Ему дали поесть — кусок черствого хлеба и миску жидкой каши. Он набрасывается на еду, как породистый поросенок. Затем один из стариков тычет его в живот деревянной палкой и вопрошает:
— Откуда ты?
— Из Ирландии,— быстро отвечает Малрини.
Возможно, об Ирландии здесь знают не больше, чем о Марсе.
— Говори со мной на языке своей страны,— нисколько не смутившись, говорит старик.
Малрини не знает ни слова на гэльском. Как, впрочем, и все собравшиеся на суд.
— Эрин гоу брагх! — говорит он.— Шон Коннери! Эмон де валера! Ап ребелз, макушлах!
Судьи хмурятся, затем о чем-то перешептываются. Малрини не понимает ни слова. Затем ему на голову вновь натягивают мешок, все уходят и оставляют его в камере примерно на полтора дня. Затем вновь слышатся шаги; судьи возвращаются и приводят с собой огромного человека с дикими глазами и длинными светлыми волосами; на нем грубые штаны из сыромятной кожи и меховая накидка, застегнутая на груди большой металлической пряжкой. Человек выглядит действительно чужаком.
— Это твой соотечественник,— говорит Малрини один из судей.— Поговори с ним. Скажи ему, где находится твой дом, и назови имена своих родственников.
Нахмурившись, Малрини думает, что ему теперь делать. Через некоторое время светловолосый разражается длинной тирадой на каком-то неизвестном Малрини языке, складывает на груди руки и ждет ответа.
— Шеннон йер шиллелагх, ме лепрекон, — с серьезным видом говорит Малрини, делая отчаянные глаза; он умоляет ирландца о помощи.— Да благословит Бог святого Пэдди! Вера и честь! Ты знаешь, где в этом городе продают «Гиннес»?
Светловолосый спокойно поворачивается к судьям, говорит по-гречески: «Этотчеловек не ирландец», и величественно удаляется.
Судьи угрожают Малрини пыткой, если он не признается, откуда родом. Похоже, его загнали в угол. Скажешь правду — потеряешь голову, будешь молчать — тебя заставят говорить такими методами, о которых лучше не думать. Но Малрини знает законы империи. Император — последняя возможность спасения для тех, кого обвиняют в тяжком преступлении. Малрини требует отвести его на суд императора.
— Хорошо,— говорит один из судей.— Как только ты признаешься, что прибыл к нам из Чикаго.
— А если не признаюсь?
Судья делает выразительный жест — виселица.
— Но вы отведете меня к императору?
— Разумеется. Но сначала дай клятву, что ты из Чикаго. Если нет, ты умрешь.
Если ты не из Чикаго, то умрешь? Непонятно. Да ладно, что он теряет? Либо его повесят, либо у него появится хоть какой-то шанс. Игра стоит свеч.
— Да, я из Чикаго,— говорит Малрини.
Ему дают умыться, кормят хлебом и кашей и ведут в тронный зал миль девяти в длину и шести в высоту. Вдоль его стен выстроились свирепые арабские воины; стены зала увешаны золотистыми тканями, на полу — толстые красные ковры. Двое стражников выталкивают Малрини на середину зала; перед ним, пристально его разглядывая, словно ввдит перед собой посланника с Марса, восседает на троне император Василий Третий.
Малрини еще никогда не видел императоров. Да и не хотел их видеть. Дважды в год он приходит в империю, делает свой бизнес и возвращается туда, откуда пришел. Его интересуют купцы и ремесленники, а не императоры. Но сейчас, несомненно, перед ним его милость. Император — аккуратно одетый, сухонький старичок девяноста девяти лет; его кожа кажется сухой, как пергамент, выражение лица мягкое и кроткое, но его выдают глаза — темные и сверкающие, они пылают тем огнем, какой может быть лишь у тирана, в течение пятидесяти лет державшего в своих руках огромную империю. Одет он на удивление просто — белая шелковая рубашка и свободные зеленые штаны; голову императора охватывает золотой обруч, на шее на массивной золотой цепи висит золотая подвеска, где на вставке из ляпис-лазури изображены перекрещенные молнии — символ империи. Справа от императора стоит плотный краснолицый мужчина лет сорока, который держится с тем же достоинством, что и сам император. На нем великолепный черный халат, отороченный мехом горностая. В руке он небрежно, словно теннисную ракетку, сжимает огромный скипетр — толстую нефритовую палку, инкрустированную золотом. Это, как догадывается Малрини, сам верховный теканотис, иначе говоря, премьер-министр, великий визирь, первый человек после императора.
Наступает долгое, долгое молчание. Наконец император произносит тонким и слабым, едва слышным голосом:
— Итак, ты колдун или нет?
Малрини издает глубокий вздох.
— Нет, ваше величество. Я торговец, простой торговец.
— Ты готов положить руку на святой алтарь и поклясться в этом?
— Готов, ваше величество.
— Он отрицает, что колдун,— тихо говорит император верховному теканотису,— Запомни это.
Снова наступает молчание. Затем император криво усмехается и говорит:
— Почему в небе загорается волшебный огонь и уносит наш город?
— Не знаю,— отвечает Малрини.
— Когда он загорается, к нам приходят люди вроде тебя, они разгуливают по городу и торгуют волшебными вещами, которые приносят с собой.
— Да, ваше величество, это так. К чему отрицать?
— Откуда ты?
— Из Чикаго,— отвечает Малрини.— Чикаго, штат Иллинойс.
— Чикаго,— повторяет император.— Что тебе известно об этом месте? — спрашивает он верховного теканотиса.
Тот пожимает плечами. Ухмыляется. Хорошо видно, что возня с пленником ему уже надоела и он мечтает о том, чтобы передать его в руки палача. Но любопытство императора должно быть удовлетворено.
— Расскажи нам о своем Чикаго. Это большой город?
— Да, ваше величество.
— В какой части мира он находится?
— В Америке,— отвечает Малрини.— Северный Иллинойс.
Да какого черта, что он теряет?
— На берегу озера Мичиган. К северу от нас находится штат Висконсин, на востоке — Индиана.
— Ах, вот как,— улыбаясь, говорит император, словно что-то понял.— А какой он, этот Чикаго? Расскажи о нем.
— Хорошо,— говорит Малрини.— В нем проживает два, нет, три миллиона человек. Может быть, больше.
Император мигает от удивления, а в глазах верховного теканотиса вспыхивает такая ярость, что Малрини пугается — не оговорился ли он, сказав «миллиард» вместо «миллиона». Затем понимает, что и три миллиона для этих людей — огромная цифра. Столица империи, ее крупнейший город, вряд ли насчитывает более полумиллиона жителей.
— В нашем городе находятся самые высокие башни в мире, такие как стодесятиэтажный Сирс-тауэр и Марина-тауэрс, тоже очень высокий, и некоторые другие. У нас есть огромные рестораны, где можно получить любую еду, какую только пожелаешь. Есть прекрасные музеи — Институт искусств и Музей науки и промышленности.
Он замолкает, раздумывая, о чем бы еще рассказать. Пока он говорит, рубить голову ему не станут. Интересно, император хочет услышать о динозаврах из Полевого музея естественной истории? Или об «Аквариуме» Шедца? О планетарии? Вероятно, его поразят некоторые статистические данные аэропорта О’Хара, но Малрини не уверен, что сможет подобрать верные слова. Внезапно он замечает, что император ведет себя как-то странно: побледнев, начинает раскачиваться на пятках взад-вперед, глаза приобретают какое-то странное выражение — нечто среднее между невероятным лукавством и высшей степенью интереса.
— Ты должен отвезти меня туда,— свистящим шепотом говорит император.— Когда будешь возвращаться в свой город, возьми меня с собой. Ты покажешь мне все. Все.
Верховный теканотис издает придушенный кашель, и его красное лицо становится багровым. Малрини ошарашен не менее визиря. Еще ни разу ни один житель империи не переходил «линию» и не попадал в Чикаго. До сих пор они до смерти боялись «волшебного огня» и даже смотреть не желали в ту сторону, где в прозрачной дымке лежал незнакомый город.
Неужели император говорит серьезно? Нет, не может быть, он ведь сумасшедший, вспоминает Малрини.
— Это была бы огромная честь для меня,— важно отвечает он,— когда-нибудь показать вам Чикаго. Это доставило бы мне величайшую радость.
— Не когда-нибудь,— обрывает его император Василий Третий.— Сейчас.
— Сейчас,— как эхо, повторяет Малрини.
Неожиданный поворот. Император не желает просто оттяпать голову очередному колдуну, он хочет, чтобы тот показал ему Чикаго. Скажем, прямо сегодня. Малрини улыбается и отвешивает поклон.
— Конечно, ваше величество. Как пожелаете. В любое время.
Интересно, как и мператор отреагирует на небоскребы? А как его встретит Чикаго? Нет, из этой затеи ничего не выйдет. С другой стороны, у Него появился шанс к спасению. Малрини продолжает улыбаться.
— Если желаете, ваше величество, мы можем отправиться в путь прямо сейчас.