Вместо ответа Чан Гэн сделал глубокий вдох и отпустил лекарей, чтобы самому посмотреть на застрявший в ране осколок. Чан Гэн взял в руки большие железные кусачки и, удерживая Гу Юня за здоровое плечо, начал резать металл. Его движения были невероятно быстрыми, острые кусачки с легкостью резали деформированную броню. Вскоре по руке Чан Гэна потекла чужая кровь.
Он будто забыл, как дышать, а на лице застыло напряженное выражение. Наконец Чан Гэн прошептал:
— Почему ты не сказал мне, что тебя так серьезно ранили?
С лица Гу Юня все ещё не сошла болезненная гримаса, когда он до скрежета сжал зубы и ответил ему:
— Да ерунда это... Что послы Запада сказали на аудиенции?
— Что хорошего они там могли сказать? Без конца несли чушь — прямо на весь золотой дворец, — Чан Гэн чуть переместил дрожащие пальцы, удаляя присохшие из-за свернувшейся крови пластины брони. — Они заявили, что требуют от нас прекратить репрессии и поборы по отношению к западным странам и объявить земли возле крепости Цзяюй зоной всеобщей свободной торговли. При этом любая деятельность на данной территории должна вестись в соответствии с законодательством западных стран и...
Поврежденный наплечник наконец удалось полностью снять. Рассматривая рану, Чан Гэн вздохнул, поднялся на ноги и замер.
— И?... — Гу Юня трясло, по телу бежал холодный пот. — Неужели почтенного лекаря тошнит от вида крови?
Спина Чан Гэна была прямой как железный прут:
— Я боюсь вида твоей крови.
Он одолжил у Гу Юня флягу с вином, сделал два больших глотка, чувствуя головокружение и тошноту. Немного выровняв дыхание, Чан Гэн взял ножницы и разрезал на Гу Юне одежду.
— Все тридцать шесть областей на северной границе — от Сицзин [4] до Ючжоу [5] в Чжили — перейдут под контроль восемнадцати северных племен, а столица Великой Лян будет перенесена на центральную равнину — в Лоян [6]. Дочь императора, Хэнин, в качестве заложницы отправится к восемнадцати племенам. Кроме того, отныне мы будем считаться подданными варваров и ежегодно платить им дань.
Хэнин являлась единственной дочерью Ли Фэна. Ей было всего семь лет.
Гу Юнь громко возмутился:
— Что за бред!
Стоило ему дернуться, как снова хлынула кровь, поэтому, потеряв всякое терпение, Чан Гэн прикрикнул на него:
— Не двигайся!
Оба мужчины лишились дара речи. На лице Гу Юня разом отразилось множество эмоций. Наконец после долгой паузы он попросил:
— Продолжай...
— Кроме того, они требуют, чтобы Ли Фэн приказал Шэнь И вывести войска с островов Южного Приморья и южной границы, передал контроль над реками и каналами в Восточном море Западу и отозвал цзяннаньский флот с границы северных земель [7]. Кроме того, все наши территории к северу от Хуанхэ вместе с Восточным морем будут отныне считаться восточными провинциями Запада. — Взгляд Чан Гэн потяжелел, руки продолжали крайне бережно очищать рану, — после небольшой паузы он добавил: — Вдобавок придется выплатить контрибуцию...
Только занимаемая должность не позволила Гу Юню выругаться, но он ощутимо напрягся.
— Сегодня во дворце Ли Фэн хотел разрубить поcлов пополам, но министры его удержали. — Чан Гэн взял Гу Юня за здоровое плечо и сказал: — Сейчас я промою рану. Может, ифу в это время лучше быть без сознания?
Гу Юнь покачал головой.
Чан Гэн мягко произнес:
— Я не буду давать тебе большую дозу. Ты практически не восприимчив к лекарствам, так что не проспишь долго. Если в пригородах столицы что-то за это время произойдет, то я буду оборонять город вместо тебя...
— Хочешь промыть рану — промывай, — перебил его Гу Юнь, — а не болтай ерунду.
Чан Гэн посмотрел на него и понял, что спорить с ним совершенно бесполезно.
И тут внезапно вошел Тань Хунфэй:
— Маршал...
Гу Юнь обернулся на голос, и в нос ему внезапно ударил странный запах. Так как он не ждал подвоха, то глубоко вдохнул и сразу же почувствовал, как немеет тело.
Аньдинхоу был умным человеком и в совершенстве владел боевыми искусствами, поэтому и подумать не мог, что принцу ведомы подобные подлые уловки из цзянху и более того — что он использует их против него!
Гу Юнь возмутился:
— Ты...
Не моргнув глазом, Чан Гэн тут же воткнул иглу в акупунктурную точку и подхватил бессознательное тело.
Стоявший в дверях Тань Хунфэй растерянно наблюдал за тем, как принц вырубил его командира. Он встретился взглядом с невозмутимым Чан Гэном, и тот жестом приказал ему молчать. Обняв Гу Юня, он приподнял его и переложил на кровать, после чего начал тщательно промывать рану.
Тань Хунфэй остолбенел:
— Это... ну...
Чан Гэн ответил:
— Это нормально. Пусть немного поспит, чтобы боль прошла.
Тань Хунфэй несколько раз моргнул. Было время, когда он считал Его Высочество Яньбэй-вана вежливым и дружелюбным ученым мужем. Пока не выяснилось, что тот не только искусно сражается, но и не менее искусно плетет интриги. Это вызывало уважение и желание сблизиться с ним. Наконец командир Тань проникся искренним восхищением к этому человеку.
Он непроизвольно протянул руку и потрогал лицо. Оставленный Гу Юнем шрам пока не зажил. Про себя Тань Хунфэй подумал: «Принц невероятно отважен».
Чан Гэн спросил у него:
— Кстати, что случилось-то?
Тань Хунфэй пришел в себя и поспешил доложить:
— Ваше Высочество, прибыл Император, видите, вон там стоит его экип...
Не успел он договорить, как Ли Фэн в простой одежде вошел внутрь. Крайне изможденный правитель взял с собой всего одного слугу — Чжу-коротенькие-ножки.
Ли Фэн посмотрел на бессознательного Гу Юня и потрогал его лоб:
— С дядей все хорошо?
— Рана поверхностная. — Чан Гэн перебинтовал ее тонкой шелковой тканью, накинул на Гу Юня халат и протер серебряные иглы. — Я буквально только что дал ему обезболивающих, так что он проспит какое-то время. Прошу брата-императора не обижаться на него.
Когда Чан Гэн закончил, то поднялся на ноги, взял принадлежавший Гу Юню гэфэнжэнь и, не надевая броню, планировал удалиться.
— Ты куда? — спросил Ли Фэн.
— Буду охранять столицу вместо ифу, — сказал Чан Гэн. — Хотя послы еще в столице, я боюсь, что это все — хитрая уловка Запада. Они могли усыпить нашу бдительность, чтобы потом неожиданно начать штурм города. Лучше быть настороже.
Ли Фэн ненадолго оторопел, а затем неожиданно выхватил меч, который был у него на поясе, и последовал за ним: Чжу-кopотенькие-ножки был поражен.
— Ваше Величество!
Ли Фэн проигнорировал его протест и отправился к городской стене.
При помощи цяньлиянь Император Лунань прекрасно видел расположенный неподалеку лагерь западных войск и то, как они разорили некогда плодородную почву в предместьях столицы. Куда ни кинешь взгляд — везде страдания. В былые времена через девять ворот городской стены подобно потокам воды и летящим драконам [8] проезжали повозки и лошади, но сейчас поток этот иссяк, а разрушенные края городской стены подпирала вышедшая из строя броня.
Воины и полководцы в северном гарнизоне знали Чан Гэна в лицо, поэтому один за другим выступали вперед, приветствуя его. Ли Фэна же из них никто прежде не видел, поэтому они решили, что этот хорошо одетый господин с благородными манерами — гражданский чиновник, и уважительно обращались к нему «Ваше Превосходительство».
Братья Ли вынужденно притворялись, что хорошо ладят, но на самом деле были чужими друг другу людьми. Сейчас же они плечом к плечу стояли на городской стене и между ними невозможно было уловить ни малейшего сходства. Отношения их напоминали оконную бумагу [9], которую легко проткнуть пальцем.
Ли Фэн внезапно сообщил Чан Гэну:
— Хань Ци должен вернуться после полудня. Можешь передать это дяде, пусть поручит кому-то из своих доверенных лиц с этим разобраться.
Чан Гэн не стал его расспрашивать. Казалось, ему было совершенно неинтересно. Он коротко ответил:
— Слушаюсь.
Ли Фэн удивился:
