С одной стороны, украинцы просили «уговорить Константинопольского патриарха, чтоб уступил права свои на Киевскую митрополию патриарху Московскому». В то же время они требовали «за Киевским митрополитом оставить звание экзарха Константинопольского патриарха, чтоб православные епископы в польских владениях не избрали особого митрополита с титулом экзарха, что может заставить весь народ приклониться к этому новому митрополиту». Первое требование указывало на нерешенность вопроса с Константинополем. Второе — на то, что новый митрополит выбирается только для этой стороны государственной границы, что Киевская митрополия, долго противостоявшая политическим бурям, раскалывается на две части к вящему восторгу католиков и униатов.
Однако московское правительство имело четкий план по нейтрализации обеих опасностей и последовательно его осуществляло. 8 ноября 1685 г., когда митрополит Гедеон был торжественно рукоположен патриархом Иоакимом в Успенском соборе Московского Кремля [454], согласия Константинопольского патриарха на этот акт еще не было. Посольство 1684 г. в Константинополь провалилось: грек Захарий Софир не смог переиграть патриарха Иакова. Предложенных за уступку митрополии соболей тот взял, но обещанного «отпустительного благословения» не дал.
Греческие иерархи, среди которых активнейшим идеологом влияния на Россию был почти постоянно обретавшийся возле ее границ Иерусалимский патриарх Досифей [455], прекрасно понимали, что от их поведения во многом зависит судьба православия на обширных землях Речи Посполитой, и могли торговаться, едва прикрыто угрожая предательством интересов Церкви. В разработке плана, призванного не допустить раскольнических действии восточных патриархов, приняла участие царевна Софья. Посланный в конце 1685 г. в Турцию посольский подьячий Никита Алексеев снабжен был грамотами государей, патриарха Иоакима и гетмана [456], а также довольно жесткими инструкциями относительно поведения с патриархами.
При составлении своей грамоты и «наказа» (указаний, что именно следует говорить посланнику) Иоаким вновь обратился к истории, благо имел в своем окружении немало искушенных летописцев и историков. По свидетельству Варлаама Ясинского, из летописей было «выписано порядно» с самого крещения Руси, «как митрополиты Всероссийские и где были, и Киевский как и когда особый митрополит учинился». История свидетельствовала, что изначально в «единой Российской епархии» был один митрополит, переместившийся в Москву из Киева.
«Киевская епархия издревле была единого Всероссийского престала, и всей Россией всюду духовно управляли на Москве жившие митрополиты, именовавшие себя: митрополит Киевский и всея России… Впоследствии же многая часть российских народов была от польских королей завоевана. И славолюбием некие прельстились, и мирской властью… от Всероссийского митрополита, природного пастыря, отверглись, и поставили там в Киевские митрополиты в единой Российской епархии другого». Вследствие этого «писались в единой епархии два митрополита так: который на Москве живет — митрополит Московский и всея России, а который в Киеве — митрополит Киевский и всея России. И в этом, — замечает патриарх, — бесчинство было отнюдь не малое!»
Далее, «хотя сие не чинно, и по правилам святых отцов епархии разделяться не велено, однако оба митрополита благословение на поставление принимали в Константинополе от святейшего патриарха Константинопольского». Когда в Москве было законным образом и по благословению восточных патриархов учреждено звание «патриарха всея России», в Киеве остался митрополит тоже «всея России». Очевидно, утверждал Иоаким, что власть равноправного с восточными «патриарха всех Российских и северных стран и народов» распространяется на исконно принадлежащие единой епархии «славяно–русские» земли родственного и единоязычного народа.
Мало того, писал Иоаким, что право на его стороне. Бесчинное разделение Российской епархии уже привело к беспорядкам в Киевской митрополии, искоренить которые из Царьграда трудно за дальностью расстояния и свирепостью крымцев. Посему Константинопольский патриарх «Киевскую бы митрополию в духовную власть отдал Московскому патриарху», прислав письменное «отпустительное благословение» всей малороссийской Церкви и в частности новопоставленному митрополиту Гедеону. Иоаким понимал опасность неадекватной реакции греческого духовенства и специально присовокупил просьбу, чтобы Константинопольский патриарх не поставлял в Киев митрополита по челобитью из Польской державы.
Впоследствии переписка с Константинопольским патриархом подтвердила Иоакиму, что опасения были справедливы: присвоение Киевской митрополии вызвало на него «всякое хуление и поречение» греческого духовенства. Однако «распря» православных первосвятителей была в корне пресечена энергичными действиями Никиты Алексеева, который, как и предполагали Софья с Голицыным, по прибытии к султанскому двору в Адрианополь встретил жесткое сопротивление восточных патриархов. Мнение Константинопольского патриарха Иакова, занявшего престол в результате низвержения турками Дионисия, сводилось к тому, что он не может дать отпустительную грамоту на Киевскую митрополию «без совета с другими патриархами и без созвания своей епархии митрополитов:… то мое отпущение не будет иметь никакой силы». А созыв церковного собора невозможен без указа турецкого визиря.
— «Это дело можно патриарху сделать и без визирского указа, — говорил Алексеев, — визирю об этом вовсе не нужно знать, и запрещения патриарху от визиря никакого за это не будет».
— «Нет, — отвечено было русскому посланцу, — никак нельзя. Надо созвать митрополитов, а из этих митрополитов одни патриарху друзья, а другие недруги, и если патриарх сделает дело без визирского указа и какой–нибудь митрополит донесет, что патриарх списывался с Москвою, то патриарха тотчас казнят!»
Впрочем, патриарх Иаков как раз помер, и Алексеев, не теряя времени, обратился к обретавшемуся в Адрианополе Иерусалимскому патриарху Досифею — идейному лидеру греческого духовенства. Тот велел передать, что не даст аудиенции прежде, чем московский посланец встретится с турецким визирем. Алексеев побывал у визиря и все же явился к Досифею — чтобы получить жесткий выговор. Покушение Иоакима на Киевскую митрополию тот охарактеризовал как противозаконное, запрещенное святоотеческими правилами «Восточной церкви разделение: я советоваться об этом с Константинопольским патриархом не буду и отпустительного благословения, конечно, не дам!
С Алексеевым явился к Досифею гетманский посланец Лисица. Он сказал прямо: «Гетман, все Войско Запорожское и народ малороссийский в подданстве у великих государей. Гетман желает, чтобы и духовный чин был весь под благословением Московского патриарха. Как то уже сделано — так тому и быть!» Московский посланец говорил ласково, приводил резоны, и между прочим — весьма существенный для греков: в его наказе было оговорено дать Досифею всего 20 золотых «милостыни», а коли тот подпишет «разрешительную грамоту» относительно Киева — 200 золотых. Опытный собиратель милостыни Досифей устоял:
— «Я в это дело вступаться не буду, как хочет Константинопольский патриарх, а я и за большую казну такого дела не сделал бы. Да Константинопольскому патриарху нельзя (такое) сделать без визирского указа».
— «Лучше было бы, — сожалел Алексеев, — если бы святейшие патриархи это святое дело сделали, не разглашая неверным».
Обидно было русскому посланцу, что православные архиереи теряют лицо, но с турецкими властями никаких затруднений не предвиделось. Ведая, что Германская империя, Польша и Венеция, образовав Священную лигу и воюя с Османской империей, осаждают Москву мольбами о помощи, великий визирь готов был на крупные политические уступки России. Он с радостью оказал Алексееву услугу, проявив любезность к царям с пожеланием, «да вперед у них любовь и дружба еще более будут множиться; знаем мы, что московские великие государи славные и сильные, нет подобного им царя из христианских царей».
Алексееву не пришлось даже искать патриарха в Царьграде. Восстановленный турками на престоле и получивший указания от визиря Дионисий сам приехал в Адрианополь и согласился на все московские предложения. Резкую перемену взглядов обнаружил Досифей, тут же заявивший Алексееву: «Я приискал в правилах, что вольно всякому архиерею отпустить из своей епархии к другому архиерею. Я буду уговаривать патриарха Дионисия, чтоб он исполнил волю царскую, и сам буду писать к великим государям и к патриарху Иоакиму, и благословение от себя подам особо''.
Тем не менее Алексеев соблюдал предписанную посольским наказом осторожность. Только когда в его руках были грамоты Константинопольского собора и отдельно Иерусалимского патриарха, Досифей получил свои 200 золотых, а Дионисии — 200 золотых и три сорока (связки) соболей. На прощание Константинопольский патриарх передал царям просьбу вознаградить и других архиереев, подписавших грамоту об уступке Киевской митрополии.
