Но все-таки, несмотря на тяжелый процесс в экономике, страна потихоньку начала выбираться из кризиса, связанного с событиями октября 1993 года. Выбирался, безусловно, и Ельцин.
Психологический портрет президента 1994 года — это отнюдь не только усталый человек, страдающий от своих хронических болезней, измотанный бессонницей, ушедший в себя.
Это, конечно, и деловой, рабочий Ельцин, который борется за подписание Договора об общественном согласии, подписывает проекты важнейших законов, возвращает их на доработку, ведет сложные и многоступенчатые переговоры с депутатскими фракциями, впервые выступает с ежегодным президентским Посланием Федеральному собранию.
Неудовлетворенность тем, что происходит в стране и в Кремле, далеко не всегда заставляет его «уходить в себя». Усталость сменяется бодростью, энергией, активностью.
Огромную часть его работы в 1994 году составляют международные визиты. Их много. Иногда он посещает сразу несколько стран. Довольно часто перелетает из одного края мира в другой. Режим его поездок плотный, даже очень.
Ельцин с трудом воспринимает любой протокол, особенно дипломатический. Вот как он сам напишет об этом в своей книге:
«Вообще у нас в России очень не любят выполнять всякие правила, законы, инструкции, указания, в общем, соблюдать какой-то заранее установленный регламент. Непунктуальный мы народ, и регламент для нас — острый нож. Часто спрашивают: смущали ли меня вот эти протокольные тонкости — куда ступить, где остановиться, и как я со всем этим справлялся?
Естественно, поначалу далеко не всегда я чувствовал себя уверенно. Не до таких уж мелочей протокол продуман: встать справа или слева, делать шаг вперед или у самого флага остановиться… Тут я сам, присмотревшись к окружающим, пытался уловить, как именно надо поступить» («Записки президента»).
А вот еще один интересный фрагмент:
«Международный протокол всегда был для меня каким-то камнем преткновения. Я довольно часто нарушал установленные правила. Просто из чувства внутренней свободы, из-за того, что на меня давила тень прежней, советской, дипломатии. Но, нарушая протокол, я всегда четко осознавал и его значение…» («Президентский марафон»).
Кстати, именно Ельцину принадлежит возрождение «дипломатии без галстуков», та новая степень свободы, которую вдруг приобрели в общении между собой мировые лидеры[25].
Оказалось, что так легче.
Но поначалу мир трудно привыкал к этой новой манере Ельцина вести себя.
Во время российско-американского саммита на высшем уровне, на встрече в музее-имении Ф. Рузвельта, президент США Клинтон и президент России Ельцин в прекрасном расположении духа вышли на пресс-конференцию к журналистам.
Б. Н., который выпил за завтраком сухого вина, был в возбужденном настроении, «широко жестикулировал, громко и безостановочно шутил». Клинтон старался делать вид, что всё в порядке, но когда настала пора заявления для прессы, Б. Н. сделал суровое лицо и сказал журналистам: «Вы говорили, что эта встреча закончится провалом! Но провалились вы сами!»
В этот момент Клинтон разразился приступом страшного хохота. Это был рекорд его смеха по продолжительности — по Интернету до сих пор гуляет видео с этой пресс-конференции, заразительный смех Клинтона длится на нем около четырех минут… Кто-то писал, что президент США смеялся «деланым смехом», чтобы спасти положение, поскольку Ельцин уж слишком сильно нажал на журналистов, провоцируя резкую атаку с их стороны.
Однако попробуйте сами хохотать четыре минуты, «чтобы спасти положение». Ничего не выйдет. Безудержный хохот Клинтона был совершенно естественным. Ельцин, увидев, как хохочет его напарник, тоже начал улыбаться (что бывало на его пресс-конференциях далеко не всегда). Почему же смеялся американский президент?
Ельцин потряс его тем, что никого не боялся…
Он не боялся выйти за рамки, нарушить приличия, он не боялся ничего. Степень внутренней свободы российского президента оказалась для Клинтона просто заразительной.
На следующий день, возвращаясь из Нью-Йорка, самолет российского президента приземлился в ирландском аэропорту «Шеннон». Там была запланирована сорокаминутная встреча с ирландским премьер-министром. Ельцин не вышел из самолета. Вместо него, примерно через час, вышел смущенный вице-премьер Олег Сосковец.
Наша пресса после этого эпизода была полна злобных карикатур и фельетонов. Широко обсуждалась версия, что «Ельцин напился», и во многих статьях и книгах того времени этот апокриф остался в том самом неизменном виде — как «непотребное» поведение Ельцина в аэропорту «Шеннон».
На самом деле события разворачивались таким образом.
В самолете президент и его супруга обсудили с министром иностранных дел Андреем Козыревым итоги визита и отправились спать. Лег спать и телохранитель Ельцина Александр Коржаков.
…Пробуждение было страшным.
Наина Иосифовна вызвала его и почти исчезнувшим от волнения голосом сказала, что Борис Николаевич пошел в туалет,
[… пропущена стр.479]
сна он приходил в состояние тяжелое, как любой другой человек. Наступило утро. В Берлине стояла страшная жара, и чтобы расслабиться и успокоиться, Ельцин выпил пива (чего делать, конечно, было в такой ситуации нельзя).
Начались запланированные встречи. Но в них сразу проявился незапланированный элемент.
Пока Ельцин возлагал цветы к памятнику воину-освободителю в Трептов-парке, напротив памятника, через дорогу, собралась толпа с плакатами.
Б. Н. не послушался телохранителей и пошел к этим людям. В руках у них были плакаты далеко не дружественного содержания, и выкрикивали они лозунги тоже далеко не пророссийские. «Столкновение» с пикетом длилось недолго, но что-то Ельцина явно разозлило.
Заслышав вскоре после этого эпизода звуки оркестра, он подошел к дирижеру и взял у него палочку. Затем заиграла «Калинка-малинка».
Этот экспромт Ельцина не остался незамеченным ни в наших, ни в мировых СМИ. Кадры с дирижирующим Ельциным стали просто классикой — образ прилепился к нему навечно.
Приговор российской демократической прессы был, кстати, куда более суровым, чем прессы зарубежной. «Известия», в частности, писали, что «президент не частное лицо и представляет не себя одного, не только собственные вкусы и пристрастия. И каждое его появление на людях, каждое сказанное им слово, каждое движение многое говорят не только о нем лично, но и о нас с вами, о политическом и культурном уровне новой России».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
