- Обманом именуется явление, когда заведомо несбыточную надежду объявляют единственно верной целью, - проговорил дервиш. - Разве надежда, которую мы отдали в мир, была такой уж несбыточной?
Я заметил, что подвигаюсь к старому шейху все ближе и ближе - то означало, что все тише и тише становился его голос. Продолжая рассказ, он терял силы.
- Как он вышел, мне известно, - сказал я чуть погодя, внезапно уяснив, что дервиш окончил свой рассказ, начатый некогда в туркменском шатре. - Я хочу узнать, как он вошел.
- Эта история гораздо короче, - прошептал дервиш. - Я принял тебя на руки и отдал ассасинам. До пятнадцати лет ты пребывал вдали от своей сестры: тебя воспитывал в горах Персии один из лучших учителей перевоплощения, помнивший самого ас-Сабаха. Затем в продолжении одного года тебя испытывали в нашем братстве джибавиев, где ты был подготовлен к обряду попирания, и еще два года ты провел в одном из замков тосканского государства, где был принят сразу во "внутренний круг" Ордена Соломонова Храма. Тебя посвятил в воины Соломонова братства тот самый рыцарь высших степеней, кости которого ты, в соответствии с его завещанием, перенес с одного места на другое. Наконец ты был отправлен в Рас Альхаг, и на одной из дорог, около бурной реки, я нашел тебя.
- Значит, я так и не достиг ворот Рас Альхага? - вопросил я старца.
- Но твоя душа достигла той цитадели, - отвечал дервиш. - Ты свершил первое деяние Посланника - соединил сон с явью, ты вырвал ядовитый зуб из пасти рока. Стихии были готовы соединиться под твоей властью - и тогда блаженство разлилось бы по миру. Блаженный сон объял бы страждущих и обремененных. Жадность, тщеславие и прочие пороки нашли бы свое полное воплощение в приятных сновидениях, а потому в том мире, в котором можно по-настоящему упасть и разбиться, эти пороки перестали бы таить опасность, потеряв свое явное значение.
- Не стало бы и человеческих грехов, - прозрел я замысел мудрецов или самого Хидра, их таинственного покровителя.
- Простая, чистая мысль, зиждитель Истины, - едва слышно подтвердил шейх джибавиев. - Даже убийство не стало бы злом, ибо во сне все оставались бы живыми, свободными от страдания и боли. Явь соединилась бы со сном - и тогда никто не остался бы голодным или вдруг оказался бы укушенным настоящей змеею в своем блаженном сне. Ты был избран, чтобы соединить несоединимое. Царство гармонии наступило бы на земле. Все успели бы напиться из того колодца в пустыне прежде, чем раздался бы удар подноса, упавшего на пол, и время двинулось вспять - к мигу пробуждения.
- Весьма горького пробуждения, - заметил я. - В прошлый раз падение подноса вызвало всемирный потоп. Спасся только один человек, который нашел в себе силы не предаться коварному сну и не утонуть блаженно спящим - то был Ной.
- В прошлый раз древние жрецы пытались достичь гармонии обратным действием - разъединением стихий, ибо каждая стихия сама по себе становится обителью покоя. В том была их ошибка. - Вот какую древнюю тайну раскрыл передо мной дервиш.
- В чем же ваша ошибка? - дерзко спросил я.
- Ошибки не было, - отвечал дервиш.
- Значит, царство сонной гармонии во главе с Прокаженным Магрибинцем наступило? - спросил я, желая ужаснуться, но почему-то вовсе не ужасаясь.
- Нет, - спокойно ответил дервиш. - Ты, Посланник Истины, не захотел гармонии стихий. Ты поступил по своему выбору, на который имел право. Ты просыпался всякий раз за мгновение или час до того, как искомое соединение стихий в твоей душе должно было произойти.
- Мне помогали проснуться мои братья, - заметил я, - а больше всех моя сестра. Мы все любили друг друга, даже не зная о своем родстве. Любовь оказалась вернее памяти.
- Одна из великих истин, - бескровно улыбнулся дервиш. - Теперь я надеюсь, что ты не осудишь меня понапрасну.
И тогда я прозрел - и увидел великую тьму.
Признаюсь, я испытал сильное огорчение, но - только от той мысли, что зря подвергал опасностям мою дорогую Фьямметту, что зря таскал ее по морским волнам, пустыням и пыльным дорогам. "Зато я увидела с тобой весь мир и узнала твою храбрость, отчего люблю тебя вдвойне", - вот что скажет потом моя Фьямметта.
Я прозрел, что мне были оставлены только две памяти - память тела и память чистого рассудка; память же души, которую мы считаем обычно истинной памятью, была стерта навсегда, подобно тому, как пемзой стирают надпись на пергаменте. Какой был бы прок в том, если бы я узнал название страшного зелья, примененного для того, чтобы лишить меня воспоминаний и тем самым даровать свободу - свободу от всех тайных слов и знаков, которыми могли меня держать в повиновении ассасины, тамплиеры, иоанниты, духи горы Сладкого Терна и сам Прокаженный Магрибинец со своим "Священным преданием"? Только мой брат Тибальдо Сентилья имел право проявить надо мной свою власть один единственный раз - и только для того, чтобы основание нашей родовой звезды Соломона не перекосилось в мою сторону.
Следовательно, и никакого настоящего имени, которое также могло быть использовано в качестве приказа, порабощающего мою волю, я носить в своей жизни не мог.
Посланнику Удара Истины полагалось быть свободным от всех обстоятельств, кроме одного - своего рождения в нижнем острие пятиугольника. Ценой памяти была свобода, и надо заметить, весьма призрачная свобода: выбирать между сном и явью.
Только этой свободой я и отличался от своих братьев, жизнь которых мне была теперь известна гораздо лучше моей собственной.
- Значит, я не узнаю о своей жизни ничего, кроме тех слов, на которые ты был не слишком щедр, Учитель? - почти равнодушно пробормотал я.
- Не жалей об утрате, - еще тише проговорил дервиш. - Она не имеет значения. Один час той краткой жизни, которую ты помнишь, стоит всех тех лет, которые ты провел в беспрекословном подчинении у великих сил мира сего, у земли, воды, огня и воздуха. Имя ты сможешь избрать себе сам. Это великая честь для ученика.
- Богачи вернули из Европы свое золото с прибылью, ассасины получили волшебную голову, которая обманет их и приведет к окончательной гибели, султаны и эмиры благословенной земли пророка обрели спокойствие. Что же из этого векового заговора извлекли вы, владетели знаний? - вопросил я.
- Хотя бы то, что небо на этот раз не упало нам на головы, - отвечал дервиш, давно уже не открывая глаз и едва шевеля губами. - Можно считать, что на наши головы в конце концов упал ты, подобно тому человеку, который некогда упал с крыши на голову моему Учителю. Мы наблюдали за твоим падением, предполагая, что в худшем случае ты свернешь себе шею. Однако ты остался цел и невредим, а нам же придется теперь немного отлежаться. Хороший урок всегда идет на пользу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
