Джон Бьюкен[353] в романе «Ведьмовской лес» весьма захватывающе повествует о зловещей традиции шабашей, дожившей до наших дней в одном из затерянных уголков Шотландии. Великолепное описание векового темного леса и лежащего посреди него зловещего монолита, а также ужасающих космических фантазмов, являющихся взору после того, как зло было искоренено, всецело вознаградит читателя за утомительное следование медленно разворачивающемуся сюжету и преодоление плотной чащи шотландского диалекта. Весьма убедительны в плане мистического ужаса и некоторые рассказы мистера Бьюкена, такие как, например, «Зеленая антилопа», повествующая о странном событии, связанном с африканским колдовством, а также живописующий возвращение древних романо-британских ужасов «Ветер в галерее» или замечательный «Скул Скерри», будоражащий воображение читателя ужасами неведомого Заполярья.
Клеменс Хаусмен[354] в своей повести «Оборотень» воссоздает подлинный дух народного предания и при этом достигает высокой степени мрачного напряжения. В «Эликсире жизни» Артур Рэнсом[355] добивается нескольких замечательных по своей жути эффектов, несмотря на довольно наивный сюжет, а в «Сотканной из тени» Г. Б. Дрейка взору читателя открываются фантастические сумрачные виды. «Лилит» Джорджа Макдональда[356] покоряет своеобразной вычурностью, причем первый из двух вариантов этой вещи не только проще, но, пожалуй, и сильнее второго.
Заслуженной славой выдающегося художника, для которого невидимый мистический мир столь же реален и близок, как и видимый, пользуется поэт Уолтер де ла Map,[357] чьи упоительные стихи и изысканная проза в равной мере несут на себе стойкий след редкого провидческого дара, глубоко проникающего как в сокровенные красоты прекрасного, так и в чудовищные, запретные измерения бытия. В романе «Возвращение» нам предлагается отчет о том, как душа мертвеца восстает из своей двухвековой могилы и вселяется в тело живого человека, так что с течением времени даже лицо жертвы приобретает черты того, кто давно превратился в прах. Среди составляющих несколько томов произведений малой формы этого плодовитого автора многие рассказы замечательны тем мастерством, с каким изображаются мрачнейшие проявления страха и чародейства. В первую очередь здесь следует назвать «Тетушку Ситона», историю с нездоровой вампирической подоплекой; «Дерево», повествующее о жутком растении, выросшем во дворе голодающего художника; «Из глубины», предоставляющее читателю самому догадываться о том, что за тварь ответила на вызов одинокого человека, умирающего в темном пустом доме, когда он потянул, с трудом преодолев давнюю боязнь, за шнурок, ведущий к звонку в служившей объектом его детских страхов мансарде; «Мистер Кемп», где нам предстает безумный монах-отшельник, живущий среди скал на пустынном морском побережье неподалеку от заброшенной часовни и занятый поисками человеческой души; а также «День всех святых», рассказывающий о том, как нечистая сила осаждает захолустную средневековую церквушку и сверхъестественным образом восстанавливает шаткую каменную кладку. В большинстве произведений де ла Мара ужасы не выступают ни единственным, ни даже преобладающим мотивом, так как автора, по всей видимости, больше интересует психологический портрет персонажей. Временами он опускается до праздной игры воображения в духе Барри. Тем не менее он остается одним из немногих, для кого нереальный мир живет и действует, и в этом качестве ему удается вдохнуть в свои нечастые пробы пера в жанре ужасов ту убедительность, какой достигают лишь редкие мастера. Его поэма «Слушатели» являет собой поразительно современное воплощение истинно готического духа.
В последние десятилетия жанр рассказа ужасов переживал свой расцвет, и это ничуть не удивляет, если учесть, что ему посвящали свой талант такие мастера, как Э. Ф. Бенсон,[358] в чьем «Человеке, зашедшем слишком далеко» повествуется о доме на краю дремучего леса и об отпечатке копыта Пана на груди мертвеца. Сборник мистера Бенсона «Видимое и невидимое» содержит несколько историй, исполненных необычайной мощи, в том числе «Negotium Реrambulans», в ходе которой перед нами предстает богомерзкое чудище со старинной иконы, совершающее акт мистического возмездия в глухой деревушке на корнуоллском побережье, а также «Рог ужасов» с мерзким человекообразным существом, обитающим на труднодоступных альпийских высокогорьях. В рассказе «Лицо» из другого сборника надо всем повествованием довлеет десница безжалостного рока. Г. Р. Уэйкфилд[359] в сборниках «Они возвращаются вечером» и «Другие тоже возвращаются» нередко достигает головокружительных высот ужаса и столь же нередко срывается с них из-за досадной привычки усложнять все и вся. Наиболее известны его рассказы «Красная сторожка», где источник зла имеет скользко-водянистый характер, «Он появляется и проходит мимо», «И тогда он запоет…», «Веха», «Эй, смотрите!», «Жмурки» и «Семнадцатая скважина в Данкастере», повествующая о затаившемся тысячелетнем ужасе. Уже многое было сказано о сверхъестественной прозе Г. Дж. Уэллса и А. Конан Дойла. Первый из них достиг весьма незаурядного уровня в «Духе страха»; впрочем, почти все его «Тридцать странных историй» имеют ярко выраженную мистическую подоплеку. Дойл также временами высекал довольно яркую искру ужаса — например, в «Капитане "Полярной звезды"» с арктическими призраками или в «Номере 249», где тема ожившей мумии трактуется с далеко не ординарным мастерством. Хью Уолпол[360] также с успехом пробовал свои силы в жанре, основанном его именитым родственником, отцом готического романа, и нужно признать, что ужасы, описанные в его рассказе «Миссис Лант», пронизывают читателя до костей. Некоторые из рассказов Джона Меткалфа,[361] объединенных в сборнике «Дымящаяся нога», исполнены необычной мощи. В первую очередь это относится к «Бэдленду», где ужасы трактуются порой поистине гениально. Новеллы Э. М. Форстера,[362] изданные в виде сборника под названием «Небесный омнибус», скорее эксцентричны, нежели ужасны, что роднит их с добродушными и безобидными вымыслами Дж. М. Барри.[363] Из них лишь одна — та, где появляется Пан с исходящей от него аурой страха, — содержит подлинный элемент вселенского ужаса. Миссис Г. Д. Эверетт,[364] при всей своей приверженности традиционным избитым схемам, в некоторых своих рассказах достигает незаурядных высот. Л. П. Хартли[365] известен как автор язвительной и очень страшной истории «Гость с другой стороны». В «Жутких историях» Мэй Синклер[366] мы находим больше традиционного «оккультизма», нежели той творческой трактовки темы страха, что является отличительным признаком мастерства в интересующем нас жанре. Человеческим эмоциям и психологическим изысканиям в них уделяется гораздо больше внимания, чем необъяснимым феноменам нереального мира. Вообще, чаще всего оказывается, что верующие в загробный мир хуже приспособлены к задаче воплощения жутких и фантастических мотивов, нежели материалисты, и объясняется это тем, что для первых из них мир фантомов — это нечто обыденное и реальное, а потому они склонны обращаться с ним с меньшим благоговением, пристрастием и изумлением, чем те, кто видит в нем абсолютное и грандиозное попрание естественного хода вещей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
