Директива, направленная Ставкой по этому поводу 24 июля, гласила:
"Ставка ВГК считает Ваш план использования танковых армий и кав. корпусов преждевременным и опасным в данный момент, поскольку такая операция не может быть сейчас материально обеспечена и приведет только к ослаблению и распылению наших ударных группировок.
Исходя из этого, Ставка Верховного Главнокомандования приказывает в первую очередь разгромить львовскую группировку противника и не допустить ее отхода за р. Сан или на Самбор, для чего:
1) 1 гв. ТА Катукова и 1 гв. кк Баранова использовать для овладения районом Ярослав, Перемышль с целью отрезать основные пути львовской группировке противника на запад.
2) 3 гв. ТА Рыбалко и 4 ТА Лелюшенко использовать для разгрома львовской группировки противника и овладения г. Львов во взаимодействии с 60 А Курочкина.
Имейте в виду, что, не овладев Львовом, как важным железнодорожным узлом, мы не можем развить серьезное наступление дальше на запад в сторону Кракова.
3) 6 гв. кк Соколова использовать для удара по тылам красноставской группировки противника в общем направлении Томашув, Красник и для разгрома ее во взаимодействии с 3 гв. А Гордова и левым крылом 1-го Белорусского фронта.
4) Наступление на запад на ближайшие дни ограничить выходом на р. Сан с захватом переправ и плацдармов на западном берегу этой реки..."
Так был разрешен вопрос об использовании подвижных войск и разгроме противника непосредственно в районе Львова и определен порядок дальнейшего развития успеха 1-го Украинского фронта. Если. несколько забежав вперед, напомнить, как тяжела оказалась борьба за удержание сандомирского плацдарма, хотя тыл наших войск был полностью обеспечен, то станет еще более ясной прозорливость Ставки.
Советское Верховное Главнокомандование всегда, как и в данном случае, старалось не допускать огульного стремления вперед. Тенденция проводить широкое наступление, не обеспечив его в достаточной степени, становилась особенно опасной на зарубежной территории. Здесь противник оказывался ближе к своим базам и располагал готовыми путями для подвоза всего необходимого. Мы, наоборот, удалялись от своих баз и были вынуждены восстанавливать и строить железные дороги. В таких условиях следовало ограждать себя от случайностей всесторонне и тщательно.
Дни, когда проводилось совещание в Ставке, характеризовались сложной военно-политической обстановкой на территории Польши.
К исходу 25 июля части 2-й танковой армии С. И. Богданова и 8-й гвардейской армии В. И. Чуйкова, овладев Демблином и Пулавами, вышли к восточному берегу Вислы. В это же время 2-й гвардейский кавалерийский корпус В. В. Крюкова завязал бои за южную окраину города Седлец, откуда, как всем нам тогда казалось, открывался прямой путь на Варшаву. Развить успех, однако, не удалось, поскольку гитлеровское командование выдвинуло сюда свежие войска. Двумя днями раньше начались контратаки танков и пехоты противника и на правом фланге фронта, особенно сильные в полосе 65-й армии П. И. Батова. Контратаки эти отражались, но темп нашего наступления заметно снизился.
27 июля удары 28-й армии генерала А. А. Лучинского с востока и 70-й армии генерала В. С. Попова с запада и юго-запада привели к окружению в районе Бреста значительной вражеской группировки, на ликвидацию которой потребовалось два дня.
В результате стремительных действий вырвалась к Висле южнее Пулавы и 69-я армия В. Я. Колпакчи. Ее передовой отряд форсировал реку и, захватив небольшой плацдарм, тут же стал его расширять.
Особенно ожесточенные бои разгорелись с 27 июля в районе Седлеца. Здесь наступали главные силы 47-й армии, которой тогда командовал генерал Н. И. Гусев, и 2-й танковой армии. При этом танкисты получили задачу захватить Прагу, переправы через Вислу и отрезать пути отхода на запад для всей группировки немецко-фашистских войск, находившейся к востоку от Вислы.
Учитывая возможность и дальше развить наступление на варшавском направлении по западному и восточному берегу Вислы, командование фронтом ввело 1-ю польскую армию в первый эшелон на участок Рыцице (10 км севернее Демблина), Влостовице (10 км южнее Пулав).
Выдвижение 1-й польской армии в первый эшелон имело большое боевое и морально-политическое значение. Советское командование берегло ее и только теперь сочло себя вправе ввести в дело. Армия, перейдя границу Польши, направила тогда советскому Верховному Главнокомандованию короткую телеграмму за подписью своего командующего Зигмунда Берлинга: "Перешли Буг. От всей души и всего сердца всех солдат армии - да здравствует Сталин!.. Неслыханный подъем. Масса добровольцев..."
Иные вести пришли из лагеря "лондонцев": там армию Берлинга не считали польской, ее воинов-патриотов называли наемниками. На территории Польши "лондонцы" старались насадить свою власть и прежние, отжившие порядки. В одном из их приказов прямо говорилось, что все попытки "создания левых руководящих центров ("правительств") будут сурово подавляться, даже с применением силы". Английский премьер-министр всемерно поддерживал представителей этого лагеря буржуазных политиканов.
Ставке было известно, что 27 июля из Лондона в Москву отправился новый премьер эмигрантского буржуазного правительства Польши С. Миколайчик. Подгоняло его, видимо, многое: и все возрастающий авторитет Польского комитета национального освобождения, а также Польской рабочей партии, и крепнущие чувства симпатии к нам со стороны польского народа, и наши военные успехи. Наконец, Миколайчика беспокоило обнародованное накануне заявление правительства СССР, где говорилось:
"...Советское Правительство не намерено устанавливать на территории Польши органов своей администрации, считая это делом польского народа. Оно решило ввиду этого заключить с Польским Комитетом Национального Освобождения Соглашение об отношениях между Советским Командованием и польской администрацией". И далее: "Советское Правительство заявляет, что оно не преследует цели приобретения какой-либо части польской территории или изменения в Польше общественного строя и что военные действия Красной Армии на территории Польши диктуются единственно военной необходимостью и стремлением оказать дружественному польскому народу помощь в освобождении от немецкой оккупации"{32}
... Накануне заседания Ставки я вернулся с 3-го Прибалтийского фронта в Москву. Вечером этого дня нам стало известно, что И. В. Сталин отказался от встречи глав великих держав, которую президент США и премьер-министр Великобритании наметили провести в Шотландии во второй неделе сентября. Указав на желательность этой встречи, Сталин писал Черчиллю: "Но в данное время, когда советские армии ведут бои по такому широкому фронту, все более развивая свое наступление, я лишен возможности выехать из Советского Союза н оставить руководство армиями даже на самое короткое время. По мнению всех моих коллег, это совершенно не представляется возможным"{33}.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
