дом оставить пустым, то он вряд ли уцелеет. Особенно если пойдет слух об аресте его владелиц.
И все же понадобилось не меньше получаса, чтобы убедить Гранта. Роберту казалось даже, что такое упрямство объяснялось каким-то личным мотивом, но что это за мотив, он понять не мог.
Наконец Грант произнес:
– Хорошо, повестку можете передать и без меня. Я вернусь в город, а это дело предоставлю Хэлламу. Но я буду на суде в понедельник. Судебное разбирательство неизбежно, и раз мы не берем обвиняемых под стражу, дело переходит прямо в суд. Вы будете готовы защищать их в понедельник?
– Инспектор, с теми фактами, которыми я располагаю, я буду готов защищать их хоть сегодня вечером! – с горечью отозвался Роберт.
К его удивлению, Грант улыбнулся ему широкой, доброй улыбкой:
– Мистер Блэр, вы убедили меня не арестовывать обвиняемых, но я ничего не имею против вас. Скорее, я считаю, что вашим клиенткам повезло куда больше, чем они этого заслуживают. Иметь такого адвоката – не шутка! Надеюсь, что с присяжными им повезет меньше.
Итак, Роберту не пришлось тащить во Фрэнчайз Гранта и Хэллама. Он отправился только с Хэлламом на его автомобиле. По дороге Роберт сказал Хэлламу:
– У меня такое впечатление, будто у Гранта есть какая-то личная заинтересованность в том, чтобы арестовать моих клиенток. В чем тут дело? Неужели «Эк-Эмма» не дает ему покоя?
– Э-э-э, нет, – отозвался Хэллам. – К таким вещам Грант более чем равнодушен. Мне кажется – но это, конечно, строго между нами, – он не может простить себе того, что обманулся. Грант славится во всем Скотленд-Ярде своим умением видеть и понимать людей, ну и – это опять-таки между нами – ему не слишком-то понравилась девчонка Кейн и ее россказни. А после того как он познакомился с обитательницами Фрэнчайза, Бетти Кейн стала ему еще более неприятной, хотя все подтверждало ее рассказ. И теперь ему кажется, будто его ввели в заблуждение, а этого он перенести никак не может. По-моему, Грант с огромным удовольствием преподнес бы им в их гостиной ордер на арест.
Они подъехали к воротам. Роберт вынул ключ, и Хэллам сказал:
– Откройте обе створки, я въеду внутрь. Незачем всем знать, что в доме полиция.
Из-за угла дома вышла Марион. На ней были садовые перчатки и очень поношенная юбка. Она уже успела загореть от первых, еще неярких солнечных лучей и больше, чем когда-либо, напоминала цыганку. Она не ожидала увидеть Роберта и не успела уследить за выражением своего лица, и лицо это осветилось такой радостью, что сердце Роберта невольно дрогнуло.
– Как славно! – сказала она. – Мама еще отдыхает, но скоро сойдет вниз, и мы выпьем вместе чаю… – Тут она заметила Хэллама, и голос ее изменился. – Добрый день, инспектор.
– Добрый день, мисс Шарп. Боюсь, что мне придется нарушить отдых вашей матушки, но, быть может, вы попросите ее спуститься вниз. Это необходимо.
Она секунду помолчала, затем пошла к дверям.
– Разумеется. А что… Что-то новое произошло? Входите, садитесь.
Она ввела их в гостиную, которую Роберт уже успел изучить (прелестное зеркало, ужасающий камин, стул с чехлом, вышитым бисером, два-три старинных ценных стула, потертый розовый ковер, превратившийся в грязно-серый), и остановилась посреди комнаты, тревожно вглядываясь в лица посетителей, как бы ощущая смутную угрозу.
– Что случилось? – обратилась она к Роберту.
Вместо него отозвался Хэллам:
– Будет лучше, если вы пригласите сюда миссис Шарп и я скажу вам обеим сразу.
– Да-да, конечно.
Марион направилась было к двери, но нужды в этом не оказалось. Миссис Шарп вошла в комнату совершенно такая же, какой Роберт увидел ее впервые: короткие седые волосы растрепаны после сна, в светлых, ясных, как у морской птицы, глазах – немой вопрос.
– Только два рода людей, – проговорила она, – ездят в бесшумных автомобилях: миллионеры и полицейские. Поскольку у нас нет знакомств среди первых и все расширяется круг знакомств среди вторых, то я заключила, что явился кто-то из наших знакомых.
– Боюсь, что мое появление порадует вас еще меньше, чем обычно, миссис Шарп. Я привез вам повестки в суд.
– Повестки? – озадаченно переспросила Марион.
– Да. Вы должны явиться в полицейский суд в понедельник. Вас обвиняют в похищении и насилии… – (Чувствовалось, что Хэлламу нелегко даются такие слова.)
– Не верю, – медленно проговорила Марион. – Не верю. Значит, нас все-таки обвиняют?
– Да, мисс Шарп.
– Но почему? Почему именно теперь? – Она повернулась к Роберту.
– Полиция полагает, что нашла новые свидетельства против вас, – ответил Роберт.
– Какие свидетельства? – спросила миссис Шарп.
– Сделаем так: инспектор Хэллам передаст вам повестки, а затем уж мы не торопясь все обсудим.
– И мы должны их принять? – спросила Марион. – Мы с мамой должны предстать перед судом, где нас будут публично обвинять?
– Боюсь, что иного выхода нет.
Эти слишком лаконичные ответы были ей явно не по душе, а возможно, ей подумалось, что он чего-то не сделал, что мог и должен был сделать. Почувствовал это и Хэллам и, передавая повестки, сказал:
– Возможно, мистер Блэр об этом умолчит, но скажу я: если бы не он, то не повестки бы я вам сейчас передавал, а ордер на арест, и вам пришлось бы ночевать не дома, а в тюрьме. Нет-нет, не беспокойтесь, мисс Шарп, я сам открою ворота!
После его ухода Роберт рассказал о приезде Гранта.
– Но не меня следует благодарить, а старого мистера Хэзелтайна из нашей фирмы. Это он первый сообразил, как избежать ареста.
– И какие же новые улики они якобы нашли?
– Они их нашли в самом деле, – сухо отозвался Роберт.
Он сообщил о человеке, видевшем, как девочку подобрал автомобиль, и добавил:
– Ну это как раз подтверждает то, что мы уже подозревали, а именно: когда она покинула дом тетки, она шла на свидание с кем-то. А вот другая улика куда более серьезная. Вы как-то говорили мне, что к вам ходила женщина или, вернее, молодая девушка убирать дом.
– Да. Некая Роз Глин.
– Как я понял, после огласки дела она больше не приходит?
– После огласки? Вы имеете в виду дело Бетти Кейн? Нет- нет, мы отказались от ее услуг еще до этого.
– Отказались? – резко спросил Роберт.
– Почему это вас так удивляет? Что тут необычного?
– Ничего. Но это может многое объяснить. За что вы прогнали ее?
– За воровство, – отрезала старая миссис Шарп.
– Она вечно таскала то шиллинг, то два из кошелька, если он валялся на виду, – добавила Марион. – Но нам так нужна была уборщица, что мы делали вид, будто ничего не замечаем, только старались прятать подальше кошельки и прочие мелкие предметы, ну, скажем, чулки…
