизнь; там — не успеешь. Все же приходится считаться с календарем, не так ли?
— Несомненно, — подтвердил Милов.
— Полиция — везде полиция, пусть даже здесь она называется Системой Порядка. Называться можно, как угодно… А работать легче: технеты — я имею в виду маленьких технетов — контролируются гораздо легче. Поверь мне: я уже успел в этом разобраться. Но ты-то станешь не маленьким технетом; получишь тот уровень, какого достоин. За это могу поручиться.
Милов усмехнулся.
— Интересно, а твое начальство думает так же?.
— Мое начальство думает так же. Ты же знаешь, что я делаю тебе это предложение и даю обещания не как частное лицо.
— Еще бы, — сказал Милов искренне.
— Надо ли дальше тебя уговаривать?
— Ты рискуешь, — сказал Милов. — Я ведь могу согласиться только ради того, чтобы внедриться…
— Конечно, такая вероятность есть. И какое-то время ты будешь испытывать некоторые неудобства: тобою будут интересоваться. Но это пройдет. И делаться это будет с максимальной деликатностью.
Милов кивнул и улыбнулся.
— Спасибо, коллега.
— Ты согласен?
— Ты же заранее знал, что я не соглашусь.
— Ничего подобного. Ты всегда умел логически рассуждать. И твоя хваленая порядочность не пострадает: ты сейчас не на службе, никому ничем не обязан…
— Всё верно. И все-таки — нет.
— Объясни.
— Две причины. Первая: да, я прожил тут долго. Но это не моя страна.
— Это не логика, а лирика.
— И вторая. Не хочу жить среди каннибалов.
— Мы — каннибалы?
— И всегда были такими. Во все времена обожали пожирать своих. Вы людоеды, Клеврец. Живя здесь, я как-то притерпелся к этому. А потом увидал со стороны — и мне стало не по себе. Вы потому и стали технетами, коллега, что это снимает последние сдерживающие моменты: у технетов совести не должно быть по определению. А у вас ее никогда и не было; амбиции были, и громадные, и сейчас они никуда не девались, а вот совести не было; я говорю о массе, конечно, единицы были порядочными и здесь. Но очень хорошо, что вы перестали выдавать себя за людей. А я хочу помереть человеком — как жил…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
