В «Президентском марафоне» Ельцин пишет, что когда он узнал о фактической победе Путина 26 марта 2000 года, то пришел в восторг:
«Я от волнения не мог усидеть на месте. Победа! Быть может, главная моя победа! Господи, как долго я этого ждал!»
На самом деле это была не главная победа, а главная ошибка его жизни. В результате этой ошибки в российской истории открылась очередная трагическая страница.
* * *
Осознание того, что он ошибся в выборе преемника, приходило к Ельцину-пенсионеру постепенно. По мере этого осознания, он все больше переживал. Начальной точкой этого процесса, пожалуй, можно считать конец 2000-го, когда Путин утвердил в качестве российского государственного бывший советский гимн. Борис Николаевич в связи с этим был особенно сильно расстроен, считал такой шаг уступкой коммунистам. А серьезный перелом в его настроении наступил, пожалуй, летом 2003 года. Это походило на разочарование отца, который видит, что его взрослый сын, которому он столько дал, столько доверил, в которого верил безоглядно, делает что-то не то. Разочарование было столь велико, что Борис Николаевич на какое-то время перестал читать газеты, включать телевизор…
О своих чувствах он говорил вслух. Дома. Чтобы как-то успокоить его, близкие, как могли, пытались защищать Путина, объяснять логику его действий. Успокоения это не приносило…
При этом, однако, Борис Николаевич считал недопустимым публично высказывать свое мнение о происходящем. На это, по-видимому, было две причины. Во-первых, как уже говорилось, он считал себя в своем роде политическим отцом Путина, а отцу негоже на публике распространяться о каких-то ошибках сына. Во-вторых, он, без сомнения, понимал, что как-то повлиять на события он уже не может: его слова будут проваливаться куда-то, как в вату, а это, разумеется, было бы просто унизительно для него.
Правда, первое время при личных встречах со своим преемником, когда тот навещал его на даче, Ельцин пытался говорить о чем-то существенном. Объяснял, например, почему в бытность свою главой государства считал необычайно важным предоставлять свободу средствам массовой информации (без этого немыслима демократия!), ради этого терпел даже всякого рода вранье, клевету, инсинуации, которые обрушивались на него с экрана телевизора, со страниц газет… Советовал Путину уже сейчас присматриваться к своим возможным преемникам, подыскивать того, кому он передаст страну в 2008 году…
В дальнейшем, однако, чувствуя невостребованность этих своих речей, Борис Николаевич перестал поднимать подобные темы. Постепенно их разговоры с Путиным сделались дежурно-бытовыми: как жизнь, как дела, куда собираетесь поехать и т. д.?
До какого-то момента видимо, до лета 2003 года, они встречались не реже раза в два, ну, может быть, в два-три месяца. С лета 2003-го встречи происходили практически только по формальным поводам день рождения, день России…
Лишь в последний год жизни Бориса Николаевича Путин пару раз навестил его без всяких поводов: видимо, почувствовал, некоторую неловкость совсем уже они отдалились друг от друга.
Ельцин, несмотря ни на что, был рад этим встречам, хотя, конечно, понимал, что прежней теплоты отношений уже не вернуть.
Так обстояло дело со встречами. Что касается обмена телефонными звонками, его в последние годы вовсе не было.
Без сомнения, пока Ельцин был жив, для Путина и его пропагандистской машины он представлял собой некий барьер, некий сдерживающий фактор, не позволявшей так уж сильно раскручивать маховик в «обличении» девяностых годов. Сам Борис Николаевич, разумеется, опять-таки не бросился бы в газеты и на телевидение, не стал бы собирать пресс-конференции, услышав те непотребства, которые понеслись отовсюду в адрес девяностых, но, без сомнения, Путину по этому поводу он позвонил бы, сказал что-нибудь вроде: «Что же вы делаете? Вы же сами оттуда, из этих девяностых! Вы же со мной работали с 1996-го по 2000-й! Откуда эта злоба?»
Путину, разумеется, такой звонок был бы неприятен: крыть ему было бы нечем. Не исключено, по этой причине при жизни Бориса Николаевича он и не говорил то, что стал говорить после его смерти.
Лидер СПС Никита Белых заметил по этому поводу в конце декабря 2007 года:
− Любой здравомыслящий человек, взявший в руки речь Путина в «Лужниках» и его же речь на похоронах Ельцина, поймет, что один и тот же человек не может говорить такие разные вещи. Полгода назад Путин говорил, что заслуга Бориса Николаевича в том, что в 1990-е он не допустил гражданской войны в стране и провел необходимые, хоть и болезненные для страны реформы. И этот же самый человек, спустя шесть месяцев, говорит вещи, переворачивающие все с ног на голову.
Внешне экс-президент чувствовал себя неплохо, и домашние были уверены, что лет десять-пятнадцать он еще проживет. Однако те переживания, которые Борис Николаевич испытывал в последнее время, видя, как все, что он строил, разрушается, как все движется не в том направлении, о котором он мечтал, эти переживания, по-видимому, ускорили его уход из жизни.
Возможно, это прозвучит кощунственно, но, в каком-то смысле оно, наверное, и лучше, что Ельцин не увидел того пропагандистского шабаша, той истерии, направленных на обгаживание девяностых, которые во всю мощь развернулись вскоре после его кончины.
Март 2006-го август 2008 года
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
