его заместитель генерал Таюрский доложили, что авиация приведена в боевую готовность и рассредоточена на аэродромах в соответствии с приказом наркома обороны.
В половине четвертого утра Тимошенко позвонил снова:
— Что нового?
Павлов доложил, что все необходимые указания командующим армиями отданы.
Под утро в кабинете Павлова собрались его первый заместитель Иван Васильевич Болдин, член военного совета корпусной комиссар Александр Яковлевич Фоминых, начальник штаба генерал-майор Климовских.
От их недавнего спокойствия не осталось и следа.
Павлову звонили командующие армиями и докладывали, что немцы бомбят города и армейские штабы, проводная связь с частями нарушена, перешли на радио. Но две радиостанции уже прекратили работы — может, уничтожены. Командармы спрашивали, какие будут приказания? Некоторые командиры решили, что идут учения, и жаловались на «растяп», которые стреляют по своим (см. Новая и новейшая история. 1992. № 5).
— Какая-то чертовщина, — повторял ничего не понимавший Павлов. — Что происходит?
Он связался с наркомом обороны. Выслушав доклад, Тимошенко дал Павлову ценное указание:
— Действуйте так, как подсказывает обстановка.
Нарком не сказал Павлову, а тот сам еще не понял, что началась большая война. Больше всего командующий округом, который стал фронтом, был встревожен потерей связи с 10-й армией. Павлов сказал своему заместителю Болдину:
— Сейчас полечу в Белосток, а ты оставайся здесь.
— Командующему нельзя бросать управление войсками, — возразил Болдин. — Лучше в Белосток полечу я.
— Вы, товарищ Болдин, — перейдя на официальный тон, распорядился Павлов, — первый заместитель командующего. Предлагаю остаться вместо меня в штабе.
В разгар спора позвонил Тимошенко и обоим запретил покидать Минск. Павлов вышел из кабинета. Опять позвонил нарком. Трубку аппарата ВЧ снял генерал Болдин.
— Товарищ Болдин, — сказал Тимошенко, — учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не предпринимать. Ставлю в известность вас и прошу передать Павлову, что товарищ Сталин не разрешает открывать огонь по немцам.
— Как же так? — не выдержал генерал. — Горят города, гибнут люди! Наши войска отступают.
— Разведку самолетами вести не дальше шестидесяти километров, — методично говорил нарком.
Болдин докладывал: потеряна авиация на аэродромах первой линии. Немецкие войска уже пересекли границу. Нужно пустить в ход все имеющиеся силы.
Но Тимошенко повторил прежний приказ:
— Никаких мер не принимать.
Когда в штабе Западного фронта, наконец, расшифровали директиву № 1, на нескольких участках вермахт уже глубоко вклинился на советскую территорию. В штабах армий расшифровали директиву, уже ведя ожесточенные бои.
Только в половине шестого утра командующий фронтом Павлов приказал своим армиям:
«Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю поднять войска и действовать по-боевому».
Но командующий 3-й армией генерал-лейтенант Кузнецов доложил Павлову, что от 56-й стрелковой дивизии остался только номер, ситуация с другими дивизиями столь же катастрофическая:
— Я чувствую, что нам придется оставить Гродно. В случае чего как быть со складами и семьями начсостава? Многие из них уже оказались у противника.
— При оставлении каких-нибудь пунктов, — ответил Павлов, — склады и все добро, которое нельзя вывезти, уничтожить полностью.
Кузнецов передал трубку армейскому комиссару 2-го ранга Бирюкову, члену военного совета 3-й армии. Тот повторил вопрос командующего армией:
— Как быть с семьями?
— Раз застал бой, — жестко ответил генерал Павлов, — сейчас дело командиров не о семьях заботиться, а о том, как ведется бой.
Павлов потребовал от Наркомата обороны самолетом перебросить в Минск радиостанции для связи с армиями. Москва сначала не ответила на запрос, когда командующий фронтом проявил настойчивость, пришло сообщение, что отправлены восемнадцать радиостанций. Но до своего ареста Павлов их так и не увидел.
25 июня штаб фронта окончательно потерял связь с 3-й и 10-й армиями. Отправка офицеров связи на самолетах окончилась плохо — немцы сбили самолеты. В районе предполагаемого расположения частей сбрасывали парашютистов с задачей вручить зашифрованную телеграмму или передать на словах направление отхода.
22 июня в столице Белоруссии стоял прекрасный летний день, вспоминала Ася Ефимовна Адам (ее воспоминания — «Три дня июня 1941. Минск» опубликовал «Новый мир». 2002. № 12):
«Событием этого дня был дневной спектакль МХАТа «Школа злословия» с участием выдающихся актеров — Андровской, Яншина, Кторова, Массальского. К Дому Красной Армии, где в недавно построенном здании был один из лучших в городе театральных залов, направлялись минские театралы. Мало кто из горожан обращал внимание на отдаленные звуки взрывов — все уже привыкли к военным учениям и учебным тревогам. Время от времени по радио раздавались призывы:
— Граждане! Воздушная тревога! К городу приближаются вражеские бомбардировщики!
Но и призывы не воспринимались всерьез; некоторые от них даже отмахивались: мол, тоже нашли время для учений. Да и радио было не во всех квартирах».
После первого акта на сцену поднялся военный и сообщил, что на страну напали фашисты. «Он объявил, что военнообязанные должны направиться в свои военкоматы, а остальные могут оставаться в зале, так как спектакль будет продолжаться. И спектакль продолжился и закончился как положено!»
На второй день над городом летали только самолеты-разведчики, а на третий, 24 июня, начались настоящие бомбардировки. Город был беззащитен, противовоздушной обороны словно не существовало. Началась паника.
«В какой-то мере растерянность городских властей объяснялась тем, что в их составе было много новых людей, недавно направленных из центра взамен репрессированных. Они еще не успели освоиться с управлением городским хозяйством. И в этот же, третий, день войны многие руководящие работники, используя вверенный им транспорт, вывозили свои семьи вместе с домашним скарбом...
Спасались, как могли. Бросая жилища и имущество, часто прямо с мест работы горожане бежали куда глаза глядят... Никем не управляемая, толпа бросилась в ближайший лес и далее на Могилевское шоссе, которое вело на восток. Встречным потоком на защиту города уже шли войска Красной армии. Молодые солдатики кричали в толпу:
— Возвращайтесь домой, мы защитим вас!..
Однако минчане, неорганизованной толпой уходившие из города 24 июня 1941 года, в большей своей части спасли себе жизнь. Шли пешком почти триста километров, прячась, как могли, от бомбежек и налетов, по пути приобретая какую-то еду и питье, — и, добравшись до организованной посадки в товарные вагоны, были направлены на восток, в пункты эвакуации: в Куйбышев, Казань, Саратов, Среднюю Азию».
Главный удар немцы наносили не на юге, как ожидали в Москве. На участке группы армий «Юг» Красная армия имела более чем двухкратное превосходство в силах, поэтому немцы первоначально ставили перед собой весьма скромные задачи. Но севернее Припяти командование вермахта добилось превосходства
