– Не кричи, – тихо и как бы через силу выговорил юный варвар, морщась, словно вынужден был слушать военный оркестр с тяжкого похмелья. – Да, это я.
– Диего! – робко пискнул цыпленок. – А кто это?
– Это… – Кантор на миг запнулся, все еще потрясенный неожиданной встречей, и с трудом перевел дыхание. – Это мой отец.
– Только ничего не спрашивай, – поторопился предупредить отец, видя, что потомок жаждет засыпать вновь обретенного родителя вопросами – и сделает это, как только определится с очередностью.
– Хорошо, – быстро согласился непослушный сын и немедленно спросил: – Где ты?
– Я же просил ничего не спрашивать! Лучше объясни, что ТЫ здесь делаешь?
– Да, собственно, то же, что и ты, – пожал плечами Кантор.
– Немедленно уходи отсюда! Здесь опасно!
Нет, что это папочка себе вообразил? Что сыну до сих пор десять лет?
– Доктор велел за тобой присмотреть, и я не собираюсь куда-то уходить, бросив тебя одного! – упрямо возразил Кантор.
– Он скоро вернется, ничего со мной не случится за это время. А тебе нельзя здесь оставаться. Немедленно уходи.
Непререкаемый отцовский приказ, высказанный подобным тоном, да еще дважды, не вызвал у взрослого сына ничего, кроме раздражения. Да что, папенька в самом деле, не помнит, сколько лет прошло со времени его исчезновения? Или считает, что взрослого мужчину можно обратить в бегство простым повышением голоса?
– Папа, – недобро напомнил Кантор, – нечего мне тут распоряжения отдавать! Мне тридцать два года, и я вообще терпеть не могу, когда мной командуют!
– Тридцать один! – не отступил отец, тоже не страдающий особой мягкостью характера. – А тридцать два будет завтра!
– Мне приятно, что ты это помнишь, но один день тут ничего не решает.
– Хорошо, будем считать, что тебе тридцать два. Надеюсь, столь почтенный возраст не помешает тебе объяснить, почему ты здесь? Что с тобой случилось? И где твоя… материальная часть?
– Там, где и должна быть. В Кастель Агвилас.
Папа отчего-то был так шокирован этим известием, словно оно противоречило неким фундаментальным законам природы. Высказать свое изумление вслух он все же не успел, так как вернулся Доктор. Причем не вышел из стены, в которую ушел, а будто вырос из пола. И грязь, в которой Кантор увязал по колено, полностью игнорировала странные одежды почтенного мэтра. Он восстал из нее сухим и чистым.
– Порядок, – сообщил Доктор, подхватывая пациента за вторую руку. – Сейчас соберутся: Если повезет, и дядю Молари распинают.
– Спасибо.
Это было сказано не то что на полтона, а тонов на пять ниже. Кантор даже обиделся. Как с другими людьми – так папа и вежливым умеет быть, а сыном можно вот так нагло командовать!
– Пожалуйста, – тихо и умоляюще продолжил отец, – отошли его куда-нибудь отсюда! Подальше!
– Он тебе что, мешает? – удивленно приподнял брови Доктор.
– Я боюсь, что его снесет вместе с нами, если… если что…
– Да не бойся, не так все плохо. Вот скажи, – он обернулся к Кантору, – как ты видишь это место?
– Мрачное подземелье с трубами и дырой в стене, – неохотно ответил тот. – На полу по колено воды пополам с грязью.
– А течение есть?
– Какое течение, если грязь! – рассердился Кантор. – Что за бред!
– А вот в видении Макса тут воды по горло и сильное течение. И это течение несет его к тоннелю. Потому он и за всех остальных боится, никак до него не дойдет, что, кроме него, тут никто не умирает. Тебе вот кажется, что воды по колено, а я вижу всего лишь несколько неглубоких лужиц.
– Это все в любой момент может поменяться! – не смолчал упрямый папа. – Отошли его! Или выведи сам. Я и на тряпках удержусь.
К счастью, Доктора эти просьбы тронули так же мало, как Кантора – приказы.
– Я только что видел, как ты сам держался! Мне пришлось тоннель решеткой заложить, так ты и сквозь нее пытался просочиться! Он еще спорить с врачом будет! Закрой рот и держись за трубу. Кажется, опять понесло…
Действительно, утихшее было течение, столь упорно тянувшее несчастного родителя к тоннелю, вновь усилилось. Оно рвало свою добычу из рук спасителей, посягнувших на священное право смерти забирать всех, кого сочтет нужным. Трещали самодельные веревки, тряслась и прогибалась решетка на входе в тоннель, а труба, казалось, вот-вот вывернется из пола, как вырванное с корнями дерево. Через несколько минут Кантора посетила мысль, что он был несправедлив к отечественному правосудию, считая работу в каменоломне каторжной. Он мог бы даже поклясться, что там было легче. Однако когда Доктор заботливо поинтересовался, не слишком ли ему тяжело, гордо заявил, что ни капельки.
– Сопляк… – процедил сквозь зубы отец, цепляясь за спасительную трубу как дитя за мамину юбку. – Хвастун… Мистралийское воспитание, мать… Где эти родственники? Пора бы уже явиться!
Доктор тихо застонал в ответ, в отчаянии уставившись на что-то за спиной Кантора.
– Макс, ну кто тебя тянул за твой дурной язык! Бы что тут, всей ветвью собраться решили?
Папа выругался и еще тише, почти шепотом, произнес:
– А ведь Ресс говорил… Так я и знал… Три поколения…
Кантор выбрал момент, когда натиск немного ослаб, и оглянулся. К ним приближался еще один участник безумного спектакля, и, похоже, все, кроме Кантора, этого новенького прекрасно знали.
Возможно, он тоже принадлежал к странному сообществу людей Лабиринта, работой которых было отыскивать и выводить в мир живых всяческих потерпевших. Он ступал легко, не проваливаясь, точно как тогда, весной, Доктор по болоту. Шел легким, прогулочным шагом, сунув руки в карманы, всем своим видом излучая безмятежную мечтательность. И что окончательно потрясло Кантора – одежда пришельца при этом оставалась ослепительно белой. Белый костюм, какие носили в Ольгином мире (безукоризненно отутюженные брюки и легкий пиджак нараспашку из мягкой ткани), белоснежная рубашка, белые туфли и белая шляпа, лихо сдвинутая на затылок – все это каким-то образом ухитрялось передвигаться по жидкой грязи и не пачкаться.
– Дядя Байли! – горестно воззвал Доктор. – Ты-то откуда здесь?
«Дядя» подошел поближе, так, чтобы никому не требовалось оборачиваться для общения с ним, и все так же безмятежно объяснил:
– Наверное, из реанимации… Что-то меня все время в разные стороны тянет…
– Я же тебя предупреждал! Ну что у вас за порода такая!..
– Да брось ты, – небрежно махнул рукой новый персонаж и одарил тружеников ослепительной улыбкой. – Все равно мы когда-то должны умереть. Так что, всю оставшуюся жизнь трястись над остатками своего здоровья? И отказываться от всех мыслимых удовольствий, только чтобы продлить свое жалкое существование? Ха!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
