Нити управления в значительной степени ускользнули из рук Верховного командования. Штаб оперативного руководства ОКВ надеялся, что под столь очевидным натиском событий ему удастся наконец добиться какого-то перспективного решения, но Гитлер явно считал, что набор его тактических средств еще не исчерпан и ими еще можно все спасти. Поток его речей лился нескончаемо. Он отвергал все разумные меры, он требовал невозможного. Он продолжал цепляться за принцип позиционной обороны, и его нельзя было уговорить сдать что-то добровольно или хотя бы продумать какие-то планы на перспективу, как бы остро мы в них ни нуждались. Лучше всего сложившуюся ситуацию иллюстрируют отдельные примеры с разных театров военных действий.
Когда Гитлер инструктировал меня перед моей командировкой в Нормандию, то в отношении Юго-Восточной Европы сказал следующее:
«Естественно, самую большую тревогу вызывают Балканы. Я полностью уверен в одном: если турков точно так же, как и финнов, убедить сейчас в том, что мы не уступим, они и пальцем не пошевелят. Всех их волнует лишь одно: как бы не оказаться между двумя стульями. Вот что их беспокоит. Поэтому если нам удастся провести где-то действительно серьезное оборонительное сражение или одержать победу, если удастся восстановить доверие этих народов в том, что мы не сдаемся, а отступаем только для того, чтобы сузить наш фронт, тогда, я уверен, мы сможем заставить турков проводить выжидательную политику. Туркам нет радости в том, чтобы увидеть поверженной величайшую европейскую державу, ведущую борьбу с русскими и большевиками, а на ее месте – абсолютно нестабильный противовес весьма спорной ценности и надежности в виде англосаксонских государств. Турки этого не хотят.
Потом болгары, естественно, начинают задумываться: что будет, если Германия потерпит крах? Маленькие страны, вроде нашей, не смогут из этого выпутаться. Если великая держава не сможет, и мы не можем.
Так что, на мой взгляд, есть кое-что еще, что зависит от стабилизации на Восточном фронте. В конечном итоге позиция всех малых Балканских государств зависит от этого – Румынии, Болгарии, Венгрии и Турции тоже.
Тем не менее мы должны принять некоторые меры предосторожности. Первой и самой важной мерой предосторожности была и остается защита венгерской территории (…жизненно важной…).
Вторая, и столь же важная, связана, конечно, с позицией Болгарии. Без Болгарии мы фактически не сможем защищать Балканы, а значит, получать руду из Греции.
Любая высадка англичан на Балканах, или в Истрии, или на островах Далмации чрезвычайно опасна.
Высадка англичан может привести к катастрофическим последствиям. На мой взгляд, мы не сможем надолго задержать высадку на этих островах и в других местах, если противник задействует большие силы. Здесь есть лишь один вопрос. Вопрос, я считаю, в конечном счете в том, достигли ли западные союзники согласия относительно действий в этом регионе.
Мне с трудом верится, что русские отдадут Балканы англичанам. Вполне возможно, что что-то произойдет в результате трений между русскими большевиками и западными союзниками, что англичане попытаются прибрать к рукам по крайней мере Эгейские острова. Теоретически, по крайней мере, это возможно. Сообща они точно не будут действовать».
Тем не менее 22 августа, когда штаб оперативного руководства вызвал немецкого главнокомандующего на Юго-Востоке в ставку, Гитлер полностью поменял свою позицию. Тито прорвался в Южную Сербию, и теперь нашей задачей было получить согласие Гитлера на сотрудничество с лидерами националистов Недичем и Михайловичем в совместных действиях против коммунизма во внутренних частях страны. Вместо того чтобы принять решение, Гитлер углубился в длинный исторический анализ «опасности большой Сербии», заявив, что «сербы единственная настоящая нация на Балканах». Хотя русские собирались форсировать Днестр и Прут, прорываясь в долину Дуная и вторгаясь таким образом глубоко в тыл всей береговой линии фронта на юго-востоке, Гитлер не хотел ничего слышать, кроме того, что Германия должна «упорно противостоять всем планам относительно большой Сербии». Йодль резюмировал его точку зрения следующим образом: «Нельзя допустить существования какой-то сербской армии. Лучше пусть будет некоторая угроза коммунизма». Просто поразительно, что во время этих дискуссий не было сказано ни слова о возможном изменении в позиции Румынии. Оно произошло всего лишь сутки спустя. Между тем немецкие политические власти не имели представления об истинном положении дел. Они просто думали, что угроза приближения Красной армии заставит самих румын защищаться до конца. Это пример, в котором дихотомия в виде двух штабов в Верховном командовании представляла особую опасность, потому что не существовало четкой разделительной линии между зонами ответственности ОКХ и ОКВ. Командующие на Юго-Востоке ничего не могли сделать, чтобы исправить ситуацию, поскольку, как и на всех остальных театрах войны, они были связаны гитлеровскими инструкциями по безопасности, запрещавшими прямую связь с соседними театрами. Единственной информацией об обстановке в целом была для них информация, которую раз в неделю давало ОКВ в так называемых листовках новостей.
Другой союзник в зоне ответственности главнокомандующего на Юго-Востоке, болгары, в равной мере был готов к бегству. Тем не менее на встрече 22 августа о них тоже не упомянули, сказали только, что они могут, видимо, вывести свои оккупационные войска из Сербии. Хотя наши войска и растянулись до предела, Гитлер вслед за этим потребовал заменить болгар немецкими соединениями, в том числе кадетами военной академии. Однако спустя четыре дня, 26 августа, германский представитель в Софии доложил, не оставив никаких сомнений, как записал Йодль в своем дневнике, что «от болгарского правительства больше ничего не добьешься ни политикой, ни дипломатией». Только тогда удалось уговорить Гитлера согласиться, что «необходимо осуществить подготовительные мероприятия по отводу всех войск южнее линии Корфу – Янина – Каламбака – гора Олимп». В то же время он отдал приказ о том, что в качестве предупредительной меры на случай дезертирства Болгарии «должен быть сформирован новый фронт вдоль старой болгарско-югославской границы». Польза от него была, по крайней мере, в том, что мы смогли быстро вывести две дивизии из Греции и один батальон с Крита.
Всех этих мер было недостаточно, но они, во всяком случае, были хоть как-то обоснованы с военной точки зрения. Однако дальнейшие планы и приказы, с помощью которых Гитлер собирался противостоять бегству наших союзников, были близки к фантастике – как и в Италии. В разгар тяжелейшего кризиса, охватившего практически все театры войны и породившего политические проблемы в самом широком смысле, Верховного главнокомандующего германскими войсками мучили ненависть и жажда мщения, и он тратил время на то, чтобы послать несколько самолетов, которые с трудом можно было наскрести на Балканах, атаковать никем не обороняемый Бухарест. Их целью должен был быть дворец юного короля, потому что тот, как считал Гитлер, был главным его врагом. Нефтяные промыслы Плоешти он предлагал защищать от Красной армии с помощью отдельного парашютного батальона СС, который действовал где-то в Югославии против партизан, – его могли наголову разбить, как он только прилетел туда. Во всяком случае, больше о нем никогда не слышали. 26 августа появился приказ ОКВ о роспуске румынских вооруженных сил, кроме тех, которые пожелают войти в состав вермахта. Остальные рассматривались как согласные с «предательством своего правительства» и, таким образом, переходили в разряд военнопленных. Это пример того, насколько нереалистичными были взгляды ставки: хотя в тот момент в ней могли этого и не знать, но накануне Румыния фактически объявила нам войну. В Болгарии предполагались решительные действия с целью хитростью и силой забрать танки, которые мы поставляли туда в ходе войны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
