Наступила ночь, и Флис вернулась в свою спальню. Ее оголенная шея на фоне белоснежного халата, который она надела, выйдя из душа, напомнила Фелисити о пропавшем украшении, наполнив ее чувством вины.
Ее мама постоянно носила этот кулон и очень дорожила им. Флис не могла припомнить и дня, чтобы она не надела его. И теперь из-за собственной небрежности Фелисити потеряла его. Почему-то эта потеря причиняла ей такую же глубокую боль, как и утрата матери. Она вновь ощутила ту грусть, которую испытывала в детстве, задаваясь вопросом, почему же у нее нет папы. Эта цепочка и кулон соединили ее родителей, а потом и Фелисити с ними. Это была единственная вещественная связь между тремя людьми. А теперь она прервана. Из-за ее невнимательности.
Правда, теперь у нее появилась еще одна связывающая ее с отцом вещь, напомнила себе Флис. Дом, который он завещал ей.
Но Видаль ясно дал понять, чего он ждет от нее. Герцог де Фуэнтуалва желает, чтобы она продала дом ему.
Флис уже снимала халат и собиралась лечь спать, как вдруг услышала стук в дверь. В спешке накинув халат, она пошла открывать, полагая, что хочет войти кто-то из служанок.
Однако это оказалась вовсе не служанка. Видаль вошел и закрыл за собой дверь.
– Чего ты хочешь? – спросила девушка.
Плохо, если он заметит беспокойство в ее голосе и догадается, что оно вызвано уязвимостью Флис и беззащитностью перед ним. Она надеялась, что нет, видя его циничную ухмылку.
– Не тебя, если ты на это надеялась… А ты все-таки хочешь переспать с Районом, не так ли, Фелисити?
– Нет! – резко выкрикнула Флис.
Без макияжа, с распущенными волосами и босиком, не говоря уже о том, что под халатом она была абсолютно голой, девушка уже чувствовала превосходство Видаля, одетого в светлый костюм и бледно-голубую майку. А тут еще предательское тело вспыхнуло и само потянулось к нему.
Видаль сказал грубо:
– Лгунья. Я знаю тебя.
– Нет, не знаешь. Ты совершенно не знаешь меня. И если ты пришел сюда, чтобы оскорблять…
– Можно ли оскорбить такую женщину, как ты? Я уверен, что ты… женщина, которая отдается всем и каждому.
Каждое его слово, каждое оскорбление, брошенное в лицо Фелисити, словно нож вонзались в ее сердце и уничтожали гордость.
– Я принес тебе это, – коротко объяснил Видаль, сменив тему и разжав кулак. На его ладони лежала цепочка с кулоном.
Флис потеряла дар речи. Ей пришлось протереть глаза и посмотреть еще раз, чтобы поверить в реальность происходящего.
– Мой кулон, – пролепетала она и помотала головой, спросив бессвязно: – Как? Где?
Видаль неохотно ответил:
– Я припомнил, что кулон был на тебе, когда мы зашли в дом, поэтому логично было предположить, что ты потеряла его именно там. После того как пожелал спокойной ночи Бьянке и Району, я съездил туда. Ты нервно теребила цепочку, пока мы были в кабинете Филиппа, поэтому я начал поиски оттуда. В итоге мне повезло, и я нашел кулон на полу рядом с письменным столом.
– Ты сделал это для…
«Для меня», – собиралась спросить Фелисити, но обрадовалась, что не успела это сделать, поскольку Видаль сказал решительно:
– Я знаю, как много значило это украшение для твоей матери и как она дорожила им.
Видаль заставил себя не обращать внимания на робкие нотки в голосе Флис. Он не хотел замечать, насколько она беззащитна и заслуживает сострадания, потому что если бы он признал это, то… То что?
«Это ничего бы не означало», – уверял себя Видаль.
Фелисити кивнула:
– Да, мама очень им дорожила.
«Конечно же он поехал искать цепочку не ради меня. Видаль никогда ничего не сделал бы ради меня», – с грустью подумала она.
– Я рада, что ты нашел его. – Это было все, что смогла сказать Фелисити. Она протянула руку, собираясь взять украшение, но при этом коснулась руки Видаля и тут же почувствовала страх. Страх чего? Флис боялась, что, прикоснувшись к нему, она уже не сможет остановиться.
Видаль понял, что совершил ошибку. Он не должен был заходить к ней в спальню. Так почему же он так поступил? Чтобы проверить свое самообладание? Доказать, что ему все под силу? Видаль осознавал, что на Фелисити надет только халат. Если взять в расчет ее распущенное поведение, грязные наклонности, он может взять Флис прямо здесь и сейчас, насытиться ею, и терзающее его желание наконец будет полностью удовлетворено.
По телу Фелисити пробежала судорога.
– Возьми его, – сказал Видаль, держа в руке мерцающее украшение.
На мгновение они замерли, глядя друг на друга в абсолютной тишине. У Фелисити начала кружиться голова от чувственного напряжения, возникшего между ней и Видалем. Мужчина протянул руку, и Флис показалось, что он собирается дотронуться до нее. Она сделала шаг назад, забыв, что там стоит журнальный столик. Девушка услышала, как выругался Видаль, увидевший, что она споткнулась, но даже тогда она отмахнулась, готовая скорее упасть, чем терпеть его прикосновения. Однако было поздно. Видаль схватил ее за плечи. Его глаза были преисполнены враждебности и презрения, когда он посмотрел ей в лицо и затем уставился на распахнувшийся халат.
Кто-то из них издал короткий стон. Флис не знала, она это стонет или Видаль. Ее грудь лихорадочно вздымалась. Легкие буквально разрывались от недостатка кислорода. Казалось, время остановилось. У Фелисити перехватило дыхание, пока они смотрели друг на друга. Она первая перевела взгляд на рот Видаля, разомкнув собственные губы и издав еле слышимый стон желания. Флис вновь посмотрела Видалю в глаза и увидела, как они горят от осознания того, что рядом с ним стоит женщина, которая хочет его.
– Нет…
Но Видаль проигнорировал ее протест. Его взгляд помрачнел, и Флис уже не могла понять, что таится в глазах мужчины, когда он посмотрел на ее губы. Сердце Флис неистово стучало при мысли об их обоюдном желании. Она видела, как Видаль опустил голову, его губы уже практически коснулись ее губ… Будучи не в силах остановиться, Флис придвинулась к нему.
– Черт тебя подери! – в гневе воскликнул Видаль, оттолкнув от себя девушку.
Цепочка с кулоном лежала на полу между ними. Флис наклонилась, чтобы поднять ее, и тут же замерла от шока, так как Видаль снова схватил ее:
– Ты просто не можешь остановиться, да? Любой мужчина не в силах устоять при виде твоих прелестей? – прохрипел он.
Видаль целовал Фелисити, и она чувствовала его презрение. Она даже могла попробовать его на вкус. Он хотел унизить ее, растоптать, а Фелисити… Она хотела доказать Видалю, как он ошибается. Она хотела наказать его за то, что он осуждает ее. Флис мечтала увидеть, как она сокрушит его неприступность. И теперь у нее появилась возможность сделать это.
Быть может, это обязательно должно было случиться рано или поздно… Быть может, только так Флис могла избавиться от боли, которую причинял ей Видаль… Быть может, ей было необходимо пережить это, чтобы навсегда избавиться от своих глупых грез…
Медленно и уверенно, будто ее тело стало невероятно тяжелым, Флис придвинулась ближе к Видалю, специально прижимая к нему низ живота. Она видела достаточно фильмов с любовными сценами. Затем Фелисити подняла руку и принялась расстегивать пуговицы на его рубашке. Язык Видаля тем временем все глубже проникал ей в рот. Флис охватил чувственный трепет, но она старалась игнорировать его. Дело было не в ее собственном желании – она намеревалась освободиться от всего, что в ее жизни было связано с Видалем.
Теперь рубашка Видаля была расстегнута, и он продолжал осыпать Флис поцелуями. Его поцелуи были настойчивыми, требовательными, без капли теплоты и нежности. Как долго это продлится? Пока его гнев не остынет и он снова не оттолкнет Флис? Она не должна допустить это. Она продолжит подпитывать его гнев, пока не вызовет в Видале физическое возбуждение и желание. И, возможно, лучшим средством для этого является укрепление его мнения о ней как о распущенной особе.
Очень осторожно и медленно Флис прервала поцелуи Видаля и сбросила халат на пол. Она прильнула к мужчине, положила руки ему на плечи и прижалась к его губам.
Она услышала стон Видаля, почувствовала, как он сжимает ее талию. Фелисити пронзило чувство отвращения к самой себе. Что она творит?
Он не допустит этого. Он будет жалеть всю жизнь, если поддастся соблазну. И будет мучиться, если не сделает этого. Тело Видаля раздирали желание и боль. На протяжении семи лет ему пришлось жить с этим желанием, которое пробудила в нем Флис. Он посмотрел на ее тело и почувствовал, что у него нет сил противиться тому, что она ему предлагает. Против своей воли Видаль поднял руки к ее груди, полной и упругой, с уже набухшими от возбуждения сосками.
– О-ох, – вздохнула Флис, потрясенная наслаждением, которое ей доставляли прикосновения Видаля к ее груди. Она не ожидала этого. Ее зрачки расширились, губы стали еще мягче. Тело трепетало. Неужели она желает Видаля? Не может быть. Или это то, чему суждено было случиться?
