блоков, к которым они принадлежат, достаточно высокой степенью автономии. Они категорически не должны являться так называемыми алгоритмическими агентами одного паттерна в другом. Согласно сетевой науке, последнее означает, что узлы, относящиеся к скелету сети, не являются слепыми исполнителями и проводниками интересов одного паттерна по отношению к другому, а скорее представляют собой относительно независимых агентов, чьи интересы и действия позволяют существовать им одновременно не в одном, а как минимум в двух паттернах или блоках.
Применительно к нашей теме указанные закономерности сетевой науки, полученные на обработке огромных массивов эмпирического материала, позволяют говорить о следующем. Наличие структур, подобных Кембриджской группе, являлось, является и будет являться важнейшим условием выживания человеческой цивилизации как целостности, разделённой внутри себя на определённые паттерны и блоки. Соответственно в первую очередь это относится к лицам, принимающим решения, т. е. к элите, включающей как наднациональные, так и национальные элитные иерархосетевые или гетерархические[840] группы.
В соответствии с этим можно сделать следующий вывод. В рамках британской элитной сети существовал паттерн, связанный, но не ограниченный обществом Апостолов[841], фабианством и проч. Этот паттерн выделил из себя более ограниченную группу, которая должна была выступать в качестве связующего звена с советской элитой. Собственно, эта группа и стала известна миру под названием Кембриджской пятёрки.
Этот вывод подтверждается, в частности, тем обстоятельством, что подобный паттерн имелся и в Соединённых Штатах Америки. Частично он был также порождён американской разновидностью фабианства, получившей название коммунитаризма. К этому паттерну, несомненно, принадлежал Ф. Д. Рузвельт. Американский паттерн также выдвинул свою группу, тесно взаимодействовавшую с советской элитой. В её число входили такие выдающиеся американские деятели, как Элджер Хисс — известный американский дипломат, ключевой участник проектирования послевоенной судьбы Германии, главный советник Рузвельта в Ялте, первый генеральный секретарь ООН; Гарри Декстер Уайт — выдающийся американский экономист, видный чиновник Министерства финансов США, разработчик концепции Бреттон — Вудской системы, Международного валютного фонда и Всемирного банка; Гарри Гопкинс — главный советник Ф. Д. Рузвельта и целый ряд других, не менее заметных фигур американской политики и науки. Все эти люди в США в эпоху «охоты на ведьм» были названы агентами КГБ на основании реальных свидетельств их взаимодействия с советской разведкой.[842] В последующем дополнительные данные на этот счёт были получены из так называемых блокнотов Васильева и архивов Митрохина.
Теперь настало время разобраться в одном чрезвычайно важном обстоятельстве. Традиционно граждан тех или иных стран, взаимодействующих с разведывательными структурами, относят либо к тайным агентам, либо к агентам влияния. И в том, и в другом случае они действуют в интересах чужой страны против своей. В этом смысле Кембриджская пятёрка, так же как и их коллеги в США, хотя и являлись в строгом профессиональном смысле слова разведчиками, ни в коем случае не представляли собой агентов. Они как раз являлись тем самым скелетом элитной сети, без которой она бы рухнула, утянув вслед за собой и цивилизацию в целом.
В связи с этим правильнее для таких людей использовать в элитном анализе особый термин. Представляется, что наиболее подходящее название ввёл философ и методолог П. Щедровицкий. «В 1993 г. философ и методолог Петр Щедровицкий (младший) высказал предположение, что мировая экономика потихоньку завоёвывается новыми фигурами: интерлокерами. То есть теми, кто выступает стратегическими посредниками между разными типами знаний и сферами деятельности. Они комбинируют из них предпринимательские схемы, они уже известны как “аналитики ресурсов”»[843]. Имеет смысл несколько расширить термин «интерлокер» и не ограничивать его экономической тематикой. По сути, в элитном анализе интерлокерами являются стратегические коммуникаторы, которые в своих действиях руководствуются интересами обоих паттернов или блоков, в которые они входят и которые они соединяют в рамках собственной деятельности.
Этот, казалось бы, неочевидный вывод, несомненно, можно подкрепить многочисленными примерами из деятельности Кембриджской группы. Ю. Модин в своих воспоминаниях писал: «Но я могу понять поведение этих людей, которое на Западе может показаться непостижимым. Прежде всего, я преклоняюсь перед их патриотизмом. Все они, а Гай Бёрджесс в особенности, питали глубокую и страстную любовь к Англии. Многие считают их предателями, но только не я. Я не преувеличиваю, когда говорю, что знаю больше, чем кто — либо, насколько ценные для нас материалы они нам давали, но при этом утверждаю: ни один из них не собирался принести вред своей стране. Они работали против американцев, это точно. Они передавали нам все, что попадало им в руки, даже иногда и много лишнего. Но ни разу не выдали нам ни одного секрета, который мог бы повредить Великобритании». Об этом же говорит в книге Н. Долгополова о К. Филби неназванный высокопоставленный работник внешней разведки и любимый ученик К. Филби. В специально выделенном разделе под не оставляющим сомнений заголовком «Прямой канал» читаем следующее: «Я чувствовал, что мои идеалы и убеждения, мои симпатии и желания на стороне тех, кто борется за лучшее будущее человечества, — так писал Ким в книге “Я шёл своим путём”. — В моей Англии, на моей родине, я тоже видел людей, ищущих правду, борющихся за неё. Я мучительно искал средства быть полезным новому обществу. А форму этой борьбы я нашёл в своей работе в советской разведке. Я считал и продолжаю считать, что этим я служил и моему английскому народу”.
В этом высказывании Кима Филби — целая философия разведки, её главный постулат. Так считали и мы, в этой области человеческой деятельности занятые, преданно в ней работающие. Вот общаются дипломат с дипломатом. Но информация, получаемая представителями двух разных стран, всё равно не та, что идёт через разведку. Она приукрашена, в ней немало чисто дипломатических экивоков. Поэтому с незапамятных российских, потом советских, а сегодня вновь российских времён посла слушали с меньшим вниманием, чем резидента. Разведка — более прямой канал для доведения куда требуется необходимых твоей стране сведений. И наиболее умные англичане, включая видных политиков, в первую очередь Лейбористской, да и Консервативной партий, порой сознательно шли на контакты с нашим резидентом или оперативным работником. То, что они хотели, и то, что им надо было побыстрее довести до нашего руководства, доводилось именно так. Это — первый момент.
Момент второй: разведка способствует прозрачности. Если кто — то что — то друг от друга скрывает, если разведка узнает нечто о переговорах, ведущихся не совсем так или совсем не так, как сообщают чужие дипломаты, то разведка помогает донести правду до высшего руководства. И тогда уже лидеры стран, получившие информацию от разведки, обращаются к своим зарубежным оппонентам: мол, что же мы
