10 ноября. <…> Три тысячи тонн (топлива? грузов?)… в настоящий момент не гарантированы из Италии или группы армий «Север» (Восточный фронт)… Укрытия для танков, лед на дорогах… Отряды местной обороны должны собирать захваченную технику в передовых районах.
17 ноября. Окапываться надо накануне ночью.
1. Сначала застроенные территории и штабы – затем минута на сосредоточение артиллерии.
2. Потом переход к артиллерии.
3. Не сосредоточивать огонь с настильной траекторией на железнодорожных станциях, где это бесполезно.
18 ноября. Все атаки начинать одновременно, иначе противник будет предупрежден. Ночная атака только в том случае, если войска готовы для нее. Армированные шлифовальные станки (sic). Убрать всех эльзасцев из дивизий на передовой.
28 ноября. По три одеяла на человека для наступающих частей на западе. Можно их доставить? Ботинки. Пусть из частей сообщат.
6 декабря. Направить в 6-ю танковую армию (канал Мёз) водолаза с флота».
Некоторые из этих заметок явно взяты из армейского устава образца 1918 года, остальное – из личного опыта Гитлера, служившего в те времена в пехоте. Сопоставимых инструкций для авиации там не было.
20 ноября 1944 года, когда бетон на главных башнях «Вольфшанце» едва просох, Гитлер был готов к отъезду. Наступление на западе должно было начаться со дня на день, но другой побудительной причиной стал тот факт, что Красная армия уже стучалась в дверь Восточной Пруссии. В Берлине сделали промежуточную остановку, и там, как всегда, – это было правилом и в Берхтесгадене, – отдельные части верховной ставки оказались разбросанными в разные стороны, даже служебные кабинеты и жилые помещения отделов находились далеко друг от друга. Гитлер с несколькими своими помощниками жил в бетонном укрытии в рейхсканцелярии, серьезно пострадавшей от бомбежек. Кейтель с Йодлем занимали старые запасные квартиры ОКВ в Далеме. Штаб во главе с генералом Винтером сначала расположился в здании люфтваффе по соседству, а позднее перебрался в Цоссен ближе к ОКХ. Старшие офицеры ОКВ и трех видов вооруженных сил встречались все вместе только на ежедневных совещаниях в рейхсканцелярии, которые, как обычно, длились часами.
18 декабря Гитлер переехал из Берлина в штаб-квартиру, известную под названием «Адлерхорст» («Орлиное гнездо»), – в лагере Зигенберг у Наухайма в Гессене, который был подготовлен еще в 1939 году для кампании на Западе. Весной 1940 года «Организация Тодта» подготовила загородный дом в Зигенберге (как оказалось, напрасно) только для «близкого окружения» и, видимо, в предвкушении легкой победы. Теперь зона 1 верховной ставки располагалась в глубоких подземных укрытиях под склоном лесистого холма. Штаб и зона 2 разместились далеко от нее во Фридберге. ОКХ вернулось на свои квартиры в Цоссене под Берлином, где оно находилось в первый период войны.
Несмотря на предыдущие резкие отказы, генералы Модель и Мантойфель сделали 2 декабря последнюю попытку заставить Гитлера изменить план наступления. При этом присутствовали Зепп Дитрих и начальник штаба главнокомандующего на Западе генерал Вестфаль. Разговор длился несколько часов, и фельдмаршал Модель, в качестве делегата от генералов, был откровенен и настойчив, но все напрасно. Гитлер отказался даже обсуждать «ограниченное решение», которое он охарактеризовал как «частичное». Единственное, на что он согласился, так это на ряд мер по дополнительному оснащению войск. Какие серьезные проблемы оставались нерешенными, можно узнать из дневника Йодля, в котором говорится:
«8 декабря. В наличии 7150 кубических метров горючего; еще 6000 в пути, включая 2400 с востока. Остальное поступит с производства и должно быть срочно доставлено…
Боеприпасы: из 64 составов прибыло 55, 3 вышли и 4 загружены.
12 декабря. 7-й армии все еще не хватает двух мостовых опор, саперного батальона с востока и прежде всего резиновых лодок».
Наступление 7 декабря отложили до 14-го. 12-го перенесли наконец на 16-е – это опять напоминало Западную кампанию 1940 года.
Таковы были недостатки и, кроме них, еще много других. Отвечавшие за операцию командиры постоянно демонстрировали, что они против этой операции. Поэтому задним числом наступление в Арденнах можно рассматривать только как отчаянное предприятие, обреченное на провал еще до того, как оно началось. Хотя верховная ставка уже придумала оправдания на случай провала, виды на будущее там были другие. 15 декабря, накануне наступления, Йодль передал фельдмаршалу Моделю следующее: «Окончательные решения приняты… все указывает на победу. Величие и масштаб которой… полностью зависят от руководства операцией… если… придерживаться основных принципов ведения боевых действий… крупная победа обеспечена».
Как всегда перед любой крупной кампанией, Гитлер собрал 11 и 12 декабря в «Адлерхорсте» всех старших офицеров, участвующих в наступлении (половину из них в первый день, половину – на следующий), вплоть до командиров дивизий. Как и за десять дней до того перед генералом фон Мантойфелем в Берлине, так и теперь он произнес длинную речь, раскрыв, помимо главных военных причин, и политические мотивы, которые привели его к такому решению.
«Война – это, конечно, испытание на прочность для всех, кто в ней участвует. Чем дольше длится война, тем суровей это испытание на прочность. Это испытание на прочность при любых обстоятельствах должно продолжаться до тех пор, пока есть хоть малейшая надежда на победу. В тот момент, когда исчезает всякая надежда на победу, у людей не хватает твердости, чтобы выдержать испытание на прочность, точно так же, как крепость сражается до тех пор, пока есть надежда на подкрепление. Поэтому жизненно важно время от времени разрушать уверенность противника в победе, ясно показывая ему путем наступательных действий, что его планам не суждено сбыться. Успешной обороной этого не достичь так эффективно, как успешным наступлением. В конечном счете известный принцип, что у обороны больше преимуществ, чем у наступления, силы не имеет. Мы не должны забывать, что суммарные людские ресурсы с нашей стороны все еще столь же велики, как и ресурсы противника. Мы не должны забывать, что значительная часть сил нашего противника связана в Восточной Азии, воюя против Японии, державы, население которой насчитывает более сотни миллионов и которая с точки зрения технического оснащения является серьезным фактором.
Тем не менее нам должно быть ясно, что хотя длительная и упорная оборона может истощить врага, за ней во всех случаях должно следовать успешное наступление. Поэтому с первых дней войны я старался действовать наступательно когда только это было возможно, вести маневренную войну и не позволять ставить себя в такое же положение, как во времена Первой мировой войны. Если такое все-таки произошло, то это результат, прежде всего, отступничества наших союзников, которое, естественно, сказалось на ходе боевых действий. Войнам, однако, приходит конец, когда та или другая сторона осознает, что эту войну как таковую уже невозможно выиграть. Потому самая важная наша задача – заставить противника осознать это. Быстрее всего он осознает это, когда его вооруженные силы будут уничтожены, а его территория оккупирована. Если нам самим навязали оборону, то наша прямая задача – время от времени с помощью жестких наступательных действий снова давать понять врагу, что он все равно не выиграл войну и что мы, не дрогнув, будем продолжать ее. Психологическое воздействие на противника должно увеличиться за счет того, что мы не упускаем возможности доказать ему: что бы он ни делал, он никогда не может рассчитывать на нашу капитуляцию. Никогда, никогда. Это главное. Малейший признак согласия на капитуляцию означает, что у противника опять возрастут надежды на окончательную победу, что его народ, потерявший всякую надежду, возродит эту надежду вновь и снова будет готов мириться со всеми горестями и лишениями. Опасно публиковать пораженческие меморандумы или обнародовать официальные документы, как это было сделано в 1917 году, известные противнику за годы до того и которыми старались поддержать дух народа обещанием чуда, которое мгновенно изменит ситуацию. Надо заставить противника осознать, что ни при каких обстоятельствах ему не добиться успеха. Как только он придет к пониманию этого – с позиции нации, вооруженных сил и, наконец, в результате жестоких поражений, которые он терпит, – тогда однажды у него сдадут нервы. Произойдет то, что произошло с Фридрихом Великим на седьмом году его войны и что можно считать его величайшей победой. Люди могут сказать: да, но тогда была другая ситуация. Она не была другой, господа. В то время все его генералы, включая собственного брата, практически потеряли веру в успех. Из Берлина явились его премьер-министр и депутации министров и просили положить конец войне, поскольку ее уже не выиграть. Стойкость одного человека сделала возможным выдержать эту битву, и чудо пришло – ситуация в конце концов переменилась. Контраргумент в том смысле, что этого бы никогда не произошло, если бы в России не сменился монарх, абсолютно неуместен. Ибо, если бы он капитулировал на пятом году войны, то смена монарха на седьмом году – другими словами, два годя спустя – ничего бы не изменила. Надо выждать момент.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
