Судил ли отец строго детей, хвалил ли – любовь его к ним была безмерна…
В Великом князе всё было эстетично, но скромно, его выдержке все удивлялись. Как говорила дочь Татьяна, он вообще был стоик. Никогда не сердился, всегда спокоен. Не торопился, не волновался, совсем не походил на других людей. Дети любили слушать, как он играл Шопена, и восхищались его дивным туше. Знали, что отец болезненно переживает появившееся отчуждение между русскими людьми, носившими военный мундир и гражданский сюртук. Носящих погоны окрестили «тупой военщиной», штатских звали «шпаками». А он любил гармонию во всем, напоминал, каких замечательных людей вырастила эта самая «военщина»: Сумарокова, основавшего при Первом кадетском корпусе Императорский театр, поэта-гусара Лермонтова, поэта Дениса Давыдова, «льва» русской литературы Толстого. А преображенец Мусоргский, моряк Римский-Корсаков, герой Турецкой кампании Гаршин! (Со временем этот список пополнится именами поэтов, георгиевских кавалеров – самого Великого князя и Николая Гумилёва.)
Приемная отца для семьи приобрела определенные удивительные очертания: здесь можно было встретить члена правительства и волостного писаря, академика и сельского учителя, гимназистку и сбежавшего из корпуса кадета. Дети дорожили именем отца – оно было известно всей России. Даже в оппозиционной престолу среде. Во время железнодорожной забастовки 1905 года забастовочный комитет рабочих дал инструкцию пропускать состав Константина Константиновича без задержек. Такое исключение было сделано для единственного Романова.
Лучшее из опыта собственной семьи он перенес на огромную семью детей, подростков, юношей – кадет и юнкеров. Кадетские корпуса были такими учреждениями, в которых Русское государство пыталось дать молодому поколению цельное, целостное, интегральное воспитание. В первую очередь христианское и духовное, во вторую – интеллектуальное и патриотическое. Само слово «кадет» происходило от латинского «капителлум», что значит «маленький капитан». Этим маленьким «капитанам» предстояло стать достойными гражданами России. Он брал за основу воспитания, как и в собственной семье, чувство любви и всячески старался смягчить суровые методы военной педагогики тех лет.
Сохранилась деталь его пребывания в Псковском кадетском корпусе. Собрались все учащиеся на «прибивку знамени». На столе, крытом красным сукном, лежало знамя. Вице-фельдфебель Ушаков, безусый, светловолосый – его Великий князь со времени своей службы помнил маленьким, беленьким мальчиком – держал древко. В него, начиная с Его Императорского Высочества, все кадеты вбили по гвоздику. Через час состоялся парад с передачей знамени.
Великий князь, как уже говорилось, добился возвращения кадетским корпусам знамен, «сданных в архив», и распорядился выносить их на парадах как символ воинской доблести.
В самое ближайшее время воинскую доблесть предстояло проявить его собственным детям и воспитанникам военных учебных заведений. По сути, тоже детям, недаром Константина Константиновича называли «отцом всех российских кадет».
Вернемся к крестинам маленькой Верочки. Они прошли не так, как хотелось отцу. Он смирился с этим, но был расстроен. Возможно, Константин Константинович чувствовал, что наступает время потрясений, разрыва семейных и человеческих связей, время политического авантюризма, воинственного и жестокого. Сам же он всегда благоговел перед природной связью «отцов и детей», когда ощутим трепет желания «выйти за рамки себя» ради другого. Поступая так, К. Р. дал России умных, добрых, честных и храбрых молодых людей. Но России «окаянных дней» они не понадобятся. * * *
Князья Иоанн (1886–1918), Константин (1891–1918), Игорь (1894–1918) будут сброшены живыми в шахту под Алапаевском 18 июля 1918 года.
Князь Гавриил (1887–1955) умрет в эмиграции в Париже.
Княгиня Татьяна (1890–1979) примет постриг под именем игуменьи Тамары и скончается в Иерусалиме.
Князь Олег (1892–1914) геройски погибнет на фронтах Первой мировой войны и будет похоронен в родной земле.
Князь Георгий (1903–1938) умрет в эмиграции в Нью-Йорке.
Княжна Вера (1906–2001) скончается в эмиграции в доме при Толстовском фонде в штате Нью-Йорк.
ОПАСНАЯ УВЕРЕННОСТЬ ГОСУДАРЯ
Время, когда взрослели дети, было довольно смутным, жестоким, беспочвенным… Царь лично награждал офицеров, которые усмиряли восстание в Лифляндской губернии. В Женском педагогическом институте снова был поставлен вопрос о преподавании Закона Божьего и русского языка. «Левый фланг» преподавательского состава настаивал на том, чтобы сделать оба предмета необязательными. Константин Константинович просидел на конференции с семи утра до часу дня и сделал всё, чтобы революционизирующий фланг остался в проигрыше. Извлек при этом для себя урок в ведении прений с левыми, которые спекулировали понятиями, умышленно ложно толковали поставленный вопрос. Окрыленный своей победой, Великий князь в эти же дни провел в Мраморном дворце совещание с профессорами, вызвавшимися читать лекции на курсах учителей и учительниц для низшей школы в Павловске. Чтобы успокоиться, отстоял обедню во вновь расписанной и на славу удавшейся церкви Педагогического института. «Глядел и не мог наглядеться. Узоры иконостаса, из-под которых отливает всеми цветами и красная, и синяя, и малиновая, и вишневая, и меловая, и голубая, и зеленая фольга, превосходно исполненные по древним образцам иконы и стенная иконопись – эта строгость стиля, гармония очертаний и красок ласково действует на душу». И это «ласково», промелькнувшее в дневнике, кто знает, возможно, подействовало на его отношение к стихотворениям сына лесничего А. А. Семенова и питомца Александровского училища из крестьян А. Е. Котомкина.
Разрядом изящной словесности решено было помочь Семенову деньгами и книгами. А Котомкин по ходатайству Великого князя был переведен к себе на родину в Лапшевский резервный батальон, чему был несказанно рад.
Общее собрание Академии наук прошло очень организованно и полнолюдно. Впервые на нем присутствовали будущие академики – В. И. Вернадский (минералогия) и М. А. Дьяконов (русская история в юридическом аспекте). Президент смотрел в зал и был горд за Россию: как она богата интеллектуальными талантами! И как они самодостаточны, жизнедеятельны!..
«Что-то не вижу я в этих людях пониженного чувства жизни, – размышлял Константин Константинович. – Почему бы им не поспорить с графом Львом Толстым, уверяющим ныне, что для того, чтобы жить хорошо в этом мире, надо понимать его нереальность, что его внешняя форма есть одна из бесчисленных случайностей… что этот мир сам по себе… не имеет смысла…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
