Снова молчание.
Все стало на свои места.
Сухун был готов предложить кое-что ему, а через него - всем землянам, зацепившимся за старую глинобитную крепость в предгорьях на краю цивилизованного мира.
- И знаете что, - молвил, наконец, имперский контрразведчик, вдруг вполне искренне улыбнувшись. - Я думаю, что мы бы могли помочь друг другу… Что мы должны помочь друг другу!
- Мы - это…
- Мы - это вы и я… Мы - это сардар Сантор и император. Мы - это ваша страна и моя страна… Ибо, насколько я знаю, у вас есть то, что сможет надежно остановить полчища Ундораргира на этой земле. Ну а в иных мирах, думаю, имперские маги найдут, что противопоставить силам тьмы.
Костюк не удивился. Если эти люди оказались достаточно проницательными, чтобы вычислить его, агента чужого мира, то уж домыслить остальное труда не составляло.
Вот оно…
Кажется, его план начал срабатывать раньше, чем рассчитывал капитан.
Но предстояло еще прояснить кое-какие моменты, не говоря о том, что сразу соглашаться на такие вещи никогда не стоит.
- Я, конечно, готов передать послание… - осторожно начал землянин.
- Это само собой разумеется, - кивнул собеседник. - Но я полагаю, что простой обмен посланиями - дело долгое и ненужное… Вы передадите вашему правителю послание с предложением прибыть на переговоры с имеющими на то право вельможами нашей хранимой богами державы. Скажем, устроит ли достойнейшего Сантора, если в переговорах будет участвовать, кроме вашего покорного слуги и министра по делам вассалов, еще и второй наследник престола, принц Йоратан?
- Безусловно, - Алексей изо всех сил попытался не выдать своих эмоций.
- Тогда… - Сухун извлек из-под стопки дешевой бумаги лаковый футляр.
Внутри был сверток белоснежного шелка, оплетенный сеткой с несколькими печатями. Как уже знал Алексей, так здесь упаковывали самую важную и секретную почту, чтобы малейшая попытка вскрытия не осталась незамеченной.
- Здесь послание к сардару Макхею с предложением встретиться спустя три месяца в трех днях конного пути от нашей восточной границы - в Караласе. Это место равно удалено как от нашей столицы, так и от вашего города. Насколько я знаю, для князя не составит труда добраться туда на любой из имеющихся у него повозок. Все, что нужно для этих переговоров, ваш владыка узнает из письма. Там же охранная грамота, приказывающая всем подданным империи оказывать ему содействие в пути.
Костюк мысленно покачал головой - вот даже как… Сухун захлопнул шкатулку, внутри что-то щелкнуло.
- Вы знаете, что это за ларец?
- Да, у него нет ключа, - кивнул капитан.
- Ваши знания о наших порядках делают вам честь! Теперь коробочку, выточенную из прочного горного дуба, уже не открыть никакими ухищрениями. Ее можно лишь распилить - дополнительная гарантия того, что письмо не будет тайно прочитано.
- И еще - вот это лично для вас. Я не могу послать с вами человека подобающего ранга, да в этом и нет особого смысла. Поэтому примите, как своего рода залог будущего, знак полномочий нашего посла.
Из-за отворота куртки джагчер вытащил замшевый мешочек на золотом шнурке, развязал его, и перед разведчиком лег аккуратно ограненный крупный рубин.
Все еще не веря своим глазам, Костюк поднес камень к глазам. Так и есть - на самой большой из граней был старательно выгравирован в обрамлении письмен сказочный шестиногий зверь с крыльями и щупальцами - геральдический символ Эуденоскаррианда.
- Кроме всего прочего, князю Сантору будет дана такая же - только изумрудная, - добавил Сухун.
И сейчас, положив под голову хурджин, на дне которого лежал заветный ларец, Костюк сжимал в руке висевший на груди мешочек с печатью.
Для имперской иерархии не было мелочей - каждому чиновнику, каждому рангу полагалась печать из своего материала. Яшмовые и нефритовые для провинциальных наместников, сердоликовые для придворных, топазовые для мелких воевод и сапфировые для воевод покрупнее рангом, ониксовые для судей…
Рубиновые печати, как он помнил, полагались только министрам и самым важным послам, а изумрудные - членам императорского совета и знатнейшим вассалам. Выше их шли лишь алмазные - каждую из которых делали много лет, и полагавшиеся исключительно членам императорской семьи.
Но дело, конечно, не в печатях.
Пожалуй, у них появился шанс всерьез чего-то добиться в этом мире.
Потому как Макеев не может не понимать, что даже будь у них в пять раз больше патронов или танков, гарнизон без настоящих союзников, без ресурсов, без выхода в широкий мир обречен.
И не столь важно, будет агония длиться годы или десятилетия.
ИНТЕРЛЮДИЯ
Москва, Старый Арбат, 198… год
На Арбате, как всегда, было людно.
С тех пор как началась перестройка, эта недлинная московская улочка, воспетая Окуджавой, стала чем-то вроде средоточия нового времени. Сюда, словно в Мекку, тянулись люди со всех концов бескрайнего СССР - вдохнуть полной грудью вольного воздуха гласности и демократии.
Оно, конечно, хорошо. Но каково живущим здесь москвичам выслушивать сутками напролет импровизированные концерты бардов, гул непрерывного стихийного митинга, гомон многоязычной пестрой толпы приезжих, с любопытством рассматривающих выставки-продажи под открытым небом?
О том, каково оно, быть членом братства «старого арбатства», Сергей Сергеевич Байдаков, доктор наук, профессор, заведующий отделением перспективных проблем физики филиала МИФИ, знал не понаслышке. Он здесь родился и прожил уже без малого сорок лет. И всегда гордился причастностью к тому товариществу избранных, которым посчастливилось быть аборигенами этой поистине исторической части Москвы.
Однако ж последние два года жить здесь стало некомфортно. По крайней мере ему. Никак не мог привыкнуть ко всему этому бардаку и неразберихе.
Что-то менялось вокруг, страна медленно, но верно становилась другой, и Сергей Сергеевич до сих пор не мог определиться, нравилось ли ему это или нет.
Положим, было в перестройке что-то хорошее. По крайней мере, благодаря объявленной новым генсеком гласности то, что раньше было уделом тесных кухонь, выплеснулось из домов на улицы, на страницы газет и журналов, на экраны телевизоров. Хотя, конечно, многие тосковали по тем посиделкам на кухне за чашкой крепкого кофе, с раздобытой из-под полы у «Космоса» пачкой настоящего американского (а не сухумского) «Marlboro», бутылкой «Столичной» под тоненько нарезанную докторскую колбасу и спорами до хрипоты о судьбах русской интеллигенции, перспективах развития страны… Ой, да мало ли о чем говорилось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
