class="p1">— Кто?
— Наркоман, алкоголик, избивавший жену, донжуан, которого в прошлом году застрелил ревнивый муж-рогоносец, — возмущенно сообщил Бордерс. — Не понимаю, что вы все так восхищаетесь этим типом?
И он назвал имя человека, который, наверное, был величайшим джазменом всех времен и народов.
— Я решила, что вы уже не придете, — сказала она, увидев Энди.
— Пришлось играть песню на заказ. Кое-кто попросил нас сыграть «Индейский зов любви», громко, во всю мочь.
— А! — сказала она.
— Вы слышали и не пришли?
— А что, от меня этого ждали?
— Он сказал, что это «ваша мелодия».
— Это он так считает. Думает, что это лучшая песня в мире.
— А как вы вообще познакомились? — спросил Энди.
— У меня совсем не было денег, я искала работу, все равно какую. В Нью-Йорке Сталепрокатно-сталелитейная компания отмечала юбилей. Им нужна была актриса для торжественного открытия. Роль получила я.
— И какую?
— Меня нарядили в золотую фольгу, дали корону из водопроводных тройников и представили, как Мисс Новые Возможности Трубопрокатного Бизнеса в Золотые Шестидесятые. На этом мероприятии присутствовал и Эрвин Бордерс.
Она залпом осушила стакан.
— Будем, — сказала она.
— Будем, — согласился он.
Она отобрала у него второй стакан.
— Извините, но мне надо выпить и это тоже.
— И еще десять стаканов?
— Если этот десяток стаканов даст мне силы вернуться к этим людям, этим огням, этим трубам, я выпью все десять. И даже больше.
— Что, так все плохо? — спросил он.
— Зачем я вышла сюда? — выдохнула она. — Лучше бы я оставалась там!
— Иногда самая большая ошибка, — сказал Энди, — это отойти в сторонку и задуматься. Очень легко потерять решимость.
— Ансамбль играет так тихо, что я почти не слышу музыки, — заметила она.
— Они знают, чья вдова их слушает, — сказал он, — и замолкли бы совсем, если бы могли.
— Вот как. Они знают. И вы знаете.
— Он… Он что, ничего вам не оставил?
— Долги. Двух дочерей, за которых я ему благодарна.
— А его труба?
— Похоронена вместе с ним. Вы могли бы принести мне еще выпить?
— Еще один стакан, и вы отправитесь к жениху ползком.
— Я вполне способна о себе позаботиться. И не надо меня опекать.
— Простите.
Женщина легонько, мелодично икнула.
— Как же не вовремя, а… Но это не от выпивки!
— Да, я вам верю.
— Не надо. Не верите, я знаю. Хотите, проведем тест? Что мне сделать? Пройти по прямой или сказать какое-нибудь заковыристое слово?
— Не нужно.
— Вы же не верите, что я люблю Эрвина Бордерса? — спросила она. — Так вот что я вам скажу: любить у меня получается лучше всего. Не притворяться, а любить, любить по-настоящему. Когда я кого-то люблю, я не сомневаюсь и не раздумываю. Я иду до конца — а сейчас я люблю Эрвина Бордерса.
— Каков счастливчик.
— Хотите скажу, как много я знаю о производстве труб?
— Ну, давайте.
— Я прочла целую книгу о том, как делаются трубы. Пошла в библиотеку и взяла книгу о трубах, только о них.
— И о чем в ней говорится?
С запада, от теннисных кортов, донеслось далекое воркование. Бордерс прочесывал окрестности клуба в поисках своей Хильди.
— Хильди-и-и-и! — кричал он. — Хильди?
— Мне крикнуть «ау»? — спросил Энди.
— Шш-ш, — зашипела она. И снова тихонько икнула.
Эрвин Бордерс повернул в сторону стоянки, его призывы стали тише, а потом смолкли совсем, утонув в окружающей темноте.
— Вы собирались рассказать мне про трубы, — напомнил Энди.
— Давайте лучше поговорим о вас.
— И что вы хотите узнать обо мне?
— А вас обязательно спрашивать или сами придумаете?
Он пожал плечами.
— Провинциальный музыкант. Холостяк. Были красивые мечты. Все впустую.
— Какие мечты?
— Стать музыкантом хотя бы наполовину таким, как ваш муж. Хотите слушать дальше?
— Я люблю слушать чужие мечты.
— Вот, к примеру — любовь.
— Вы никогда не любили?
— Думаю, я бы заметил.
— Можно задать вам нескромный вопрос?
— Про мои способности великого любовника?
— Нет. Это был бы очень глупый вопрос. Я уверена, что в молодости все мужчины — потенциально великие любовники. Просто нужен шанс.
— Задавайте свой нескромный вопрос, — напомнил Энди.
— Сколько вы зарабатываете?
Он ответил не сразу.
— Слишком нескромный, да? — спросила она.
— Да нет, думаю, не умру, если отвечу. — Он произвел в голове кое-какие расчеты и выдал ей честный отчет о своем финансовом положении.
— Ну, весьма неплохо, — сказала Хильди.
— Больше школьного учителя, меньше школьного уборщика, — пошутил он.
— Вы живете в квартире или где?
— В большом старом доме, унаследованном от родителей.
— Если так подумать, вы неплохо устроились, — сказала она. — А вы любите детей? Девочек?
— Вам не кажется, что пора возвращаться к жениху?
— Мои вопросы становятся все более и более нескромными. Ничего не могу поделать, моя жизнь тоже была нескромной. Дикие, очень нескромные вещи происходят со мной всю жизнь.
— Я думаю, нам лучше сменить тему.
Она не обратила внимания на его слова.
— Вот, например, когда я молюсь, чтобы в моей жизни появились определенные люди, они появляются. Когда я была совсем молодой, то молилась, чтобы в меня влюбился великий музыкант — так и случилось. И я тоже его любила, хотя он, наверно, был худшим из всех мужей, каких только можно представить. Вот как я умею любить.
— Аллилуйя, — пробормотал он.
— Потом, когда умер мой муж и мне нечего было есть, меня достали круглосуточные скандалы, я молилась о солидном, внимательном и богатом бизнесмене.
— Так и случилось, — сказал Энди.
— А теперь, когда я вышла сюда, убежала от людей, которые живут только трубами… знаете, о чем я молилась?
— Не-а.
— Чтобы мне принесли выпить. Только и всего. Клянусь честью, больше ни о чем.
— И я принес вам два стакана.
— Но это не все, — сказала она.
— Да?
— Мне кажется, я могу в вас влюбиться, сильно-сильно.
— Боюсь, это не так-то легко.
— Только не для меня. Мне кажется, вы можете
