Не знаю почему, но мне было больно на него смотреть. То был уже не прежний, так хорошо знакомый мне Лео: могучий, широкогрудый, веселый и общительный, заядлый путешественник, охотник и боец, который, по воле случая, полюбил духовную силу, воплощающую совершенную женственность и обладающую всемогуществом самой Природы, и не только полюбил, но и был любим ею. Внешне он как будто бы не очень переменился, только внутренне; и в этой внутренней перемене, несомненно, ощущалось влияние Айши, ибо выражение его лица неразличимо походило на то, какое часто бывало на ее лице, если она была в мире сама с собой.
Айша также наблюдала за ним задумчивыми, полудремотными глазами, как вдруг ее осенила какая-то мысль, глаза ярко вспыхнули, к щекам и ко лбу прилила кровь. Да, всемогущая Айша, которая ради спасения своего возлюбленного не остановилась перед убийством тысяч людей, чьи трупы валялись на Равнине, покраснела и затрепетала, как юная девушка от первого поцелуя.
Лео поднялся из-за стола.
— Жаль, я не участвовал вместе с тобой в этом сражении, — сказал он.
— Сопротивление было только во время переправы, — ответила она, — и только. Затем сражались уже мои посланники — Огонь, Земля и Воздух: я пробудила их от сна и по моему повелению они разили твоих врагов и спасли тебя.
— Столько жизней погублено ради спасения одного человека, — горестно произнес Лео; эта мысль, видимо, мучила его.
— Даже если бы их были миллионы, а не тысячи, я перебила бы их всех до одного. Ответственность за их смерть — на мне, а не на тебе. Вернее, на ней, — она показала на мертвую Атене. — Это она зачинщица войны. Ей следовало бы поблагодарить меня за то, что в царство тьмы ее проводило столь почетное воинство.
— И все же это ужасно, — сказал Лео, — представлять себе, любимая, что ты вся в крови.
— Какое мне дело! — воскликнула она с величественной гордостью. — Лишь бы эта кровь смыла пятно твоей крови, пролитой этими жестокими руками, что некогда убили тебя.
— Какое у меня право судить тебя? — продолжал Лео, как бы в споре с самим собой. — Ведь и сам я вчера ради своего спасения уложил двоих людей.
— Не говори так, — воскликнула она в холодной ярости. — Я видела вчера это место и, ты, Холли, свидетель, поклялась, что за каждую каплю твоей драгоценной крови они заплатят мне сотнями жизней; я никогда не лгу и сдержала свою клятву. Посмотри на этого человека, которого я превратила в каменное изваяние, он как будто умер, хотя еще и живет; ты ведь помнишь, что он собирался сделать, когда я вошла.
— Он хотел отомстить за смерть своей повелительницы и за гибель ее армий, — ответил Лео. — Почему ты уверена, Айша, что Сила еще более великая, чем ты, не покарает тебя?
По лицу Лео скользнула бледная тень — такая тень падает иногда от крыльев приближающейся Смерти; в застывших глазах Шамана запечатлелась такая же застывшая усмешка.
На какой-то миг Айша поддалась страху, но тут же овладела собой.
— Нет, — сказала она, — этому не бывать, да и кто в этом необъятном мире, кроме Той, что не внемлет ничьим мольбам, смеет бросить вызов моей воле?!
В то время как она говорила и ее исполненные ужасающей — поистине ужасающей — гордыни слова звонким эхом метались по каменной комнате, передо мной разворачивалось поразительное видение.
Я видел безграничное пространство, заполненное сияющими солнцами, а еще выше, в такой же бесконечной пустыне, огромный Лик, объятый невероятным спокойствием, увидел — и ощутил всю свою ничтожность. Я знал, что это сам Рок на своем надмирном престоле. Едва шевельнутся его уста — и целые миры послушно устремятся по предначертанному им пути. Уста шевельнутся еще раз — и эти мчащиеся небесные колесницы повернут или остановятся, появятся или исчезнут. И я знал, что это существо рядом со мной, — будь она смертная женщина или дух, — обуреваемое страстью, в гордом сознании своего всесилия, посмело бросить вызов этому спокойному Величию. Моя душа в страхе отпрянула.
Ужасное видение отлетело, мой ум вернулся к реальности, — и в этот миг Айша заговорила новым, торжествующим голосом.
— Нет, нет, — выкрикнула она. — Ночь прежних кошмаров миновала; уже занимается заря Победы! Смотри! — И она показала в поломанное ураганом окно на пылающий город внизу: оттуда слышался один сплошной вопль отчаяния, рыдали женщины, оплакивая бессчетных погибших, а огонь с ревом пожирал их дома, как некий вырвавшийся из неволи ликующий демон. — Смотри же, Лео, на дым первого жертвоприношения в твою честь, о повелитель, слушай сопровождающий его гимн. Может быть, тебе этого мало? Я устрою другие жертвоприношения. Ты любишь войну. Мы отправимся на покорение мятежных городов земли, превратим их в пылающие факелы на своем пути.
Она остановилась на миг; ее тонко вырезанные ноздри трепетали, лицо было озарено провидением грядущего великолепия, и вдруг ее взгляд со стремительностью ласточки скользнул к золотой диадеме, что лежала рядом с волосами мертвой Атене.
Она нагнулась, подобрала ее и, подойдя к Лео, подняла высоко над его головой. Затем медленно опустила сверкающий венец на его голову. И заговорила своим звучным, в необыкновенно богатых переливах, голосом. Слова ее звучали, словно триумфальный пеан.
— Увенчав тебя этим убогим земным символом, я провозглашаю тебя Царем всего Мира; этот золотой круг сосредоточивает в себе всю власть. Будь же Царем Мира — и моим властителем!
Она приподняла венец, вновь его опустила и вновь заговорила, вернее, запела:
— Вместе с этим золотым кругом, подобным в своей непрерывности самой вечности, я дарю тебе бесчисленные дни жизни. Живи, покуда живет мир, и будь его — и моим — властителем!
В третий раз венец коснулся его чела.
— Вместе с этим золотым кругом я дарю тебе бесценное чистое золото Мудрости: этот талисман откроет перед тобой все тайные тропы Природы. По этим удивительным тропам ты пройдешь вместе со мной гордым победителем, покуда с самой высокой своей вершины она не вознесет нас на наш бессмертный трон, который опирается на две колонны — Жизнь и Смерть.
Айша отшвырнула диадему, и по какой-то необъяснимой случайности она упала на грудь мертвой Атене.
— Доволен ли ты всеми этими дарами, мой повелитель? — вскричала она.
Но Лео печально поглядел на нее и покачал головой.
— Чего же еще ты хочешь? Скажи, и — клянусь — я исполню любое твое желание.
— Ты поклялась, но сдержишь ли ты клятву?
— Да, клянусь своей жизнью, своей жизнью и той Силой, что взрастила меня! Я сделаю все, что я могу; и если я нарушу эту свою клятву, пусть меня постигнет такая кара, которая удовлетворит даже наблюдающую за нами душу Атене!
