Ртуть постепенно приходила в себя, с нескрываемой злостью глядя на него. Он ощутил ее ярость, но удар был приглушен и смягчен его собственным мысленным щитом. Готовя очередной удар, он ждал, когда она отступит, потому что иначе придется на мгновение открыть свой щит, чтобы ударить…
Неожиданно поток ее мысленной энергии прекратился. Он понял, что она выжидает, когда он расслабится, и открылся, одновременно нанося удар…
Удар ее мысленной энергии был быстрым и горячим, в голове его тут же вспыхнула боль, но сразу исчезла, потому что Ртуть ахнула от неожиданности и закачалась. Еще бы. Ведь, опасаясь навредить ей, он коснулся точки удовольствия в ее голове, подтолкнул чуть-чуть, на долю микрона, но этого оказалось достаточно, чтобы она всеми фибрами души и тела задрожала от наслаждения…
Она тотчас усилила защиту и, как только пришла в себя, с яростью накинулась на него. В каждом ударе отражалось ее личностное обаяние, каждый нес в себе такой заряд женственности и нестерпимого удовольствия, что у Джеффри появился соблазн открыть щит и умереть счастливым.
Защищаясь, он сделал то единственное, что мог. Дождавшись, когда схлынет поток ярости, он окутал ее своими переживаниями, болью, радостью, желанием, нестерпимо жгущим его при одной мысли о ней, и просто стремлением быть рядом, касаться ее…
Ее сил хватило на несколько минут. Против гнева и ненависти она еще могла удержаться, но против желания, пронизанного любовью, у нее не было защиты. Ее щит растворился и исчез, и в то же мгновение пропал мир, листва, лошади, дорога. Джеффри чувствовал только ее, ее пульсирующее сознание, ее дрожь, тревогу, желание и восторг, когда их сознания соприкоснулись. В один миг силы их истощились и сквозь эйфорию близости начала проступать реальность.
Ртуть стояла, ошарашенная, глядя на чародея широко открытыми глазами. В страхе она попыталась вернуть шит, почувствовать гнев или ярость, но не смогла.
Джеффри обрел дар речи первым.
— Прости меня, я не хотел, чтобы так получилось.
— Только не говори, что ты не доволен, — обвинила его Ртуть.
На мгновение ему показалось, что в голосе явственно прозвучала тоска и желание.
— Конечно, я радуюсь, хотя больше не буду делать этого без твоего позволения, — выдохнул он и на миг снова исчез, и ее сознание запульсировало в ответ, клубясь вокруг него жемчужно — розовой дымкой, притягивая, изгибаясь от желания…
Но вот жемчужный ореол исчез, вернулось ее напряженное лицо.
— Ты опять поступил так! — обвиняюще воскликнула она.
Джеффри сразу сообразил, что должен принять на себя вину за то, чего не делал.
— Да, и боюсь, что снова так получится при малейшей возможности, потому что не могу сдержаться, когда ты рядом.
— Тогда я больше не буду так близко с тобой! — Она отвернулась, разорвав контакт взглядов, больше испуганная, чем рассерженная. И исчезла, вернее, исчез ее мыслеобраз, и мир вокруг Джеффри посерел, вся жизнь вытекла из него с ее уходом…
Его охватило искушение, яростное желание взять силой то, к чему он стремился, но он подавил его. То, что он на самом деле ищет, взять силой невозможно, либо это дарят, либо оно просто не существует.
Ртуть послала лошадь вперед, всего на несколько футов, так, чтобы больше не встретиться взглядами, и поехала, выпрямившись и застыв, чтобы не выдать внутреннюю дрожь. Джеффри знал, что она скрывала свое волнение, потому что и сам испытывал то же. Он понял, что отныне и всегда будет знать, что она чувствует. Какие бы расстояния их ни разделяли. Наверное, это глупо и вообще невозможно даже для двух телепатов, однако это состояние существовало. И вот оно прошло, мир как будто ожил, краски его стали ярче, и вместо горечи утраты он ощутил блаженство, и хотя оно и длилось всего мгновение, ему показалось бесконечным. И Джеффри знал, что даже если случится самое худшее, воспоминание об этом будет жить в нем до конца его дней. Счастьем было уже просто сознавать, что это существует.
Он ехал рядом со Ртутью, и пока они были вместе, всегда оставалась вероятность, что это может повториться.
Джеффри ехал через лес, залитый полуденным золотом, лаская взглядом каждый изгиб спины Ртути, каждую прядь ее волос, и сердце его пело.
Когда они остановились на ночь, Ртуть по-прежнему держалась отчужденно и настороженно.
— Ты ляжешь спать с этой стороны костра, а я с другой!
Он снова почувствовал искушение и поддался ему, но не потому что оно оказалось слишком сильным, а потому что неожиданно почувствовал, что не знает, зачем сдерживать себя. Он подошел ближе и слегка коснулся ее рукой.
— Зачем нам костер, если огонь страсти согреет нас?
— Нет, сэр! — воскликнула она, но не отступила, а осталась рядом. Ей хотелось, чтобы его прикосновение продлилось. — Этот костер сохранит нас от внутреннего пожара, в котором мы неминуемо сгорим дотла!
— Но ты же видела во мне огонь, — взмолился он, — и знаешь, как он жжет меня, окуная в безумие желания — и не 1’олько твоего чудного тела, но и твоего восхитительного сознания, твоего чуткого сердца, которое — я знаю — тоже стремится ко мне!
— Стыдись, сэр! — она была расстроена и растревожена одновременно. — Ты заглянул туда, куда не имел права смотреть, ты используешь мои чувства, чтобы подчинить меня!
— Если бы нужно было что-то еще, кроме твоего и моего желания, я ничего не смог бы сделать. — Лицо его стало ближе. — Нет, девушка, нет ничего дурного в том, что двое горят одним пламенем. Этот огонь может поглотить весь их мир!
— Я сгорю, если сдамся! — в голосе ее он услышал сдерживаемое рыдание. Она всем телом дрожала от возбуждения.
— Ты, только ты, — шептал он, — наша сегодняшняя дуэль показала мне, с кем я буду на вершине блаженства. Это награда нам обоим за страдания одиночества. Ты тоже страдаешь из-за нашего разъединения. Не отказывайся от того, что принадлежит тебе по праву, от радостей, которые никогда не станут известны обычным людям! Если раньше ты страдала от своей необычности, теперь наслаждайся чудом, которое она творит! Будь со мной и никогда не уходи!
Она не ответила. Губы их сомкнулись, и он с жадностью пил сладость ее губ, а она чувствовала, как тает тело. Потом она сама обняла его и прижалась, словно хотела вобрать его в себя…
Щупальце его сознания осторожно коснулось ее мыслей.
Испуганная силой желания, превосходящего желание тела, она отскочила с криком:
— Нет, сэр! Никогда! Нет, пока я твоя пленница!
— Только не говори, что ты хочешь меня меньше, чем я тебя! — прошептал он.
— Ох, не терзай меня! — взмолилась она и сжала кулаки. — Мое тело предает меня. Ты не имеешь права знать то, что узнал!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
