Грейс легенда понравилась, и она не стала разубеждать Ольстина, а, напротив, дала понять, что его догадки не лишены оснований. Однако, после того как брелегондец покинул библиотеку, заручившись туманным обещанием «хорошенько обдумать» его предложение, Грейс снова впала в уныние. Три года службы в госпитале научили ее, что чем больший страх испытывает человек, тем опаснее и непредсказуемее он становится. Страх порой позволяет людям совершать удивительные поступки: иногда невероятные, но чаще ужасные по своим последствиям. Одним он помогает в одиночку поднять руками автомобиль, чтобы извлечь из-под него пострадавшего ребенка, а других заставляет взять в руки автомат и открыть огонь по толпе посетителей универмага или закусочной. Страх подобен молнии: невозможно угадать, кого он поразит и чем это обернется.
За встречей с Ольстином последовали другие. Благодаря им Грейс существенно пополнила свои представления об истинных надеждах и опасениях правящей элиты различных доминионов. Лорд Ирренбрил, советник Соррина, короля Эмбара, отловил ее на прогулке во дворе, и они долго разговаривали, укрывшись от посторонних глаз в тени безлистной, но развесистой кроны большого дерева. Как оказалось, Ирренбрила куда сильнее беспокоила душевная болезнь его сюзерена, нежели реальная или мифическая опасность, грозящая самому Эмбару.
— Соррин так сильно боится собственной смерти, — сокрушенно говорил молодой лорд, — что ему теперь сугубо безразлично, выживут или погибнут его подданные. — И с каждым днем в нем крепнет убеждение в том, что он обречен. А это страшнее всего!
Грейс отлично поняла почти не завуалированную мысль собеседника. Перед владыкой Эмбара не стоял вопрос, к кому обращаться за помощью и обращаться ли к кому-то вообще. Понятно, что эмбарских советников пугало прогрессирующее безумие короля, вполне способное привести его к решению погибнуть вместе с подвластным ему доминионом.
Единственной не оставившей у Грейс ощущение тягостного предчувствия беды была встреча с Кейлин Голтской. Кейлин не только занимала пост главного советника короля Кайлара, но и была вдобавок его родной сестрой-близнецом. Она родилась всего на несколько минут позже брата и, по слухам, обладала в Голте такой же властыо, как и он. Об этом обычно упоминалось с оттенком недоумения или даже презрения, но у Грейс на сей счет сложилось собственное мнение. Уже после первых минут общения с Кейлин она поняла, что юный монарх не напрасно безраздельно доверяет сестре.
— Вы не представляете, леди Грейс, как огорчила нас с братом ваша ссора с королем Бореасом, — начала Кейлин, сочувственно глядя на нее своими большими карими глазами, придающими ее в общем-то некрасивому лицу удивительно симпатичное выражение. — Если вам вдруг потребуется помощь — в чем угодно: убежище, деньгах, лошадях и охране для возвращения домой, — одного вашего слова Кайлару или мне будет достаточно, чтобы вы ее получили.
У Грейс не нашлось слов ответа на столь великодушное предложение. Она лишь с благодарностью пожала протянутую ей руку принцессы, мужественно сдерживая наворачивающиеся на глаза слезы. Голт был самым маленьким и бедным из всех Семи доминионов и наверняка больше всех нуждался в поддержке, но Кейлин не просила помощи, а сама ее предлагала — искренне и бескорыстно. Возможно, у мира еще остается шанс, если в нем существуют такие люди?
А вот с тем из приближенных к царствующим особам советников, с кем Грейс хотелось бы поговорить в первую очередь, вышла осечка. Собственно говоря, ее совсем не удивило, что Логрен не ищет с ней встречи. Он был слишком умен и искушен в интригах, чтобы слепо клюнуть на придуманную Даржем приманку. Скорее всего Логрен раскусил затеянную ими игру в тот самый момент, когда впервые услышал о ее размолвке с Бореасом. Да и не тот он был человек, которым можно манипулировать, если только…
Нет, отпадает! Уж лучше вовсе о нем не вспоминать. И надеяться, что ему хватит соображения и выдержки, чтобы не запутаться окончательно в искусно раскинутых Кайрен сетях.
А в том, что зеленоглазая графиня Силезская что-то затевает, Грейс не сомневалась. Она пока еще плохо понимала, что именно, но ее определенно насторожила нескрываемая радость Кайрен по поводу ее мнимого конфликта с Бореасом.
— Я просто счастлива, что ты наконец-то прозрела, милочка, — откровенно высказалась графиня, встретившись с Грейс в саду для очередного урока. — Поверь, это даже к лучшему. Бореас — дурак. Ему без тебя не обойтись, а вот ты, сестричка, можешь прекрасно обойтись и без него. У тебя такой Дар, силу которого он не может и вообразить!
Нет, Кайрен, Бореас не дурак. Это ты дура, если не сумела понять, что я только притворяюсь. И продолжаешь считать короля тупым мужланом, которого можно без труда обернуть вокруг пальца.
С другой стороны, разве она сама не занималась вместе с Эйрин тем же самым, скрывая от Бореаса свои занятия по овладению колдовством? Что скажет король, узнав о том, что они творят у него за спиной? Грейс знала, что поступает непорядочно, но уже не могла отказаться от целиком захватившего ее изучения волшебного искусства.
Впрочем, все это не имело никакого значения в сравнении с тем непреложным фактом, что реально изменить решение Совета в ту или иную сторону могла одна лишь Иволейна. Грейс прекрасно сознавала, что должна соблюдать крайнюю осторожность: проницательная толорийка мгновенно разгадает ее намерения, стоит только допустить малейшую оплошность. Грейс уже неоднократно пыталась исподволь выведать, почему все-таки Иволейна воздержалась при голосовании, но не преуспела. Как не сумела до сих пор разобраться в том, чьи интересы при этом старалась в первую очередь соблюсти королева — своих подданных или возглавляемого ею ордена колдуний? К сожалению, в последнее время Грейс почти не видела Иволейну и общалась в основном со своей «учительницей» Кайрен, а в те редкие моменты, когда королева все же удостаивала ее вниманием, ей ни разу не представилось случая завести сколько-нибудь продолжительную беседу.
Кончилось тем, что Грейс окончательно вымоталась и ей срочно потребовалась перемена обстановки. Вот тогда она и вспомнила о Трэвисе и об их договоренности вместе поискать отмеченные знаком Ворона двери. Трэвис сам открыл дверь. В его серых глазах за стеклами очков выразилось немалое удивление при виде нежданной гостьи.
— Извини, что я так поздно, Трэвис.
— Да уж, — усмехнулся тот. — Неделя прошла, не меньше!
— Неужели? — ахнула Грейс. — В таком случае приношу тысячу извинений!
Трэвис весело рассмеялся, а Грейс облегченно вздохнула. Слава Богу, он не сердился на нее за задержку. Ей по-прежнему с трудом давалось проникать в мысли и чувства окружающих, хотя следует признать, что за последние недели она добилась немалых успехов. Во всяком случае, в искренности его смеха сомнений у нее не возникло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
