Я постоял немного, затем вернулся к Майку.
Два часа. Тошнота, все тело ноет. Четыре. Теперь вроде получше.
— Наркотик его пронимает.
— Похоже.
— Что насчет мисс Лухарич?
— А что?
— Она должна быть полумертвой.
— Возможно.
— И как ты с этим собираешься бороться?
— Сама напросилась. Она знала, как это бывает.
— Думаю, ты сумел бы его вытащить.
— Я тоже так думаю.
— И она тоже.
— Вот пусть и попросит.
Ихти сонно дрейфовал на глубине в шестьдесят метров. Я еще раз вышел прогуляться и совершенно случайно оказался рядом с Вагоном. Она не смотрела в мою сторону.
— Карл, иди сюда!
Инкассовые глазки, и больше ничего. И злодейский умысел усадить меня за пульт Вагона.
— Это приказ?
— Да. Нет! Пожалуйста.
Я бросился внутрь и осмотрел приборы. Он поднимался.
— Тянуть или отпускать?
Я включил лебедку. Ихти поднимался послушно, как котенок.
— Теперь решай сама.
На двадцати метрах он уперся.
— Отпустить немного?
— Нет!
Она поднимала его — десять метров, восемь…
На четырех Джин выдвинула совки, и они подхватили зверя. Теперь тянитолкай. Снаружи — торжествующие вопли, вспышки блицев.
Команда увидела Ихти.
Он начал сопротивляться. Джин держала тросы натянутыми; тянитолкай поднимался все дальше.
Вверх.
Еще два фута, и тянитолкай начал толкать.
Крики, быстрый топот.
Гигантский стебель, раскачивающийся на ветру, его шея. Зелеными холмами поднимаются из воды плечи.
— Карл, он очень большой! — закричала Джин.
А он становился все больше и больше… и беспокойнее.
— Давай!
Он посмотрел вниз.
Он посмотрел вниз, словно бог наших самых древних предков.
В моей голове мешались страх, стыд, издевательский смех.
А в ее голове?
— Давай же!
Она смотрела вверх, на зарождающееся землетрясение.
— Не могу!
Сейчас, когда кролик умер, все будет так просто. Я протянул руку.
И остановился.
— Нажми сама.
— Не могу. Давай ты. Вытащи его, Карл!
— Нет. Если это сделаю я, ты потом всю жизнь будешь мучиться, а могла ли это сделать ты. Ты душу продашь, пытаясь это узнать. Поверь мне, мы похожи, а со мной все было именно так. Выясни сейчас!
Она тупо пялилась.
Я схватил ее за плечи.
— Представь себе, что вытащили меня, — предложил я. — Я — зеленый морской змей, полное ненависти чудовище, собирающееся тебя уничтожить. Я никому не подчиняюсь. Нажми «инъекцию».
Ее рука потянулась к кнопке, но вдруг дернулась обратно.
— Ну же!
Она нажала кнопку.
Я аккуратно положил ее на пол и закончил с Ихти. Прошло добрых семь часов, прежде чем я проснулся под ровный гул винтов Стадиона.
— Ты болен, — сообщил мне Майк.
— Как Джин?
— Аналогично.
— Где зверь?
— Здесь.
— Хорошо. — Я перекатился. — На сей раз не ушел. Вот так все оно и было. По-моему, никто не рождается наживляльщиком, но кольца Сатурна поют свадебную песнь дару, оставленному морским чудовищем.
Джеймс Типтри-младший
ПОСЛЕДНЯЯ ИЗ МОГИКАН,
ИЛИ НЕБО В АЛМАЗАХ
James Tiptree, Jr. «Mother in the Sky with Diamonds». © Galaxy Publishing Corporation, 1971. © Перевод. Комаринец A. A., 2001.Об авторе
Как вы все уже вероятно знаете, многократный лауреат премий «Хьюго» и «Небьюла» Джеймс Типтри-младший — одно время фигура, настолько загадочная, чтобы считаться Б. Трейвеном научной фантастики, — на самом деле псевдоним покойной доктора Элис Брэдли Шелдон, вышедшей на пенсию психолога-экспериментатора, которая также публиковалась иногда под псеводонимом Ракуна Шелдон. Трагическая смерть доктора Шелдон в 1987 году оборвала карьеры «обоих» авторов, но прежде она успела написать произведения, удостоенные двух премий «Небьюла» и двух премий «Хьюго» (под псевдонимом Типтри) и еще одной премии «Небьюла» (под псевдонимом Ракуна Шелдон), а также завоевать, не важно, под каким именем, славу одного из лучших писателей в жанре научной фантастики.
Хотя «Типтри» опубликовал два сравнительно неплохо принятых публикой романа — «Вверх по стенам мира» и «Яркость падает с неба», — ей, как и Деймону Найту и Теодору Старджону (двум писателям, которым она была более всего близка эстетически), больше других импонировал и лучше удавался рассказ. Несколько ее рассказов стоят в ряду лучших из всех, написанных в семидесятые годы: «Лет отверткой», «Девочка, которая подключалась», «Женщины, которых мужчины не видят», «Отправь нас лучом домой», «И я проснулась и обнаружила себя на склоне Холодных гор», «Я слишком большой, но люблю играть», «Человек, что шел домой пешком», «Медленная музыка», «Дым ее поднимался вечно». И уже сейчас ясно, что эти рассказы будут читать еще долго. Они — и десятки других, ничуть их не хуже — показывают, что Элис Шелдон была просто одной из лучших авторов нашего времени, работавших в жанре научно-фантастического рассказа. На деле ее высокий темп подачи материала и развития сюжета, забота об интересах общества, ее страсть ко всему новому и неожиданному, любовь к исследованию, интерес экспериментатора к реакциям людей на сверхнормальные стимулы и эксцентричные ситуации, пристрастие к катастрофам и пестрым драматическим сюжетам, ее поглощенность мутациями времени и бескрайностью космоса сделали Элис Шелдон прирожденным автором фантастики. Сомневаюсь, что какой-либо иной жанр позволил бы ей с той же полнотой реализовать свои особые таланты, впрочем, идея сменить жанр как будто вовсе ее не интересовала. В то время когда множество других писателей-фантастов с тем же или даже с большим удовольствием писали «мэйнстрим» и посмеивались над художественными и финансовыми ограничениями жанра НФ, она желала быть автором научной фантастики; это была ее мечта и ее страсть.
Шелдон явно любила космические одиссеи и звездные оперы, даже самые примитивные, расхожие и дешевые — из разряда того, что поглощаешь со смешанным с чувством вины удовольствием, зная, что тебе это Вредно, что это, вероятно, засоряет артерии, — и включала вариации разгульных космических одиссей во многие свои рассказы и в оба романа, хотя зачастую эти мотивы обыгрывались в диссонирующем, темном — и нередко монотонно мрачном — минорном ключе со множеством любопытных перепевов флейты и эксцентричных аппликатур. (В восьмидесятые годы, под конец жизни она сознательно предприняла попытку писать в стиле «ретро», создать Ностальгическую звездную оперу — в таких рассказах, как «Единственно, что можно сделать аккуратно» и «Столкновение», которые впоследствии вошли в сборник «Звездный разлом». Хотя эти рассказы сами по себе очень неплохи, тон их был, пожалуй, слишком скованным, чтобы они могли стать в ряд с ее ранними, не столь манерными и более наивными и искренними — пусть даже временами более шероховатыми и топорными — экспериментами в жанре рассказа.) Существенное влияние Типтри на последующие поколения писателей-фантастов наиболее явно сказалось на киберпанках — которые сами причисляют рассказ «Девочка, которая подключалась» к своим прямым предшественникам, — но, на мой взгляд, она оказала также значительное влияние на будущую эволюцию космической одиссеи. Взять для примера рассказ «Последняя из могикан, или Небо в алмазах»: хотя это не самый известный рассказ Типтри и упоминания о нем крайне редко встречаются в критических статьях, следы его видны во множестве последующих произведений — от текстов Джона Варли, вышедших несколько лет спустя, до ранних рассказов Брюса Стерлинга, таких как «Рой», и до современной барочной звездной оперы девяностых годов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
