Философия избегла многих из этих ловушек и поощряла мысль и исследование. Но она обычно жила в своей башне из слоновой кости, была оторвана от жизни и ее повседневных проблем, сосредоточиваясь на конечных целях, неспособная связать эти проблемы с жизнью человека. Логика и разум были ее направляющими силами, они позволяли ей проникать глубоко в различные сферы, но эта логика была в слишком большой степени продуктом ума и не интересовалась фактами.
Наука игнорировала конечные цели и смотрела только на факты. Она позволила миру совершить скачок вперед, создала блистательную цивилизацию, открыла бесчисленные пути для развития знания и настолько увеличила могущество человека, что стало возможным думать о том, что человек может одержать победу над своим физическим окружением и переделать его. Человек стал почти геологической силой, меняющей лицо планеты в химическом, физическом и во многих других отношениях. Однако, когда казалось, что эта жалкая схема вещей была уже полностью в его руках и могла быть перестроена в соответствии с его помыслами, обнаружилось, что нехватает чего-то существенного, нехватает какого-то жизненно важного элемента. Неизвестны конечные цели, отсутствует даже понимание ближайшей цели, ибо наука ничего не сказала нам о какой-либо цели в жизни. И у человека, столь могущественного в своей власти над природой, не было сил для власти над собой, и созданное им чудовище вышло из повиновения и стало бесчинствовать. Может быть, новые открытия в биологии, психологии и аналогичных науках и толкование биологии и физики помогут человеку познать себя и управлять собой в большей степени, чем он это делал в прошлом. Или же, прежде чем какие-либо из этих достижений окажут достаточное влияние на человеческую жизиь, может случиться, что человек уничтожит созданную им цивилизацию и вынужден будет начать все сызнова.
Предела развитию науки не видно, если только ей будет дана возможность развиваться. Однако может оказаться, что научный метод наблюдения не всегда применим ко всем разновидностям человеческого опыта и не может пересечь неведомый океан, которым мы окружены. С помощью философии наука может продвинуться немного дальше и даже пуститься в плавание в открытое море. А когда и наука и философия откажут нам, придется положиться на такие другие возможности восприятия, которыми мы, очевидно, обладаем. Ибо представляется вероятным наличие известного предела, дальше которого разум в своем нынешнем виде не может пойти. «La derniere demarche de la raison,— говорит Паскаль,— c’est de connaitre qu’il у a une infinite de choses qui la surpassent. Elle est bien faible si elle ne va jusque-la»121.
Отдавая себе отчет в ограниченности разума и научного метода, мы, тем не менее, должны цепляться за них со всей силой, ибо без этой прочной основы мы не сможем понять основательно ни истины, ни реальности. Лучше понять часть истины и применить ее к нашей жизни, чем вовсе ничего не понять и беспомощно барахтаться, напрасно пытаясь проникнуть в тайну существования. В настоящее время практическое применение науки неизбежно и неотвратимо для всех стран и народов. Но требуется нечто большее, чем применение науки. Научный подход, дерзновенный и вместе с тем критический дух науки, поиски истины и новых знаний, отказ принять что-либо без проверки и без испытания, способность менять прежние выводы перед лицом новых фактов, доверие к установленному факту, а не к предвзятой теории, жесткая дисциплина ума — все это необходимо не только для применения науки, но и для самой жизни и разрешения ее многих проблем. Слишком большое число ученых, которые клянутся в своей верности науке, забывает обо всем этом, замыкаясь в пределах своих конкретных специальностей. Научный подход и дух науки являются или должны быть путем жизни, процессом мышления, методом действия и общения с нашими братьями — людьми. Это большая задача, и, несомненно, очень немногие из нас, если вообще есть такие, могут вести себя подобным образом хотя бы с частичным успехом. Но эта критика относится в равной или даже большей степени ко всем предписаниям, которые продиктованы нам философией и религией. Дух науки указывает путь, по которому должен следовать человек. Это дух свободного человека. Мы живем в век науки, как нам говорят, но дух ее слабо проявляется в людях и даже в их лидерах.
Наука имеет дело с областью позитивного знания, но дух, который она должна создать, выходит за пределы этой области. Конечные цели человека можно определить как цели приобретения знаний, познания истины, постижения добра и красоты. Научный метод объективного исследования применим ие ко всему этому, и многое из того, что имеет значение в жизни, кажется, лежит за его пределами — способность чувствовать искусство и поэзию, эмоции, которые вызывает красота, внутреннее признание добра. Ботаник и зоолог могут так и не почувствовать очарования и красоты природы; у социолога может полностью отсутствовать любовь к человечеству. Но даже когда мы отправляемся в области, лежащие за пределами научного метода, и взбираемся на вершины гор, где обитает философия и где мы отдаемся во власть высоких чувств или устремляем свой взор в беспредельные дали, этот подход и дух все так жз необходимы.
Метод религии совсем иной. Имея дело главным образом с областями, лежащими за пределами объективного исследования, она полагается на чувства и интуицию. И затем она применяет этот метод ко всему в жизни, даже к тем вещам, которые поддаются исследованию с помощью разума и наблюдения. Организованная религия, вступая в союз с теологией, и часто более озабоченная своими корыстными интересами, чем духовными делами, поощряет настроения, которые прямо противоположны духу науки. Она прививает людям узость и нетерпимость, легковерие и суеверие, эмоционализм и иррационализм. Она замыкает и ограничивает ум человека и порождает в человеке настроение зависимости связанности.
«Si Dieu n'existait pas, il faudrail linventer»122, — сказал Вольтер. Может быть, это и верно; действительно, ум человека всегда старался создать некий подобный духовный образ или представление, которые развивались вместе с развитием ума. Но есть также нечто обратное: даже если бог существует, может быть желательно ие смотреть на него и не полагаться на него. Если слишком полагаться на сверхъестественные силы, то это может привести, как часто и бывало, к потере уверенности в самом себе, к притуплению своих способностей и творческих возможностей. И тем не менее необходимо сохранить какую-то веру в те элементы духа, которые находятся вне пределов нашего физического мира, некоторую веру в моральные, духовные и идеалистические концепции, иначе у нас не будет якоря спасения, не будет целей в жизни. Верим ли мы в бога или нет, невозможно не верить во что-то, назовем ли мы это созидающей животворной силой или жизненной энергией, присущей материи, которая сообщает ей способность к самодвижению, переменам и развитию, или каким-либо другим именем — чем-либо, что столь же реально, хотя и неуловимо, как реальна сама жизнь по сравнению со смертью. Сознаем ли мы это, или нет, большинство из нас преклоняет колени, принося жертвы перед невидимым алтарем какого-то неизвестного бога — некоего идеала, личного, национального или интернационального, некой далекой цели, которая влечет нас к себе, хотя разум найдет там мало существенного; некой неопределенной концепции совершенного человека и лучшего мира. Может быть, окажется невозможным достичь совершенства, но дьявол внутри нас, какая-то жизненная сила толкает нас вперед, и мы идем этим путем от поколения к поколению.
По мере того как развивается наука, сфера религии, в узком смысле слова, суживается. Чем больше мы понимаем жизнь и природу, тем меньше мы ищем сверхъестественные силы. Все, что мы можем понять и контролировать, перестает быть тайной. Ведение сельского хозяйства, пища, которую мы едим, одежды, которые мы носим, наши социальные взаимоотношения — все это было в свое время во власти религии и ее высоких служителей. Постепенно это вышло из-под ее власти и стало предметом научного изучения. Однако многое из этого остается под сильным влиянием религиозных верований и сопровождающих их суеверий. Конечные тайны все еще остаются далеко за пределами досягаемости человеческого разума и, вероятно, так будет и в дальнейшем. Но таких загадок жизни, которые поддаются разрешению и ждут его, так много, что навязчивая идея конечной тайны кажется вряд ли необходимой или оправданной. Жизнь дает еще возможность испытать не только красоту мира, но и волнение новых и никогда не прекращающихся открытий, новых открывающихся взору панорам и новых образов жизни, увеличивающих полноту жизни и делающих ее более богатой и более совершенной.
Поэтому к жизни мы должны подходить в духе науки и применяя метод науки, соединенной с философией, и с почтением — ко всему тому, что лежит за ее пределами. Таким образом мы можем выработать целостное представление о жизни, которое охватывает своей широкой сферой прошлое и настоящее со всеми их высотами и пучинами, и спокойно смотреть в будущее. Пучины существуют, и игнорировать их нельзя, и всегда бок о бок с красотой, окружающей нас, мы обнаруживаем невзгоды мира. Жизнь человека представляет собой странную смесь радости и печали; только испытывая и то и другое, может он учиться и идти вперед. Душевные муки — это трагическое и грустное явление. На нас сильно влияют внешние события и их последствия, и тем не менее величайшие удары обрушиваются на наш разум в результате внутренних страхов и конфликтов. Идя вперед по пути прогресса во внешнем мире — а мы должны идти вперед, если хотим жить,— мы в то же время должны добиться мира внутри самих себя и между собой и нашим окружением, мира, который приносит удовлетворение не только нашим физическим и материальным потребностям, но и тем внутренним побуждениям и духу дерзаний, которые отличают человека с тех пор, как он начал свои беспокойные странствия в царстве мысли и действия. Имеют ли эти странствия какую-либо конечную цель, или нет, мы не знаем, но они себя оправдывают и указывают на множество более близких целей, которые представляются достижимыми и которые снова могут стать отправной точкой нового продвижения вперед.
