У берегов Японии нас встретил японец-лоцман, он провел наш «Балхаш» через подводные минные заграждения, расположенные вокруг Японии. Наша первая остановка была на Алеутских островах в районе Аляски.
Теплый прием на Алеутских островах
Здесь нас встретил американский военный гарнизон, встреча была потрясающе теплая: капитана нашего парохода с группой дипломатов пригласили на обед. Наш Володя переходил из рук в руки, он всем рассказывал все происшедшие события во время нашего плавания — как он ловил рыбу, сколько он видел китов и как мимо нашего корабля проплыла мина и было страшно. Военные американцы сидели, слушали, кивали головой, и вдруг раздался хохот. Володя, сообразив, что они его не понимают, обратился к ним со словами:
— Ну я же вам русским языком говорю!
Этой репликой он покорил всех, а вечером к нам на «Балхаш» зашел военный капитан и на ломаном русском спрашивал:
— Г-де м-ой д-руг Во-ва?
Вечером в их военном клубе для нас был дан концерт, показали нам кинокартину под названием «Песнь о России», где русская девушка без препятствий выходит замуж за американца, и в заключение вечера были танцы.
Я убежала оттуда просто в истерике. Перед моими глазами все еще стояли страшные картины этой проклятой кровавой бойни. И незабываемые лица родных, друзей и знакомых, погибших и продолжавших погибать на этой страшной проклятой войне. И как им всем до последнего вздоха так же хотелось жить и радоваться!
Порт Сиэтл (США)
Наш пароход, как будто обернувшись вокруг своей оси, проплыв бухту, подошел к пристани и, бросив якорь, врезался в чужую землю.
Чужой берег, чужие корабли, чужая пристань… И даже доски, обычные деревянные доски, выглядели чужими. Яркое солнце поливало щедрым светом раскинувшийся на горе, с полуутопавшими в зелени окраинами, город. Сиэтл — прозвучало незнакомо и чуждо.
На этом пароходе еще был наш советский мирок, но на берегу ходили незнакомые, чужие люди. В удивительно ладной спецовке, в перчатках они толкали тележки с грузом. То закрывались, то вновь открывались какие-то люки, выбрасывая аккуратно запакованные пакеты. Такая же упаковка была у товара, поступавшего к нам на пристань из-за границы, при нашей посадке на пароход она привела нас в восторг.
Чуть в стороне, за огромными зеркальными окнами, за блестевшими от чистоты столами, стояли белокурые, в синих блузах девушки и ловко что-то паковали. Это был рыбоконсервный завод. Вид их, для меня необычный, здоровый цвет лица, свежая краска на губах не вязались в моем представлении с положением работниц.
Несколько аккуратно причесанных женщин в синих брюках, наглаженных кофточках прошли по пристани. Запрокинув головы вверх, они старались разглядеть наши лица. Я оглянулась: весь экипаж нашего парохода, облепив перила, смотрел не отрываясь на берег. Члены партии, комсомольцы, беспартийные советские граждане забыли в эту минуту обо всем и с глубоким, нескрываемым интересом, так же, как и я, смотрели на «заграницу». Все мы старались увидеть что-либо уродливое, что успокоило, привело бы нас в нормальное состояние и оправдало бы наше представление о жизни в капиталистической стране.
Я понимала, что любой недостаток, замеченный нами, привел бы нас в чувство, и мы с большим облегчением принялись бы его горячо обсуждать. Но этого не случилось, и все стояли погруженные в свои мысли.
Меня, я помню, больше всего волновал и интересовал вопрос, как здесь люди могут работать на какого-то владельца той или иной фирмы, то есть на какого-то капиталиста отдельно, а не на государство вообще. У нас я всегда чувствовала, что я работаю на общую большую семью, то есть на государство, и так же как в своей маленькой семье, чувствуешь и думаешь, что работаешь на благо не одного отдельного члена семьи, а всей семьи.
Кирилл тронул меня за плечо, он, вероятно, звал меня долго, но только его прикосновение меня пробудило.
— Ты что же, уснула, что ли? — улыбнулся он.
За ним стояли Василий Афанасьевич и Надежда Васильевна. В их руках искрились бокалы с шампанским. Мы перешли на противоположную сторону парохода, где не было ни единой души.
— Ну что ж, за благополучный приезд и за счастливую работу.
Бокалы звякнули. И в ту минуту, когда я поднесла бокал к губам, сердце защемило — изменится ли после войны все у нас там, или все останется по-прежнему?
Кирилл поцеловал меня:
— Желаю счастья.
Счастье — это непривычное слово вывело меня из равновесия. Почему счастье должно прийти здесь? А не там, где оно могло и должно было прийти, там, где я хотела и мечтала о счастье, там, среди родных людей, среди родных полей, лесов и рек, но его не было. Понятие «счастье» было смутное и иллюзорное. О каком счастье я могла думать? И разве имела я право мечтать о нем среди океана слез и горя?
Ни Василий Афанасьевич, ни Надежда Васильевна так остро не реагировали, они уже в Америке не в первый раз. Но когда мужчины покинули нас, я, с трудом стараясь подавить в себе душившие меня слезы, со жгучей тоской смотрела на горизонт, туда, где исчезла земля, где исчезла страна, называемая моей Родиной.
Надежда Васильевна потихоньку произнесла:
— Страна здесь, Нина Ивановна, удивительная, как сказка.
— Да, но как бы я хотела, чтобы моя страна тоже была не разбитая, не искалеченная, не изуродованная, а так же хороша, как сказка.
Почему этого нет? А ведь я всю жизнь хотела этого, мечтала об этом и этим жила. И это давало силы, укрепляло желание работать и жить. Я верила и верю в то, что там тоже была бы самая лучшая сказка в мире, если бы ее не разрушила эта чудовищная, страшная, жестокая сталинская система… Страшнее которой не может создать человеческая фантазия.
— Товарищи, в салон, — дал команду культурный затейник, прославившийся среди пассажиров как ловелас.
Все быстро собрались. Дети, не унимаясь в своих играх, шныряли между ног и под столами, появился даже Костя, которого всю дорогу укачивало.
Напутственная инъекция
В центре за столом рядом с капитаном расположились очень плотный человек среднего роста и двое юношей, их одежда резко отличалась от наших «экипировочных» костюмов, в которых были одеты приехавшие дипломаты. Легкие светлые костюмы, узкие красивые галстуки, начищенные до зеркального блеска ботинки, это были представители торговой конторы в Сиэтле, в обязанность которых входило дать нам первую напутственную инъекцию, прежде чем мы коснемся ногой чужой земли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
