170. Он заходит во грынюшку во светлую,
Он цэлом-то не бьёт, ниско не кланеицсэ.
Тут стават тут корол(ь) да на резвы ноги:
«Уш ты здрастуй, Дунаюшко сын Ивановиц!
Ты идёш ко мне по старому ле по-прежному,
175. Ты служыть ко мне идёш верою и правдою?..» —
«Не служыть к тибе иду не верой и не правдою:
Я иду на Опраксеи-то сватацьсе.
Ты добром-то не даш, дак возьмём силою;
Как мы три дня прожывём, дак весь твой град згубим!»
180. И тут выходит король да на красно крыльцо,
Он смотрит по улици по шырокой же:
И лёжыт у ёго силы да у́лками-переу́лками,
И лёжыт у ёго силы да ровно грези фсё.
И заходил тут король да ляховиньской же,
185. Заходил же он король да во свою грыню;
Говорыл же король да таковы реци:
«Уш ты ой еси, Дунаюшко сын Ивановиц!
Ты остафь мне-ка народу да хоть для семяноф;
Вы возьмите у мня Опраксею-королевисьну!..»
190. Как на то же Дунаюшко не ослышылсэ;
Выходил-то Дунаюшко на красно крыльцо,
Закрычал-то Дунаюшко громким голосом:
«Уш вы ой еси, мои дружья-товарыщи!
Вы остафьте тотариноф дле семеноф:
195. Как возьмём мы Опраксею-королевисьню!»
Как брали Опраксею-королевисьню —
Они брали за белы за руцюшки,
Говорыла же кнегинушка Опраксея:
«Ище нету у мня да постоятеля, —
200. У мне нету тепере родной сёстры,
Как родной-то сёстры Настасьи-королевисьны,
Ище той же паленицы приудалоей:
Не дала бы она меня в обиду же!»
Как садили г Дунаюшку на добра коня,
205. Повезли-то из города из Ляхова.
Они ехали путём себе дорогою,
Как наехали на ископыти на лютыя:
Тут ехала невежа проклятая —
Выворацивались ископыти — да бутьто пе́цища.
210. Говорыл тут Дунаюшко сын Ивановиц:
«Уш ты ой еси, стары казак Илья Мурамец!
Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц млад!
Вы возьмите Опраксею-королевисьну,
Вы пристафьте ко князю ко Владимеру!»
215. Как садили Опраксею на добра коня
Ко тому же старыку Ильи-то Мурамцу;
Повезли-то Опраксею-королевисьню.
Ище тот же стары казак Илья Мурамец.
Как пристави-ли Опраксею-королевисьню
220. Ко тому же ко князю да ко Владимеру.
Ище тут же Дунаюшко сын Ивановиц
Он поехал-поехал по етим ископытям
Догонять он, догонять невежу проклятую.
Ехал по далецю цисту полю,
225. По тому же по роздольицу по шырокому, —
Как наехал-наехал тонко́полотняной шатёр.
Он спускал-то своёго да он добра коня
Как к тому же, к тому же к тонкополотняну шатру,
Отбил-то пшаницу да белоярову
230. У того же коня да у невежына.
Как зашёл же во етот да во тонкополотняной шатёр, —
Как тут спит же невежа, роскинулась.
Нецёго он не спросил — да два он отрока сотворыл,
И повалилсэ тут он с ею сряду спать.
235. Как стават тут невежа проклятая:
«Как коня напоил да и колоцьця не закрыл!»
Схватила она сабельку вострую,
Как хотела она у ёго да как главу смахнуть:
«Как сонного мне-ка бить, дак ёго лутше побудить!..»
240. Будила-будила — да розбудить не могла,
Тут же она да повалиласе.
Просыпалсэ Дунаюшко сын Ивановиц;
Розбудил он невежу проклятую,
Ище ту же паленицу приудалую.
245. И тут же они да согласилисе,
Согласилисе они да тут и брак принеть.
Садились они да на добрых коней,
Как поехали они да цистым полём же.
Ище ехали-ехали — тут росхвастались.
250. Говорил же Дунаюшко таковы рецы:
«Как нет же меня да едрене богатыря!»
Говорила же Настасья-королевисьня,
Ище та же паленица преудалая:
«Как в метоцьки метить дак ище нет лучше меня!»
255. И тут же Дунаюшку за беду пало;
Говорыл же Дунаюшко сын Ивановиц:
«Я поставлю пе(р)стень в лоб, да и ты мош ле попасть?»
Как метила она, дак нарас попала же!..
«Уш ты стафь-ко ты пе(р)стень ты себе и в лоп.
260. Неужеле, ты попала, дак мне не попасть?..»
Тут же Дунаюшко метит(ь) меткой стал:
Как первой рас он стрелил — и не дострелил.
Говорыла же Настасья да королевисьня:
«Уш ты ой еси, Дунаюш(к)о Ивановиць!
265. Уш мы бросим-ко с тобой да ету заповедь!»
Да тут же Дунаюшку и за беду пало;
Он метил же в метоцьку во фторой рас:
Он фтор-от рас и стрелил — перестрелил.
Говорыла Настасьюшка-королевисьня,
270. Ёго фсяко улещала Дунаюшка Ивановица:
«Уш мы бросим, бросим да ету заповедь!..»
Ишше тут же Дунаюш(к)о [не] ослышылсэ:
А метил-то он в метоцьку во третьей рас.
Он метит-то, метит дак и во белу грудь,
275. Он во белую грудь да в ретиво серцо, —
Он застрелил палиницу да преудалую.
Он вымал-то, вымал да как булат-ножык,
Он ростегивал бантоцьки серебряны,
Он порол-то, порол у ей белы груди;
280. Он смотрел-то, смотре(л) у ей во белой груди:
И затворёно у ей есь да два отрока —
И два отрока у ей, сын да доци же,
Ище у сына у ей да по колен ноги в золоти,
Как у доцери-то у ей по локоть руки в серебри.
285. Да и тут же Дунаюшку за беду пало,
За велику досадушку показалосе.
Он ставил копьё да во сыру землю,
Он ставил копьё и тупым коньцём, —
Он валилсэ на копьё своей белой грудью;
290. И тут же он, тут да прыговарывал:
291. «Протеки-протеки да-ле тут, Дунай-река!»
404. Сватовство царя Гребина Замойловича на сестре князя Владимира
Как из-за моря-моря да моря синёго,
Из-за синёго морюшка шырокого
Тут пловёт-выплываёт да трыццэть караблей.
Заплывают во матушку во Невесь[149]-реку;
5. Они ставят свои да церны карабли,
Они ставят ко прыстани карабельни же,
