Все это было в исключительных, ужасающих масштабах».
Такую картину С. Вогулов наблюдал тогда в первом занятом немецком городке, почти полностью покинутом жителями:
«Кругом все пылало, по городу шныряли сотни солдат, офицеров, репатриантов, таща из квартир одежду, обувь, патефоны, радиоприемники. Тысячи людей рылись по опустевшим квартирам, выбирая нужное для себя, как в гигантском универсальном магазине.
Сигналом к пожару послужил приказ командующего войсками: сжечь тот дом, из которого женщиной в день занятия города из окна был сделан выстрел в проходивших русских солдат. Ее не нашли, а дом зажгли. Через сутки горел весь город. От него пожары перекинулись дальше и всюду, куда доставал взор, были видны зарева пожаров от горевших сел и городов. И это продолжалось даже тогда, когда линия фронта была на Одере и наши войска закрепились за его левый берег.
В основном до Одера все немецкое население убежало на западную сторону этой реки. На занятой нами территории немцев было не более тридцати процентов. Вот эти тридцать процентов расплатились за все гитлеровские злодеяния, за всю нацистскую систему. Эти тридцать процентов населения во всей полноте почувствовали на себе результат непрерывного воздействия на возбужденные кровью мозги солдатской массы статей Эренбурга, результат попустительства сталинских генералов.
От восточных границ до Одера — все немецкие пылающие села и города были наполнены тыловыми частями и отставшими строевыми подразделениями, а также и дезертирами.
И не передовая линия, а вот эти „отважные“ товарищи тыловики творили чудовищные дела на занятой территории.
Вот приемная генерала. Тут начальники отделов, отделений, госпиталей, командиры тыловых частей, заместители командиров дивизий.
Вполголоса рассказывают последние события дня: заместитель по политической части отдельного автомобильного батальона рассказывает о том, что сегодня, когда он утром шел в парковую роту, он увидел труп изнасилованной немки, около которой лежали двое детей, причем у девочки живот распорот до половых органов.
Полковник, начальник ветеринарного отдела, рассказывает, как он вчера в одном селе проводил расквартирование ветеринарного лазарета и организовал сборный пункт трофейных лошадей. Ему захотелось пить, и он заходит в дом к немцам. В комнате немка, у которой он на русском языке просит дать воды. Испуганная немка не может его понять, а он сердится. Вдруг немку что-то осенило и она предлагает полковнику ложиться на кровать.
— Сразу видно, что русский Иван уже „научил“, — заключает полковник.
Вот командир-майор. Он под все эти безобразия хочет подсунуть какое-то идеологическое основание, найти скрытый смысл „торжества великой мести“, и в соответствующем духе он описывает ряд совершенных насилий:
— Товарищи! Меня очень заинтересовал один факт. Я тоже, как и все, думал, что это просто делает вредный нам элемент или просто разнуздавшийся человек-зверь. Нет! Здесь, во всех этих делах, кроется другое. Захожу в один дом. В этом доме семь немецких девушек и одна из них лежит на постели, беззвучно вздрагивая от рыданий. Девушки прижались друг к другу и испуганно смотрят на меня. Я с ними здороваюсь и разговариваю по-немецки… Выясняю, что здесь, в этом доме, сегодня ночевало пятнадцать наших солдат и они поочередно изнасиловали вот эту рыдающую девушку. Спрашиваю других девушек: „А вас насиловали?“ Отвечают: „Нет“. Спрашивается, что же тут такое? Почему из семи девушек наши солдаты изнасиловали только одну при таком богатом выборе? Ведь просто физически противно второму, третьему прикасаться к этой девушке. Вот и подумайте хорошенько над этим фактом. Вы увидите, что это непросто зверство. Здесь налицо месть.
Этот командир был сторонником Ильи Эренбурга.
Начальник госпиталя легкораненых рассказывает о том, что в том месте, где расположен его госпиталь, осталось очень мало немок, легкораненых же очень много. Чтобы установить какой-либо „порядок“, раненые офицеры и солдаты устроили билеты и сказали немкам, что на каждую из них выписано по десяти билетов.
— И вы представьте, товарищи! Об этом я узнал от этих же немок; они пришли жаловаться на то, что офицеры не сдержали своего слова и к ним, вместо десяти, приходит по двенадцать, тринадцать человек. <…>
Лучшая часть офицерства старалась остановить дикий разгул, но безуспешно, ибо никто не хотел слушать и творил все, что ему вздумается.
Чувствовалось, что крепкая сильная армия идет к разложению, что это разложение начинает охватывать и передовые части, офицерский состав которых ухитрялся провозить немок в закрытых машинах даже на Одерский плацдарм.
Ни командование фронтом, ни командиры частей буквально не принимали никаких мер.
Когда же дезертирство из армии дошло до пределов и когда озлобленные остатки немецкого населения стали сотнями убивать безоружных и пьяных насильников, когда мы уже не знали, где расквартировывать подходившие резервы, ибо все лучшее было сожжено разложившимися тыловиками, только тогда забегали в штабах, в политическом отделе и заинтересовалась контрразведка.
Все, наконец, почувствовали, куда это ведет и чем это грозит. В войсках распространяется листовка маршала Жукова с обращением к солдатам и офицерам армии, в которой он призывал солдата не жечь домов, не насиловать немецких женщин, не портить оборудования фабрик и заводов и квалифицировал все это как вредительство.
— Солдаты! — говорил он в обращении. — Смотрите, чтоб из-за подола немецкой девки вы не просмотрели того, за чем послала вас Родина!
Чаще и чаще среди офицерского состава стали слышаться разговоры о том, что при таком политико-моральном облике солдата двигаться дальше нельзя, что мы такими поступками позорим Красную Армию.
Несмотря на это, случаи грабежей, насилий, убийств местного населения продолжались. Да и как им и не быть, когда комендатуры были укомплектованы случайными людьми из резерва, которые, попав в коменданты, старались свое положение использовать в первую очередь для улучшения своего материального положения и положения своих друзей.
Среди комендантов того времени мало было таких лиц, которые были бы в состоянии навести жесткий порядок и дисциплину в своем населенном пункте.
Вот характерный эпизод: помощником начальника управления комендатур был один капитан. Однажды, возвратись из своих очередных объездов, он рассказывает: — Ну, товарищи, к нам начинает прибывать танковая армия. Дадут эти братишки немцам, только держись! И уже начали давать! Вчера мне пришлось задержать одного командира танка, старшего лейтенанта — Героя Советского Союза. Звание героя он получил за то, что уничтожил в боях тридцать немецких танков. Из них одиннадцать штук „тигров“. Когда немцы были на Украине, то они уничтожили всю его семью и всех родных в общем количестве до сорока человек, причем отца, братьев и сестер его — повесили. Так вот этот старший лейтенант поставил свой танк около одного немецкого дома и зашел в дом. Он принес с собой закуску, выпивку и после того, как угостил хозяина с хозяйкой и трех их дочерей водкой и хорошей закуской, сам подвыпивши изрядно, поочередно изнасиловал трех девушек, после чего вывел их на двор и пристрелил из пистолета около своего танка. Ну, что бы вы на моем месте сделали этому человеку? Лично я, выслушав этого танкиста, пожал ему руку и отпустил его. Это действительно месть пострадавшего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
