Из протоколов ялтинских дискуссий не видно, чтобы на них обсуждалось право Эйзенхауэра лично и напрямую обращаться к Сталину, хотя в них признавалось, что Сталин, как глава советских вооруженных сил, будет диктовать ответы. Удивление видно в комментарии, сделанном Черчиллю секретарем британских начальников штабов: «…они [начальники штабов] никогда не обсуждали право обращения Эйзенхауэра напрямую к маршалу Сталину по вопросам нашей основной стратегии, ответственность за которую несет Объединенный комитет».
Вот тезисное изложение этого послания:
1. Целью безотлагательных (то есть текущих) операций является окружение Рура и уничтожение вражеских сил, защищающих его. Он полагает, что эта операция будет завершена к концу апреля, если не раньше.
2. Затем он приложит усилия к тому, чтобы разъединить силы противника, соединившись с советскими войсками.
3. Лучшим способом осуществить это соединение было бы наступление с запада от Эрфурта-Лейпцига-Дрездена.
4. Затем он постарается осуществить второй рывок навстречу советским войскам в регионе Регенсбурга-Линца на юге; а если это будет осуществлено, появится возможность предотвратить сопротивление немцев во всех укрепленных районах Южной Германии.
5. Прежде чем он примет окончательное решение по этому плану, было бы очень полезно как можно теснее скоординировать действия союзников с замыслами Советского Союза. Поэтому он просит Сталина ознакомить его с планами Советского Союза, чтобы оценить, насколько согласуются их намерения.
6. Он готов послать офицеров для осуществления полевой связи между наступающими силами союзников и наступающими силами Советского Союза и для обеспечения скоординированности действий.
Это можно резюмировать и истолковать следующим образом: предположительно, войска, направляющиеся с востока и запада, встретятся в этих местах; армии Брэдли будут двигаться на восток через Центральную Германию в направлении Лейпцига и Дрездена и где-нибудь на своем пути встретятся с наступающими русскими; на юге американские силы будут продвигаться через Нюрнберг, Регенсбург и по долине Дуная в Австрии, где они встретятся с находящимися на юге частями Красной армии; и, хотя в послании это изложено недостаточно четко, вскоре стало ясно, что Эйзенхауэр также планирует заставить армию Монтгомери на севере двигаться к Бремену, Гамбургу и к Балтийскому морю и где-нибудь по пути встретиться с русскими.
Генерал Дин и адмирал Арчер, сопровождаемые американским и британским послами в Москве, вечером 31 марта передали Сталину послание Эйзенхауэра. Прочтя его, Сталин одобрил план Эйзенхауэра, но сказал, что более определенный ответ сможет дать, посоветовавшись с Генеральным штабом. Разговор, произошедший в тот вечер, говорит о многом. Напомним, что он состоялся через две недели после того, как 16 марта Молотов впервые потребовал прервать переговоры в Швейцарии, и за три дня до того, как 3 апреля Сталин в письме Рузвельту выразил уверенность, что за спиной Советского Союза совершаются какие-то тайные дела, в результате которых немцы прекратят сопротивление на западе, чтобы перебросить силы на восток.
Сталин поинтересовался, будет ли второе южное наступление производиться из Италии или с юга Западного фронта; ему ответили, что с Западного фронта. Он полюбопытствовал о численности немецких дивизий, сражающихся на Западном фронте, и, похоже, на него большое впечатление произвело число захваченных там немецких военнопленных. Когда Гарриман напомнил ему об опасениях, что операциям Красной армии на этот раз могут помешать дороги и погода, Сталин ответил, что погодные условия лучше, чем ожидалось, и что в горах Чехословакии русские столкнулись с сильным сопротивлением немцев, но они уверены, что одолеют их, как это уже было на озере Балатон в Венгрии.
На следующий день, 1 апреля, Сталин послал Эйзенхауэру письменный ответ, в котором одобрил изложенный план, и рассказал о согласованной переброске войск, которую намеревались произвести русские. Его основные пункты имеют решающее отношение к последующим событиям. Итак, Сталин:
1) полностью согласился с идеей соединения сил в регионе Эрфурта-Лейпцига-Дрездена;
2) заявил, что советское Верховное Командование намерено нанести главный удар именно в этом направлении;
3) утверждал, что оно также поддерживает план второго, дополнительного соединения где-нибудь в районе Вены, Линца или Регенсбурга;
4) подтвердил мнение, что Берлин больше не имеет того стратегического значения, которое имел раньше, и сказал, что поэтому только второстепенным советским силам будет поручен берлинский выступ;
5) сообщил, что советские войска начнут главное наступление примерно во второй половине мая, а еще одно наступление в регионе Вены – Линца, добавил он, уже готовится. Но он объяснил, что этот план можно скорректировать в связи с обстоятельствами; например, если немецкие войска отступят, даты можно перенести на более ранний срок. Многое зависит и от погоды;
6) информировал, что Генеральный штаб рассмотрел, как улучшить связь между двумя армиями, и о решении сообщит Эйзенхауэру позже;
7) и, наконец, заметил, что, по данным разведки, численность вражеских сил на Восточном фронте постепенно увеличивается. Кроме 6-й танковой армии СС, три дивизии переброшены из Северной Италии и две дивизии из Норвегии.
Эйзенхауэр тотчас же отправил копию этого послания Объединенному комитету «для информации». Как только премьер-министр узнал об этом, он спросил главнокомандующего о его планах. 30 марта Эйзенхауэр объяснил их Черчиллю точно так же, как и в послании к Сталину. Черчилль был недоволен по нескольким причинам. Во-первых, ему казалось, что Эйзенхауэр превысил свои полномочия, напрямую советуясь со Сталиным; затем он полагал, что в своих планах тот выходит за рамки чисто военных вопросов, потому что, говоря о контактах между наступающими армиями, он определял основную стратегию с политическими последствиями; и вообще, сами планы он считал неразумными. Британские начальники штаба тоже были недовольны, считая, что их отстраняют, и тотчас же попросили отложить все переговоры с русскими.
Американские начальники штаба наотрез отказались останавливать Эйзенхауэра. Они защищали его стратегию как здравую, а действия как необходимые.
«Битва в Германии, – резюмировал Черчилль мнение американцев, – достигла того этапа, когда полевому командующему приходится самому судить, какие решения следует принять. Намеренный отказ от использования слабости противника представляется неразумным. Единственной целью должна быть быстрая и полная победа. Признавая, что эти моменты не имеют прямого отношения к главнокомандующему, начальники штабов Соединенных Штатов считают его концепцию здравой и полагают, что он должен получить полную поддержку и продолжать свободно общаться с главнокомандующим советской армии».
Черчилль изложил суть дела президенту в послании, отправленном 1 апреля (в тот же день, когда Сталин получил послание президента, в котором тот уверял, что переговоры в Швейцарии о возможной капитуляции немцев в Италии носят лишь предварительный характер). Суть точки зрения Черчилля заключалась в том, что основная ось наступления с запада не должна перемещаться к югу от Эльбы и Берлина. Среди его доводов можно выделить два: 1. Взятие Берлина будет «главным сигналом о разгроме для немецкого народа». 2. Русские войска почти наверняка захватят Австрию и войдут в Вену. Если они также возьмут и Берлин, не будет ли это превышением власти? Вывод его был таков: «Следовательно, я считаю, что с политической точки зрения нам следует как можно дальше зайти на восток Германии, и, если Берлин будет нам доступен, мы, безусловно, должны взять его». Заметим, что возражения, обоснованные военными причинами, которые британские начальники штабов сформулировали и поспешили передать американским соратникам, Черчилль нашел неубедительными. Он считал, что на них повлияла тревога, а не адекватная оценка ситуации и точка зрения, влияющая на действия Эйзенхауэра.
Эйзенхауэр пытался смягчить сопротивление премьер-министра, объяснив в послании к Черчиллю, отправленном 1 апреля, что, «чтобы обеспечить успех каждой из запланированных мною операций, я сначала сосредоточу войска в центре, чтобы занять необходимую мне позицию. Как мне сейчас кажется, следующим шагом должно быть форсирование Эльбы войсками Монтгомери, подкрепленными при необходимости американскими войсками, и достижение ими по крайней мере линии, включающей в себя Любек на [Балтийском] побережье». Относительно Берлина он не давал никаких обещаний; если город окажется доступным для захвата с запада, сказал он, почести будут разделены между американскими и британскими силами.
Черчилль признал, что мало чего добился. В своем ответе Эйзенхауэру от 2 апреля он снова повторил, что считает очень важным, чтобы западные армии «обменялись рукопожатиями» с русскими как можно дальше на востоке. 5 апреля он дружески заметил президенту, что изменения основного плана на самом деле меньше, чем показались при первом прочтении послания Эйзенхауэра к Сталину, и. чтобы выразить свои чувства, закончил так: «Одна из моих немногих латинских цитат: Amantium irae amoris integratio est». В министерстве обороны перевели это как «Милые бранятся – только тешатся» и направили Эйзенхауэру. На следующий день Черчилль в послании Сталину поддержал Рузвельта, защищающего переговоры в Швейцарии о возможной капитуляции в Италии.
