— Отец, а можно с формой и оружием я сам попробую разобраться?
— Тебе это так важно? — Император вновь улыбался по-доброму в усы.
— Конечно. У меня масса мыслей касательно этих двух вопросов. Ты ведь не против того, чтобы мы на корпус закупали самое разнообразное стрелковое оружие для изучения и освоения передовых мыслей в военном деле?
— Хорошо. Мне даже самому интересно, что у тебя получится. Впрочем, мы застоялись на свежем воздухе, пойдем в зал, а то наше бегство от прекрасных дам вызовет их разочарование. Видишь, вон и Наталья Сергеевна с подругами переместилась поближе к балкону. — С этими словами император решительно шагнул к двери, ведущей на балкон, открыл дверь и вопросительно взглянул на сына.
Глава 3
КАДЕТСКИЙ КОРПУС
(26 февраля 1857 — 1 октября 1857)
Торжества закончились 2 марта 1857 года, да и то в связи с тем, что Его Императорское Величество отбывал в Санкт-Петербург вместе со всей свитой, императрицей и цесаревичем. Еще на вокзале, продолжая махать ручкой отъезжающему поезду, Александр обратился к Левшину:
— Алексей Аркадьевич, отец мне обещал полное финансирование учебной базы, а также вольность по обмундированию и закупке учебного вооружения. Он вас об этом проинформировал?
— Безусловно. У вас есть какие-то распоряжения?
— Да, конечно. Мы тут практически полгода, а мне еще не представлен будущий комендант моего кадетского корпуса. Это возможно исправить?
— Алексей Петрович уже давно всячески отпрашивается от подобной чести, ссылаясь на плохое самочувствие. Я уже думаю, что нам стоит поискать кого-то моложе и деятельнее.
— Ну что же, думаю, у нас не отвалятся ноги, если мы сами навестим старого ветерана. Как вы считаете? — Левшин несколько удивленно посмотрел на Сашу, но быстро взял себя в руки:
— Безусловно, это решит проблему его плохого самочувствия.
— Вот и отлично. Отправимся к нему в гости прямо с вокзала.
Небольшой церемониал на вокзале закончился довольно быстро, и уже через четверть часа Александр в легкой бричке вместе с Левшиным ехал к месту проживания Алексея Петровича Ермолова. По информации, которую предварительно собрал великий князь, этот старый генерал был весьма необычным человеком. Рожденный в 1777 году и воевавший еще с Суворовым, он имел весьма мощный характер, который не позволял ему ладить с начальством. Ну не умел он «вылизывать задницы», а ведь, как известно, это одна из наиболее ценных добродетелей в рядах высшего руководства. Как говорится, у кого язык трудолюбивее, тех и уважают. Но как военный специалист он был весьма и весьма мощным товарищем, который сохранял самообладание перед лицом любого врага и готов был идти, не оглядываясь, до конца. А как он наводил порядок на Кавказе, любо-дорого смотреть. Стремительно и мощно. Даже ломовые вливания британского оружия и денег не сильно помогали в поддержании беспорядков и антироссийских выступлений. Правда, сейчас он уже стар и обижен на императоров российских, но именно за этим к нему Саша и ехал. Ему надобно было, чтобы старый лев не умирал, тихо протухая в своем вольере, а вышел на люди и последние дни своей жизни прожил, вдыхая полной грудью и не скитаясь по углам.
Встреча оказалась весьма прохладной, сам Алексей Петрович не спеша вышел на крыльцо и, морщась от необходимости принимать кого бы то ни было, пригласил «дорогих гостей» внутрь. Убранство его жилища было простым и незамысловатым. Никаких излишеств. Все просто, надежно и по делу. Это явно не нравилось Левшину, который привык жить в праздности и пышности, но впечатлило Александра. Внутри небольшой залы Ермолов, совершенно игнорируя этикет, уселся в большое кресло и уставился на вошедшую парочку незваных гостей. Алексей Ираклиевич со слегка кислой мордой лица от такого теплого приема стал рассказывать о том, что Ермолову надлежит сделать по распоряжению Его Императорского Величества. А великий князь отошел в сторону и рассматривал небольшую коллекцию холодного оружия, привезенную Алексеем Петровичем откуда-то с востока, вероятно с Кавказа. Впрочем, долго эта бесполезная волокита с уговорами и отповедями длиться не могла. Александр подошел к совершенно раздосадованному таким пренебрежительным положением Левшину и попросил его оставить их для разговора с глазу на глаз. Выждав секунд пятнадцать-двадцать, прежде чем Алексей Ираклиевич выйдет во двор к бричке, дабы отдышаться и спустить накопившийся пар, он повернулся к Ермолову. Лицо оного было полно ленивого пренебрежения и даже легкой усмешки. А потом великий князь повернулся к окну, сделал несколько шагов и взорвался.
— Ты! — Александр буквально взревел, вкладывая в этот возглас всю ярость, которую только мог из себя выдавить. Алексей Петрович, совершенно не ожидая подобной выходки, привстал и несколько взбодрился. — Трус! — вновь выкрикнул с не меньшим эмоциональным наполнением великий князь, указывая на Ермолова рукой. От таких слов старый, дряхлый мужчина преобразился. Лицо стало суровым, глаза прищурились, а сам он как-то весь подтянулся и ожил. Будто лет десять сбросил. — Как ты смеешь отступать перед лицом врага?! — Негодованию Александра не было предела. Впрочем, Ермолов уже закипал и был на не меньшем взводе.
— Что?! — Алексей Петрович взревел, не выдержав провокации, которую ему устроил великий князь.
— То! Меня бессовестно обманули! — Великий князь изо всех сил ударил кулаком по столу так, что чуть не отбил себе руку. Но получилось эффектно. — Я хочу видеть генерала Ермолова! Кто мне подсунул этого трусливого старика?
От таких слов Алексей Петрович, задыхаясь от ярости, с придыханием заорал:
— Щенок! Что ты себе позволяешь?! — На крики вбежал Левшин, но, войдя в комнату, поймал на себе два разъяренных взгляда, привлеченных новым шумом, от коих ему стало совершенно страшно, и, поспешно ретировавшись, остался под дверью подслушивать разговор, не привлекая более их внимания.
— Сядь! — Александр продолжал рычать на Ермолова. — Сядь и подумай о том, что ты творишь. Боевой генерал. Герой Бородинского сражения. Гроза Кавказа. А в старости стал трусом, — проговорил великий князь с легким пренебрежением. — Тебе же немного осталось. Как ты в глаза Александру Васильевичу там, — Саша поднял руку и указал пальцем наверх, — смотреть станешь? Что скажешь? Оправдываться начнешь, что, дескать, в старости перед чиновничеством совсем сконфузился. Как оставил помыслы о делах благих, лелея жалость к себе, любимому? — Ермолов, насупившись и пыхтя, плюхнулся обратно в кресло. Его рассеянный взгляд блуждал по полу. Александр повернулся к нему спиной и, отойдя к небольшому окну, молчал, рассматривая мутные разводы, оставшиеся после многих дождей на стекле. Через несколько минут молчания он развернулся, взял небольшой табурет, поставил его перед стариком и, сев, продолжил: — Ты знаешь о том, что Восточную войну мы проиграли по всем статьям? Понимаешь, в чем причина? — Ермолов молча поднял тяжелый взгляд и уставился прямо в глаза Александра. — Молчишь? А ведь ты все понимаешь. Солдаты, кои даже стрелять толком не умеют, офицеры, которые только числятся в армии и прожигают свою жизнь по балам, пивным да игорным заведениям. И это если не вдаваться в пошлые подробности. — Саша стал вышагивать по кабинету, стараясь произносить свои слова медленно, четко и ясно, выговаривая в такт шагам. — Все прогнило к чертовой матери, а ты от дела бегаешь и ломаешься, как какая-то девка на выданье. Ты думаешь, это было легко — получить возможность для постройки новейшей военной учебной базы, где наших воинов смогут научить чему-то дельному и полезному кроме маршировок, танцулек да попоек? Полосы препятствий, новые учебные корпуса с залами для практических занятий, атлетические снаряды для укрепления тела, стрелковый полигон для изучения нового оружия и много чего прочего для пущего развития армии нового строя. Ты что, хочешь подвести свое Отечество, в котором лишь единицы способны в нынешнюю тяжелую минуту встать на его защиту не для корысти личной, а ради дела общего? И ты среди них. Ну! Что молчишь? — Александр повернулся на каблуках и вновь посмотрел пыхтящему Ермолову в глаза, и тот, немного помолчав, с тяжелым вздохом ответил:
— Но я действительно очень слаб и боюсь, что умру со дня на день. Как мне такому сражаться?
— Да пусть у тебя даже ног с руками не было, то зубами надлежало бы вгрызаться. Поймите, Алексей Петрович, этот затяжной бой будет у вас последним. И только от вас зависит то, как вы его примете. Тихо помирая на диване или сражаясь с врагами Отечества до последнего вздоха. Вы нужны мне. Нет, не мне. России. Если вы хотите, чтобы наша Родина выжила, чтобы не слегла под ударами врага, вы должны собраться с силами и вступить в этот бой. Примите должность и начинайте действовать, зная о том, что отступать более некуда.
