в ответ и отрицательно покачал головой. Он показал на свою руку, опоясанную широким браслетом, и на усатый прибор, встроенный в этот браслет. Фрисс понял — сармат говорит, что ему не нужен дозиметр из мира живых, в Пустошах Васка ему уже выдали новый.
— Ты не обижен на меня? — на всякий случай крикнул Речник. Сармат снова покачал головой, но тут соплеменники опустили оружие и укоризненно посмотрели на него, а потом жестами показали Речнику, чтобы он проходил мимо. Фрисс выкрикнул извинения и хотел спросить, что происходит со станцией, но тут земля под ногами шевельнулась, и Речник опомнился уже на дороге, освещённой малахитовыми фонарями. "Похоже, Флинс на меня разозлился…" — встревоженно подумал он, но не мог не оглядываться на ирренциевую дорогу и невидимые в темноте Пустоши Васка. "Интересно, беспокоят ли Владыку Мёртвых утечки и излучения из Пустошей…" — усмехнулся он про себя.
Впереди уже выступали из темноты затопленные заросли узколистного кустарника, оплетённые лозами и непроходимые, как силовое поле Пустошей, и это была граница Кванды, огромной долины, протянувшейся вдоль берегов Карны. Великая подземная река здесь разливалась широко, превращая Кванду в одну большую заводь с тысячами обычных и плавучих островов. Здесь было тепло и дождливо, сюда попадали те, кто жил и умирал у воды или в воде, и Фрисс был спокоен на пороге Кванды — тут, как он чувствовал, было так же безопасно, как на самой Реке.
Дорога довела Речника до ворот. Арка, сложенная из грубо отёсанного известняка, от древности обросла мхом, и он свисал вниз длинными прядями. Створки, похоже, рассыпались от сырости за прошедшие века, и никто не заменил их. Синекожий Шаски, охраняющий ворота, задумчиво заплетал в косички мох и приветливо улыбнулся Речнику, скользнув равнодушным взглядом по ключу бессмертных.
— Скажи, Шаски, где мне найти Ункойна, который охраняет долину? — спросил Фрисс, не показывая удивления.
— В доме у дороги, под Деревом Ифи, — ответил Шаски, пропуская Речника. — Минуешь кусты — и направо. Его имя Скегг. Удачи!
Гостеприимные стражи Кигээла… Фрисс не ожидал такой встречи и даже поперхнулся. Двухвостка неспешно брела по туннелю из переплетённых ветвей, в заводи квакали лягушки, откуда-то пахло дымом и едой. Микрины-переростки носились меж кустов, как крохотные ракеты, и хватали на лету комаров. Белый лист Дерева Ифи ненадолго преградил путникам дорогу, упав в заросли. Речник столкнул его в болото — и увидел за поредевшими кустами само огромное дерево, широкую утоптанную поляну в тени его ветвей и невысокий, но длинный каменный дом с крышей из белых и жёлтых листьев.
На поляне чадили полуугасшие костры, и в клубах дыма скрывались подвешенные на шестах рыбины, завёрнутые в сухую тину от мошек и голодных микрин. Два десятка Шаски, столпившись вокруг костров, ворошили угли и присматривали за рыбой. Один из хесков пытался разжечь погасшее пламя от огонька на своих рогах. Ещё один Шаски с загадочным видом перемешивал в котле густое варево, запах от которого был столь приятен, что Фрисс сглотнул слюну. Поймав взгляд пришельца, Шаски усмехнулся и поманил его к котлу.
— Скоро сварится, а можешь прямо сейчас попробовать! — сказал хеск и щедро зачерпнул из котла. Фрисс покачал головой, помня, что в Кигээле живому есть нельзя.
— Я не голоден, Шаски. Хочу поговорить с Ункойном Скеггом, стражем Кванды. Здесь он?
Все Шаски перестали рассматривать костры и рыбу и повернулись к Речнику, ему даже стало неуютно под их взглядами.
— Я отведу тебя к Скеггу, если ты знаешь, что делаешь, — сказала после недолгого раздумья женщина-Шаски, такая же крепкая и сильная на вид, как их воины. Фрисс кивнул и показал ей ключ бессмертных.
— Это для немёртвых стражей, — сказала она и указала на крыльцо дома. Речник посмотрел туда — и невольно поёжился. Там стояли воины в стальной броне, но без шлемов, и тёмная высохшая кожа обтягивала их окаменевшие лица, более похожие на черепа, а в глазницах плескался зелёный огонь. Это же пламя стекало по остриям странных ветвистых копий в руках стражей. На поверхности этих мертвецов называли кемитами и боялись больше, чем драконов…
Красный пульсирующий свет дотянулся до лиц кемитов, и нежить зашевелилась, а страж, который стоял ближе всех, протянул костлявую руку за ключом. Стараясь не прикасаться к ледяным пальцам, Фрисс отдал ему анх, и кемиты расступились, освобождая путь. Двухвостка отошла от крыльца и легла на поляне. Шаски-воительница вошла в дом, и Фрисс последовал за ней.
— Скегг, живой пришёл поговорить с тобой, — сказала Шаски, отодвигая тростниковую завесу. В светлой комнате на широком ложе, устланном шкурами, лежал Ункойн и лениво переворачивал листы книги, очень старой и потрёпанной.
— Ну так заходите, — пробормотал он, отодвигая книгу на край кровати. — Привет тебе, путник. Гвенда, могла бы не убегать с такой поспешностью.
Ункойн опоздал — Шаски по имени Гвенда уже давно покинула комнату, спеша на оклики с улицы. Там доварился суп, и хески собирались обедать. Фрисс ещё раз напомнил себе, что в мире мёртвых нельзя есть, и ответил на приветствие Скегга.
— Король Великой Реки отправил меня сюда за нашими воинами и жителями, погибшими не в срок. Боги разрешили им вернуться, и я пришёл, чтобы довезти до Реки их всех, — сказал Фрисс, доставая из сумки драгоценный груз — тростниковые трубки с ключами для мертвецов и Верительную Грамоту, окутанную малахитовым сиянием. Ункойн молча протянул лапу за Грамотой и долго изучал свиток, водя по нему острым когтем. Дочитав до конца, он потянулся и встал с ложа. Грамота растаяла в воздухе. Воин-кемит вышел из-за дверной завесы и вопросительно посмотрел на Скегга.
— Ты отважен, Фриссгейн Кегин, не каждый решился бы отправиться сюда и не каждый смог бы дойти, — сказал Ункойн, положив лапу на сосуд с ключами. — Твой путь завершён. Возьми свой анх и жди на поляне, я приведу к тебе всех, чьи имена записаны здесь. Такова воля Владыки Мёртвых, и я исполню её.
Кемит протянул ключ Речнику. Красная яшма в мёртвой руке погасла и притворилась обычным камнем, но снова вспыхнула, едва к ней прикоснулся живой. Речник, поклонившись Ункойну, вышел на поляну и не узнал её. Она на глазах росла и растягивалась, и костры Шаски удалялись, а десятки немёртвых воинов выстраивались по краю зарослей. Фрисс погладил забеспокоившуюся Двухвостку и сел на край её панциря. Теперь он мог только ждать.
Что-то яркое мелькнуло в кустах, и на поляну выбралась темноволосая женщина, одетая пёстро и странно, как кимея или колдунья. Она махала рукой Речнику и порывалась что-то сказать, но не могла отдышаться.
