Когда я глянул на капище — Гангмара уже не было, где-то в глубине сооружения дотлевали крошечные фиолетовые сполохи, да расползались в стороны из шипящего клубка змеи. Которым вообще-то полагается зимой спать.
Филька нагнулся и поднял целенькое серебристо-белое пушистое перышко, зачем-то понюхал и принялся приделывать на свой колпак. Я нагнулся, поглядел внимательнее — возможно, мне и показалось, но от перышка явственно несло зеленой маной — тем, что мой эльф считал влиянием Матери.
Тишину нарушал лишь скрип снежка под тяжелыми сапогами — северяне потихоньку расходились, все, кроме волхвов. Эти сгрудились над останками конунга Моррика и что-то делали с ними. Мне было неинтересно. Я усердно очищал клинок Черной Молнии пучком морской травы.
Когда на берегу у капища Морского царя не осталось почти никого, к нам подошел Хольн Плешивый:
— Я не знаю, что здесь произошло, не понимаю. И не хочу понимать. Боюсь? Пускай — такого не зазорно бояться даже доброму воину… Но я скажу так — тебе, чужеземец, лучше покинуть Римбан. Я зимую здесь и не желаю, чтобы со мной на острове было нечто, чего я опасаюсь. Уходи добром — «Нивга» теперь твоя. Я позабочусь, чтобы никто не возразил против этого, хотя смерть Моррика трудно назвать выигранным поединком…
Ну что я должен был ему отвечать? Я не гордился тем, как убил берсерка, мне было стыдно… Тут еще вмешался Никлис:
— Ингви-конунг, не спорь с Хольном, не надо. Я знаю, где нам зазимовать — там не откажут.
Откажут? Черта с два — это такая фигура речи. Кто же мне откажет после сегодняшнего? Да я мог бы заявить и Хольну Плешивому — мол я остаюсь, а ты катись, если меня боишься. Но зачем — повторяю, я вовсе не гордился этой победой.
— Будь по-твоему, Хольн. Завтра с рассветом мы уйдем…
ЧАСТЬ 4
ОСТРОВА — МИР
ГЛАВА 31
Как и было обещано Хольну, «Нивга» отчалила с рассветом следующего дня. Римбан, остров колдунов и викингов, оказался южной оконечностью большого массива разнокалиберных островов, группирующихся вокруг двух крупных, где правили потомки «старшего сына Хаверка», называвшиеся конунгами (вожди разбойников, в отличие от этих наследственных монархов именовались «морскими конунгами»). На островах — достаточно больших — сидели наместники, называвшиеся, в зависимости от величины надела, ярлами или лендрманнами. Кое-кто из ярлов посильнее со временем сделался независимым владыкой и наравне с конунгами участвовал в частых здесь междоусобицах. А наиболее буйные и непокорные из молодых мужчин этого края — те, чьи кровожадность и тягу к приключениям не могли удовлетворить даже вечные драки между вождями — уходили в далекие викингские походы. Кому посчастливилось не сложить голову за морями, возвращались с добычей, покупали за привезенное золото прощение (ибо почти все они перед тем, как уйти на викингском драккаре, успевали набедокурить дома), покупали землю и становились самыми спокойными и законопослушными гражданами своего острова… Долгими зимними вечерами они, покрытые шрамами старики, будут принимать на зимовку молодых викингов, обсуждать с ними перипетии дальних странствий и сетовать, что и битвы ныне не так кровопролитны, и добыча не так богата… А их внуки, наслушавшись стариковских баек тоже когда-нибудь — набив морду сборщику налогов или умыкнув чужую невесту — будут объявлены вне закона и сбегут искать неверной удачи под темно-синим знаменем с белой лошадью…
Пращуры их когда-то бежали от бедствий войны сюда, на край света. И теперь потомки беглецов заново открывали мир, неся войну, смерть и бедствия правнукам победителей… Они сделали войну своей профессией, даже больше — образом жизни и религией, целью и средством. Всем. Состарившись и занявшись мирным трудом, они никогда не забывали своих военных похождений, завидуя в глубине души самим себе — молодым… И ревнуя тех, кто молод сегодня, к славе, силе и задору тех лихих головорезов, каковыми сами они были некогда…
У одного из бывших викингов зимовал год назад Никлис, туда он собирался привести «Нивгу» теперь.
— Малость поздновато, может старый Ротмар уже кого-то взял на постой, — пояснил бывший вор демону, — да ничего. В таком разе он нам, слышь-ка, какого другого бонда посоветует. Но, чтобы знать, твое демонское, порядок у них такой. Перво-наперво, надо дарами поклониться хозяину, далее наместнику конунгову поклониться же. Да клятву дать, что за зиму вести себя будешь тихо, не безобразничать. Это строго, это соблюсти надо — потому что опасаются, слышь-ка, мирные бонды викингов злых. А из мирных этих хозяев едва не половина сами в походы с морскими конунгами хаживали и такое творили, что и рассказать — срам. Однако, что хорошо за морем — у себя дома творить не моги! С этим строго, да поклониться дарами надо…
— Ладно, — перебил Ингви разговорившегося медлинга, — поклонимся. Говорить ты будешь, раз все их обычаи хорошо знаешь. И даров не жалей, сундуки вон полные стоят…
Ингви, когда требовал дань с королевы Риодны, назвал то же, что предпочел в качестве оплаты Проныра, поскольку не сомневался в его оборотистости и умении выбрать товар. Правда, неизвестно было, для продажи в какой земле предназначались «сундуки мехов и перья птицы радонк». Никлис, осмотрев добычу, забраковал перья и выбрал кое-что из мехов.
— Перья, слышь-ка, здесь ни к чему. Они только в наших краях в цене, ведь их рыцари на шлемы себе ладят. А перо — что? На турнир вышел разок и все, нужно перья заново на башку лепить, ежели башка цела осталась, прошу, конечно, прощения, твое демонское… Там это — ходовой товар, редкий. Вот по весне можно сплавать в те края, да и продать их. А меха пойдут, меха риодненские здесь ой как ценятся. Зимы-то бывают суровы на островах.
Пройдя между несколькими островами, Никлис наконец повернул «Нивгу» в сторону очередного лесистого берега, показавшегося из тумана.
Место не было занято. У причала выбранной альдийцем усадьбы покачивалось только несколько лодок. Хозяин, крупный грузный мужчина с заметной проседью в черной бороде, прихрамывая вышел на берег встречать гостей. Увидев Никлиса, он полез обниматься с низкорослым коренастым медлингом, громким хриплым голосом ревя:
— Здорово, Никир-викинг, здорово, богатырь славный! А я уж тебя ждал, ждал… Всем молодцам, лихим мореходам от ворот поворот — мы Никира ждем! Зима же вовсю, а тебя нет… Ну говори, где побывал, из каких стран-краев добычу привез. Эгей, молодцы, — хозяин обернулся к молодым парням, что тоже вышли на берег, — давайте живо готовьте пир. Славных гостей Морской царь послал!
— Постой, погоди, Ротмар-бонд, — попытался освободиться из медвежьих объятий Никлис, не я на корабле нашем главный. Вот, погляди, хозяин — потом твои внуки станут сказывать, что гостевал на этом дворе Ингви-конунг Черный Меч. Герой, каких еще на островах не видывали.
Ротмар выпустил Никлиса (тот принялся потирать помятые плечи) и обернулся к Ингви. Оглядев неказистую фигуру гостя, он, наконец объявил:
— Ежели бы не ты, Никир-викинг, а кто другой мне сказал… Тебе, может, и поверю, что этот конунг — герой великий, — тут его взгляд упал на меха, приготовленные в качестве дара заранее и теперь преподносимые ему викингом по имени Биги, — хотя, пожалуй, ты и не врешь…
* * *
Дальше все пошло своим чередом — «как в лучших домах». Подгоняемые Ротмаром домочадцы принялись готовить праздничный пир. По всему подворью шла веселая суета и суматоха. Ингви, пользуясь тем, что хозяин при деле, исподволь принялся расспрашивать Никлиса. Тот охотно пояснил, что у хозяина два сына. Старший — уже давно женат и живет отдельно на соседнем острове как самостоятельный хозяин. Младший — проказник и обормот, умудрившийся «обрюхатить», как выразился Никлис, дочку лендрманна, теперь в бегах и теперь видно стал на зимовку где-то со своим морским конунгом. Ясно дело, он боится показаться дома, хотя и обещал жениться на девке и признать ребенка, но лендрманн Вигит Лорги сгоряча заломил «за срам» такую виру, что сам теперь жалеет. Не скоро вернется будущий зятек, не скоро бухнется в ноги обиженному родителю невесты. Потому что не скоро сможет собрать выкуп… Те плечистые парни, которые вышли на берег встречать «Нивгу» — работники, а со стариком живет из детей только дочка. Вскоре Никлис показал ее чужеземцам — высокую статную девицу. Телом она пошла в отца, крепкая и по виду очень сильная, а светлые, нечастые среди северян, волосы — унаследовала от матери. Еще Ингви обратил внимание, что здешние мужчины не заплетают кос, а стягивают шевелюру в хвост на затылке.
