Читателю, не посвященному в действительный ход событий и не могущему ныне иметь доступ к архивам, трудно себе представить, до какой степени искажены пропорции событий. Весь мир знает ныне об эпопее защиты Царицына, о поездке Сталина на Пермский фронт или так называемой Профсоюзной дискуссии. Эти эпизоды кажутся сейчас вершинами исторической цепи событий. Эти мнимые вершины созданы искусственно. Из громадного архивного материала выделены определенные эпизоды и вокруг них поставлены грандиозные исторические декорации. Во всех новых изданиях к этим декорациям прибавляются новые преувеличения, источником которых являются только старые преувеличения. Ссылки на документы встретить почти нельзя. Заграничная печать, даже ученые-историки, относятся к этим повествованиям как к первоисточнику. В разных странах можно встретить специалистов-историков, которые знают третьестепенные детали, касающиеся Царицына или Профсоюзной дискуссии, но не имеют почти никакого понятия о событиях неизмеримо более важных и значительных. Фальсификация достигла здесь таких размеров, такой динамики, что она выработала свой собственный, почти непреодолимый автоматизм, похожий на автоматизм лавины. На самом деле нельзя не поразиться бедности тех документов и материалов, которые опубликованы в связи с работой Сталина на фронтах.
При тоталитарной концентрации всех средств устной и печатной пропаганды можно городу создать столь же фальшивую репутацию, как и человеку. В маневренной и глубоко подвижной войне разные пункты страны приобретают в разные моменты исключительное значение и затем теряют его. Защита Царицына никогда не могла иметь того значения, как борьба за Казань, откуда открывается путь на Тулу и Москву, или как борьба за Петроград, потеря которого была бы грозным ударом сама по себе и открывала бы путь с севера, путь на Москву. Сейчас много героических эпизодов гражданской войны забыто: забыты все, где не участвовал Сталин; зато имени Царицына придано мистическое значение.
«Царицын, – вполне справедливо пишет один из историков Красной армии, – явился зачатком военной академии, где создались кадры командиров для других многочисленных фронтов, ныне возглавляющие основные единицы армии».
«…На Царицынском фронте началась борьба между Сталиным и Троцким – не столько борьба двух больших честолюбий, сколько борьба двух человеческих слоев и двух линий в революции» (С. Дмитриевич, стр. 221).
Наиболее выдающиеся организаторы и полководцы вышли не из Царицына. Я уж не говорю о центральных фигурах, как Склянский, действительный Карно Красной армии, Фрунзе, выдающийся военачальник, поставленный впоследствии во главе Красной армии, Тухачевский, будущий реорганизатор армии, Егоров, будущий начальник Штаба, Якир, Уборевич, Корк, Дыбенко. Все они воспитались в других армиях или на других фронтах, крайне отрицательно относились к Царицыну и его невежественному самодовольству, требовательности. Само слово «царицынцы» имело в их устах уничтожительное значение.
Городским головой Царицына был некий большевик Минин, ставший впоследствии членом Революционного Военного Совета. Этот Минин написал в 1925 г. героическую драму: «Город в кольце». Так как Сталин в этой драме не получил надлежащего освещения, это послужило в дальнейшем опале Минина, который был в конце концов разоблачен как «враг народа».
В изданиях годов гражданской войны эпопея Царицына – одна из многих эпопей, которая совершенно не связывалась с именем Сталина. Его закулисная роль, очень краткая к тому же, была известна небольшому числу лиц и не давала решительно никакого повода для славословий. В юбилейной статье Орджоникидзе, посвященной 11-й армии, ни словом не упоминается Сталин. То же и в других статьях. Нужно было очень долго и настойчиво раскачивать качели истории, чтобы поднять Сталина на высоту героя царицынской эпопеи.
Продовольственные задачи оказались в сколько-нибудь широких масштабах неразрешимы из-за военного положения. «Связи с Югом, с его продовольственными грузами, прерваны – писал Сталин 4 августа, – а сам Царицынский район, связывающий центр с Северным Кавказом, оторван, в свою очередь, или почти оторван от Центра».
Причину крайнего ухудшения военной обстановки Сталин объяснял, с одной стороны, поворотом крепкого крестьянина, в Октябре боровшегося за советскую власть, – против советской власти (он ненавидит всей душой хлебную монополию, твердые цены, реквизиции, борьбу с мешочничеством); с другой стороны, – плохим состоянием наших войск. «В общем нужно сказать, – заканчивал он, – что до восстановления связи с Северным Кавказом рассчитывать (особенно) на Царицынский участок (в продовольственном отношении) не приходится».
4 августа Сталин пишет из Царицына Ленину, Троцкому, Цурюпе: «Положение на Юге не из легких. Военный Совет получил совершенно расстроенное наследство, расстроенное отчасти инертностью бывшего Военного Руководителя, отчасти заговором привлеченных Военруком лиц в разных отделах Военного Округа. Пришлось начинать все сызнова… Отменили старые, я бы сказал преступные, приказы, и только после этого повели наступление…»
Подобные сообщения получались тогда со всех концов страны, ибо хаос господствовал везде. Удивление вызывают лишь слова о «расстроенном наследстве». Военные округа были декретированы 8 апреля, едва успели приступить к работе, так что о «расстроенном наследстве» говорить было трудно.
8 апреля 1918 г. был издан декрет о создании волостных, уездных, губернских и окружных комиссариатов. В июле я докладывал 5-му съезду Советов, что многие низовые комиссариаты еще не созданы за отсутствием компетентных военных людей.
В качестве члена Революционного Военного Совета армии с особыми полномочиями от ЦК и Военного Совета Республики Сталин пользовался крайне широкими, практически неограниченными правами. Он мог производить на местах мобилизации, реквизировать имущество, милитаризировать заводы, подвергать аресту, предавать суду, назначать и смещать. Другие члены Совета армии – например, Ворошилов – были слишком малозначительны по сравнению с ним, чтобы стеснять его волю.
Грубость, нарушение приказов, вызывающие резолюции – все это был не просто взрыв темперамента, а обдуманный способ поднять свой авторитет. Военные, как и большинство комиссаров, не знали Сталина, а к приказам из центра уже научились относиться с большим вниманием. Цель Сталина состояла в том, чтоб показать, что он равен по рангу тем, кто подписывает приказы, исходящие из центра. Никакой другой цели его вызывающие действия иметь не могли: если б он хотел изменения неразумного приказа, достаточно было бы снестись по прямому проводу с Москвой. Сталин стремился поднять свой авторитет за счет авторитета центра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
